Кто такой, этот Александр Сергеевич, знаешь»?

       Француз пожимает плечами.

      «Это Пушкин, – говорю я, - наше всё. Это к нему Шевчук обращается через века и поколения».

      «Я знаю, кто такой Пушкин, и что он для вас значит, - говорит Ирван, - я только думал, что эта песня не о нём…».

      «Ну, песня не совсем о нём, - соглашаюсь я, - она об осени, любимой его поре».

    Я рассказываю Ирвану историю «Болдинской осени», о холере в Москве в восемьсот тридцатом году,  о том, что Пушкин из-за неё задержался в Болдино на три осенних месяца, что в это время он и написал  тридцать лучших своих произведений. Потом Пушкин ещё два раза посещал  это место и оба раза тоже  продуктивно.

    «Осень у Пушкина – лучшая его творческая пора», - говорю я.

    «Ты умеешь рассказывать, - говорит Ирван, - приедем к тебе домой, я это тоже всё запишу. Мне это поможет в разгадке русской души».

     Я снова чувствую, как француз благодарно пожимает моё плечо.

   Часть V. Глава IV.

    «Не сильно поможет, - отвечаю я, - ваш маркиз де Кюстин целый год по нашей стране катался, а толку. Всё высматривал, как наши люди живут. Оно ему надо? Книгу потом написал об этом в тысячу двести страниц, правдивую, конечно, но за неё потом добродушнейший Жуковский обозвал его собакой. Нам не правда о нас нужна, мы её и без иностранцев знаем, нам важно другое – как ты относишься к России: с любовью или нет. Маркиз описывал всё в насмешливом тоне, а насмехаться над собой русские никому не позволяют. Наполеон и Гитлер поняли это…правда слишком поздно».

   Я поворачиваюсь к Ирвану проверить, слушает он меня, или нет?

   Француз в ответ снова пожимает моё плечо.

    Боковым зрением я вижу, как мимо нас проезжает Нива Шевроле.

         «Моя машина», - говорю я.

      «Жалко? - спрашивает Ирван, - в который раз ты уже это говоришь».

       «Есть, маленько», - отвечаю я нехотя.

        «Отжали тачку, а ты не переживай, - смеётся Борис, - купишь себе новую, крутую».

   Уже на въезде в город, Ирван неожиданно вспоминает, что так и не приобрёл подарка для моей жены.

    «Сейчас мы это исправим, - говорю я, - возле  памятника Гагарину есть магазин «Малахитовая шкатулка».  Там  продаются поделки из натуральных камней. Моя жена любит такие вещи».

     Припарковавшись у стадиона «Динамо», мы направляемся к магазину.

      Внутри тихо и прохладно, кондиционер работает почти бесшумно.

      Все полки в магазине снизу до верху уставлены вырезанными из камней безделушками.  Слоники, черепашки, лягушки и прочая не нужная в быту живность чередуются с вещами нужными: стаканами, ложками, блюдцами и другой утварью.

    Ирван в замешательстве, что выбрать?

    «Бери, что пригодится в хозяйстве, - говорю я, - стаканы, кружки, или чашки. И я когда-нибудь ими воспользуюсь, заодно и тебя помяну добрым словом».

     Борис тоже решает помочь французу в выборе подарка.  Он достаёт с верхней полки (ростом он повыше) два набора. В каждом  по два стакана. Сделаны они из малахита, на свету отдают благородной зеленцой.

     «Их беру», - говорит Ирван и откладывает в сторону стаканы с зеленоватыми узорами. Потом он смотрит сквозь них на свет и  проводит пальцем по краям. Это я ему советую сделать, чтобы не было вопросов, как у меня в Турции, когда я только дома обнаружил отбитый край посудины. Но я то могу пить и из выщербленной чашки, а жена этого делать не будет. У неё на этот счёт есть определённые приметы. Но, как бы там ни было, всё проверив, мы идём к кассе. Ирван выбранным подарком доволен, а потому платит с удовольствием.

    Молодая продавщица заворачивает каждый стакан в бумагу, укладывает их в разрисованный пакет и отдаёт нам.

     Жена дома, увидев, что ей преподнёс француз, расцелует его в обе щёки.

    В этот вечер мы будем сидеть с ним допоздна, и беседовать обо всём.

        Часть V. Глава V.

          «Завтра я уезжаю, - напомнит он мне, - а мы так и не сделали твои задания по французскому. Будем их делать»?

           «Будем», - отвечу я.

       Ещё в день приезда я прожужжал ему все уши, что моя молодая учительница задала мне на дом на два летних месяца домашнее задание.

       «Дёвуар а домисиль», - скажу я.

       «Просто дёвуар, - поправит он, - это выражение  уже означает домашнее задание, - а домисиль – это на дом. Как там у вас говорят, масло масленое».

       Иногда Ирван поражает меня своими знаниями…

       И вот теперь я, наконец,  напрямую удостоверюсь в его учительских навыках.

        Я беру тетрадь с листками домашнего задания, и мы отправляемся на кухню.  За столом здесь всё ещё  витают запахи от недавнего ужина. Но, нужно настроиться на рабочий лад и приступить к первому заданию.

       Когда-то, двадцать лет назад, когда я только начал заниматься каратэ, сэнсэй учил меня оставлять все проблемы за стенами зала. Сначала я даже не мог в это поверить. Как это оставить проблемы снаружи, когда они внутри меня. Кредит невыплаченный никуда не денется, пока я тренируюсь в зале, сломанный холодильник не отремонтируется сам собой, близкий родственник не воскреснет… и т. д. Но, оказалось, что научиться можно всему, и всё можно преодолеть, если настроиться на это. Теперь мне это уже делать легче. По крайней мере, с французским я справиться должен…

       Словаря с собой я не беру, зачем он мне, если рядом живой француз.

       Первый листок с заданием идёт трудно. Я то и дело натыкаюсь на незнакомые слова, запинаюсь, норовлю вскочить со стула и побежать в спальню за словарём.

      Ирван останавливает меня и ненавязчиво подсказывает, но не напрямую, а наводящими вопросами, чтобы я сам догадался: где «врэ» (правда), а где «фо» (ложь). В основном я попадаю, но иногда ошибаюсь, тогда француз переворачивает листок на исходную сторону и заставляет меня перечитать всё заново:

     «Тут всё написано, - говорит он, - читай  внимательно».

     Ирван учитель со стажем, давно учит взрослых учеников, а потому знает, как с ними обходиться. Но мне от этого не легче. Я, конечно, помню, что мозг взрослого человека развивается только от непривычной для него работы, но как себя заставить её выполнять?