Кто-то тронул меня за рукав.
— Бармен говорит, что вы спрашивали Жака Дюкло?
Я оглянулся: передо мной стоял невысокий блондин в потрепанном костюме. Говорил он с явным швейцарским акцентом.
— Да, именно так.
В руках блондин держал бутылку бордо и стакан. Не дожидаясь приглашения, он уселся за мой столик, наполнил стакан, залпом выпил и посмотрел на меня. Его лисьи глазки пронизывали меня насквозь. Я в свою очередь принялся разглядывать незнакомца: ему можно было дать что-то около сорока пяти лет, но шустрые проницательные глазки удивительно молодили его.
— Карл, — представился швейцарец.
— Берт, — кивнул я.
— Я частный детектив, разыскиваю Жака Дюкло.
— Вот как? — я поерзал, удобней устраиваясь на стуле, и предложил ему виски.
— Нет, благодарю. Не понимаю, как вы, американцы, можете пить подобную гадость. Хотите бордо?
— Я пью только виски. Хоть это и гадость, зато крепкая гадость.
Карл усмехнулся.
— Так это вы заходили к Анни Дейль, — поинтересовался я утвердительно.
— А вы, похоже, не теряете времени даром. Поделитесь секретом, как вам это удается. Думаю, что объединившись, мы скорей добьемся успеха.
— Резонно, — согласился я. — Только меня больше интересует Анни Дейль, чем Жак Дюкло.
— Уверен, что исчезновения обоих связаны между собой.
— Ну, если так… — и вкратце я изложил ему все, что успел узнать.
Во время моего довольно сбивчивого монолога — здешнее виски и в самом деле было совершеннейшей гадостью — Карл невозмутимо потягивал бордо, но его лисьи глазки, казалось, пытались просверлить во мне дырки.
— Все, что вы рассказали, не так интересно, как вы думаете, — заметил он после того, как я умолк. — Меня больше интересует ваша деятельность во время войны. Вы пока единственный член группы, с которым можно сейчас поговорить. Остальные неизвестно где.
— Хорошо, я расскажу вам. Но прежде мне хотелось бы узнать кое-что и о вас.
Швейцарец ухмыльнулся.
— Я — Карл Шнайер. Как уже говорил, моя профессия — частный детектив. В основном тружусь на «Интернейшнл банк», который расположен в Берне. Должен вам заметить, что швейцарские банки имеют обыкновение заботиться о своей репутации, и мне иногда приходится разыскивать клиентов, в том или ином смысле интересующих совет директоров. Вышеупомянутый Жак Дюкло получил наследство в пять миллионов долларов, и моя задача найти счастливчика или, убедившись в его смерти, представить совету директоров соответствующие документы. Я прибыл в Париж неделю назад, — продолжал детектив. — И за это время узнал, что Жак Дюкло и еще шесть его товарищей исчезли. Полиция знает лишь о трех исчезновениях: об остальных никто не сообщил, но все равно, похоже, ажаны[1] не собираются слишком энергично заниматься поисками. Люди исчезли, не оставив никаких следов. Свидетелей нет. Я побывал всюду, где они могли появиться, и провел самое тщательное расследование. И всюду результат один — ноль! Я не был только в клубе «Фламинго», где работала Анни Дейль. Это настолько закрытое заведение, что никакие деньги не помогут проникнуть в него. Там собираются известные политиканы и новоявленные нувориши, чей счет в банке перевалил за семизначную цифру. Пока я не вижу возможности попасть туда.
Я смотрел на Карла Шнайера, и этот парень нравился мне все больше и больше. Похоже, у него была хватка, и он не даром ел свой хлеб. Отныне мы были союзниками, а вдвоем можно сделать гораздо больше, чем в одиночку.
Я допил свой стакан и встал.
— Подождите здесь, — попросил я. — Мне нужно позвонить.
Он кивнул:
— Конечно, нам есть о чем поговорить.
Я взглянул на часы и направился к бару. Было пятнадцать минут седьмого.
Теперь заведение наполнилось посетителями, и я, протолкавшись сквозь эту живую изгородь, спросил бармена:
— Эй, парень, где у вас телефон?
— В углу за стойкой.
Я не без труда разыскал старенький аппарат, притаившийся между двух кадок с пальмами. Мне нужно было позвонить Анри Лесажу, который стал сейчас крупной фигурой в парижской администрации. Во время войны он возглавлял французскую разведку, и моя группа здорово помогла ему, захватив поезд с картинами. Он был очень обязан нам: именно с этой операции его дела пошли в гору. Мы сделали всю грязную работу, а он получил повышение.
Анри сам поднял трубку.
— Алло, Анри, — позвал я.
— Кто у телефона? — раздался его удивленный голос: видно, уже давно никто не называл Лесажа просто по имени.
— Если мне не изменяет память, приятель, во время войны ты был знаком с американцем, которого звали Берт Мейн.
— Берт! — заорал Анри с неподдельным восторгом. — Ты в Париже?!
— Несомненно, — подтвердил я. — И с удовольствием заглянул бы к тебе пропустить стаканчик, но сегодня я страшно занят.
— Тогда встретимся завтра.
— Договорились. Но ты должен оказать мне одну услугу.
— Конечно, Берт.
— Мне необходимо попасть в клуб «Фламинго». И сегодня же.
Несколько минут он тяжело дышал в трубку.
— Зачем, Берт? — наконец заговорил он. — Это самый аристократический клуб Парилка.
— А просто так, — объяснил я. — Так ты поможешь или мне обратиться к кому-нибудь другому?
— О чем ты говоришь, Берт? Конечно, помогу. Подъезжай ко входу в девять часов. Я буду ждать тебя.
— Я не один.
— Это уже сложней… Но я сделаю. И вот что еще… Надеюсь, у тебя есть деньги, чтобы заплатить там по счету?
Я расхохотался.
— Итак, до девяти, — и повесил трубку.
Карл по-прежнему сидел перед полупустой бутылкой.
— Ну что?
Я не мог отказать себе в удовольствии немного поиграть на публику.
— У вас есть смокинг, Карл?
Он непонимающе уставился на меня:
— Предпочитаю носить твидовые пиджаки — они не жмут под мышками. А зачем мне смокинг?
— Пригодится, — многозначительно сказал я.
Глава 2
Клуб «Фламинго» располагался на самой окраине Парижа. Мы подъехали туда на новеньком «бьюике» Карла. Вечер был необычно душным для Парижа в это время года, и капли пота, скатываясь по нашим лицам, стекали за воротничок. Взятые напрокат смокинги прилипали к телу, и нам очень хотелось сбросить эту униформу богатых, но положение обязывало. Мой смокинг, например, еще и угрожающе трещал по швам при каждом движении.
У высокой ограды клуба стояли три автомобиля. Анри Лесажа не наблюдалось, и мы припарковались за одной из машин.
У входа за ограду охранники, светя фонариками прямо в салоны автомобилей, внимательно вглядывались в лица посетителей. Я почувствовал легкое беспокойство. Наконец, детина с физиономией, напоминающей свеже-срубленную балалайку, уперся в нас пронзительным, как трамвайная сирена, взглядом.
— Входные билеты! — потребовал он.
Только я раскрыл пасть, чтобы гавкнуть позлобнее, как подъехала еще одна машина, и из нее вышел тучный человек лет пятидесяти. Даже на расстоянии было видно, как на его лысом черепе поблескиваюткапельки пела. Охранник взглянул на него, и его деревянный фас расплылся в широкой улыбке.
— Добрый вечер, месье Лесаж. Я не заставлю вас ждать.
Но Лесаж даже не взглянул в его сторону.
— Берт, дружище! — крикнул он мне, с несолидной резвостью нырнул в свою машину, схватил там какой-то пакет и передал охраннику, который смотрел на все эти манипуляции в полной растерянности. — Пропустите их, — велел Лесаж, садясь на заднее сиденье «бьюика».
Охранник вынул из пакета бумагу, просмотрел ее и махнул нам рукой:
— Проезжайте!
Я тронул машину с места, автомобиль Лесажа двинулся следом.
— Познакомься, — обернулся я к Анри. — Это мой друг Карл. А это — парень, с которым мы воевали против бошей. Он был связан с маки, а я руководил отдельной группой. Однажды мы вместе с ним продержались в горах Верхней Силезии больше месяца.
— О! Поговорим о наших победах! — воспламенился Лесаж. — А помнишь тот поезд?
1
Ажаны — полицейские (фр.).