— И все, что я должен сделать, это изготовить копию?

— Нет, милый, кое-что еще. Это же все-таки пятьсот грандов. У тебя таких денег еще не было.

— Что же еще?

— Вот над этим надо подумать, Эд передаст мне икону во вторник. Радниц настаивает, чтобы икону ему доставили в Цюрих.

— Куда? — взвыл Луи.

— Цюрих, в Швейцарии, — сказал спокойно Кендрик. — И, пожалуйста, дорогой, прошу тебя ради бога, успокойся и не шуми так.

— Швейцария? — повторил Луи. Вся радость получения 500 тысяч сразу увяла. — Да вы в своем ли уме? Все выходы будут закрыты. Комар не пролетит. Подключат Интерпол. Всех подозрительных прочешут под гребенку. Цюрих? Невозможно, Клод, вы проявили преступную неосторожность, связавшись с этим чудовищем Радницем.

— Невозможных вещей не существует, милый. У нас есть время до вторника, и мы все как следует обдумаем.

— Уж не думаете ли вы, что я должен протащить эту вещь контрабандой за границу?

Кендрик рассматривал такую возможность, потом решил, что нервы у Луи не те.

— Нет конечно. Но нужно найти какой-нибудь безопасный способ. Прежде всего займись копией.

Луи колебался, затем, подумав о большом куше, согласился.

— А теперь подумаем. Допустим, у Эда ничего не выйдет.

Но Луи уже схватил каталог и вышел из комнаты. Кендрик снова захотел есть и пофланировал к холодильнику. Там, выбрав хвост омара, он вернулся к своему письменному столу, сел и глубоко задумался.

В своей обычной демонстративной манере под пристальным взглядом соседей Лепски вернулся домой, прошагал по дорожке и, хлопнув входной дверью, вошел в дом.

Он провел счастливый день, рассказывая Бейглеру и Максу Якоби, как Кэррол получила наследство, как он заставил ее согласиться истратить деньги на путешествие в Европу. Он замучил обоих копов, но это был его звездный час, и унять его было невозможно. Наконец Бейглер сказал, что идет домой, приказав им действовать самостоятельно, если будет что-нибудь важное, позвонить ему.

— Хэлло, бэби! — загромыхал Лепски. — Я вернулся. Что на обед?

Кэррол лежала на софе босиком с закрытыми глазами.

— Обязательно надо так орать? Я устала.

— Наверное, моталась по магазинам?

В такое время обычно Кэррол торчала на кухне, готовя обед. Видеть ее лежащей на кушетке без дела было для Тома струей ледяного душа.

— Иногда бывают времена, Лепски, когда я думаю, что ты набитый дурак. Я все готовила к отъезду. Ты думаешь, мало разных дел?

— Конечно. Но что же все-таки на обед?

— Ты можешь еще о чем-нибудь думать, кроме еды? Я весь день провела в конторе и устала.

— Бедняжка. Весь день? Что же ты успела сделать?

— Миранда, как всегда, с причудами. Она не может вбить себе в голову, что мы хотим путешествовать первым классом. Она считает, что вполне достаточно лететь обычным пассажирским рейсом.

— А чем же это плохо, крошка?

— Лепски! Это будет отпуск всем отпускам. Будем путешествовать везде только первым классом.

— Прекрасно… прекрасно. Делай как хочешь, бэби. Но что же все-таки на обед?

Кэррол села, ее глаза метали молнии.

— Не знаю и не хочу знать! Если ты мне еще раз об этом скажешь, я с тобой разведусь.

— Значит, не знаешь. Хорошо, тогда давай хоть выпьем. — Лепски направился к бару. Открыв его и перебрав несколько бутылок, он с удивлением посмотрел на жену.

— А где мой «Кати Сарк»?

— Сядь, пожалуйста, и послушай, что я сегодня делала.

— Где мой любимый ликер?

— Ты опять о еде и вине? Сядь уж, ради бога, и выслушай, наконец, что я сегодня делала.

— Ты опять ходила к этой старой пьянчужке Матильде? И ты отнесла ей мой любимый ликер.

— Послушай, Том. Я очень сожалею об этом. Мне нужно было пойти повидать ее. Я с тобой согласна, что она действительно много пьет.

Уже много лет Кэррол вверяла свою судьбу ясновидящей гадалке, огромной негритянке, предсказывающей ее будущее. Дважды она указала Лепски через Кэррол нить к убийцам, которых Том сам бы не нашел. Слово ее было свято для жены.

— Том, я подумала, что неплохо бы посоветоваться с ней перед путешествием.

— И чтобы ее умаслить, ты отдала ей мой ликер?

— Да, Том, извини. Я куплю тебе другую бутылку.

Все это было так неожиданно, что Лепски сорвал с себя галстук и расстегнул пуговицу на воротнике рубашки.

— Успокойся, ничего особенного не случилось, бедной женщине нужен какой-нибудь возбудитель, прежде чем ей откроется будущее.

— И поэтому она вылакала полбутылки, да?

— Немного меньше половины, и все равно она несла какую-то чушь. Она сказала, что мы не должны ни при каких обстоятельствах никуда ехать, что все приготовления нужно прекратить и оставаться дома. Она сказала, что мы встретимся с очень опасными людьми, называла имя какой-то Екатерины, которая ввергнет нас в бездну несчастий. Но насчет этого имени она не была полностью уверена. Она заявила, что нечетко видела, так как кристаллический шар, по которому она гадает, помутнел.

Лепски извлек рык, который напугал бы бизона.

— Еще бы! У меня бы не только помутилось в голове, меня бы свалило с катушек, если бы я хватил столько ликеру.

— Ты шутишь, Том. А меня это немного беспокоит. В прошлом Матильда всегда все правильно предсказывала. Может, нам и в самом деле лучше остаться дома?

Лепски подумал о том, как он прожужжал Бейглеру и Якоби все уши относительно путешествия, и теперь бы они высмеяли его, откажись он от этой затеи. Какие оправдательные причины он бы мог выдвинуть? Он встал, подошел к Кэррол и мягко обнял ее.

— Не обращай на это внимание. Старая задница просто опьянела. Ей, конечно, интересно, чтобы ты осталась дома. Кто еще будет носить ей такие ликеры.

— И все-таки это беспокоит меня. Что это за женщина по имени Екатерина? Каких это опасных людей мы можем встретить? Я попыталась допытаться, но она только причитала и качала головой.

Лепски продолжал ласкать жену.

— Не обращай на это внимания. Выкинь из головы. Мы получим такое удовольствие. Наплевать мне на этот ликер.

Видя, что Кэррол начала успокаиваться, он с надеждой улыбнулся и снова спросил, что же все-таки будет на обед.

Эд Хэддон рассчитался с водителем такси, остановившимся у небольшого мотеля на шоссе, ведущем к Вашингтону. Он был в повседневном темном костюме с портфелем в руке. Задержавшись взглядом на балконе и не увидев там человека, с которым он приехал встретиться, он зашагал по дорожке и вошел в фойе.

— Эд! — проникновенный мягкий голос заставил его остановиться на минуту, чтобы увидеть пожилого священника, сидевшего на кресле и улыбавшегося. Ему было далеко за шестьдесят, лицо круглое с несколько фиолетовым оттенком, торчащие пучки седых волос, мягкая, добрая улыбка — все, что так привлекало маленьких детей и стареющих женщин. Он был плотен, среднего роста и носил очки со сферическими стеклами. Доброта и христианское всепрощение были написаны на лице этого святого.

Хэддон подозрительно осмотрел его и затем произнес холодным безразличным тоном:

— Вы обратились ко мне?

Священник засмеялся: приятные мелодичные звуки направили бы на истинный путь самого отпетого преступника.

— Ну как, Эд, нравится? — спросил он.

— Бог ты мой! — Хэддон двинулся к нему с широко раскрытыми глазами. — Это ты, Лу?

— А кто же еще? Неплохо?

— Неужели так можно изменить внешность?

«Священник» утвердительно кивнул головой и придвинул стул рядом с собой, приглашая его сесть.

— Невероятно! — не успокаивался Эд. — Блеск! Ну и артист!

— Ну ладно, приди в себя. Мне и самому нравится. Я получил твое письмо. Итак, дело завертелось?

А Хэддон все сидел и разглядывал «священника». Он работал с Лу Брэди удачно в течение последних десяти дет. Брэди был лучшим специалистом по кражам произведений искусства и, что самое главное, никогда не попадался, а поэтому и не имел досье в полиции. Кроме того, что он был великим специалистом по замкам и сейфам, он был еще большим мастером перевоплощения и маскировки. Каждый, посмотревший на него, никогда бы не подумал, что ему всего лишь 35 лет, и что он тонок как палочка спаржи. Несколько тампонов во рту превратили худощавое лицо в полное. Самодельный парик превратил его в облысевшего господина с пучками седых волос. Хэддон видел его в разном обличии, но такого удачного перевоплощения не видел еще ни разу: пожилой, располневший добродушный сын церкви.