Потом подхожу к памятнику моей двоюродной сестрички Нины. Она утонула сорок лет назад. Мы были с ней  почти ровесники. Когда мы только родились,  её отец предлагал моему отцу  поменяться нами. Не знаю, всерьёз он это делал или в шутку… Но я почему-то помню это до сих пор.

   Утонула она в нашей неглубокой речке второго августа, сорок лет назад. Я тогда помогал отцу по каменщицким делам, мы строили подвал. Было это недалеко от места трагедии, но я ничего не почувствовал… А ведь уже тогда я умел нырять лучше всех на нашей улице.

     Я глажу мраморные черты её юного лица, теперь уже никогда не постареющие, и шепчу про себя:

     «Прости меня, сестричка, что не уберёг тебя. Я знаю, ты мне всегда помогала… и тогда и теперь…».

     У Коли неожиданно звонит телефон. Он что-то пытается объяснить кому-то на том конце провода,  но у него не получается. Он отдаёт трубку Ирвану и просит его:

    «Скажи моей подруге, - говорит он, - что я сейчас в Почепе, и что со мной  настоящий француз. Она мне не верит, думает, я шучу.  Скажи ей что-нибудь по-своему».

    «Ирван берёт телефон и начинает говорить:

     «Бон жур, комман са ва (добрый день, как дела)»?

    Мы с Колей смеёмся, француз улыбается.   Чувство утраты, только-только захватившее меня с головой, куда-то уходит. Жизнь есть жизнь…

    Уже после отъезда Ирвана, я позвоню Коле, узнать, как у него дела, а он радостно сообщит мне:

   «Только что компания ушла, - скажет он, - день рождения был у моей подруги. Человек десять за столом было».

   «Ну, ты хоть похвастался, что теперь у тебя в друзьях француз»? – поинтересуюсь я.

    «А как же», - засмеётся Коля…

     Возвращаясь в Брянск и уже подъезжая к городу, совершенно расслабленный Ирван говорит мне:

     «Какие же хорошие у тебя родственники. Твой дядька просто чудесный человек…».

     «Ты ещё многого про него не знаешь, - говорю я, обернувшись, - он не только Гагарину помогал, Аркадий Сергеевич в прошлом двадцать лет был начальником уголовного розыска. У него есть медали и ордена за задержание особо опасных преступников. Сейчас ему 77-мь,  за плечами три инфаркта и сложнейшая операция на сердце, а он ничего: молодец и жизнелюб, хозяйственник и заядлый рыбак. После операции на сердце, ему нужны были деньги на послеоперационный уход. Не знаю, как другие, а я помог. Аркадий Сергеевич и раньше ко мне хорошо относился, но после этого просто души во мне не чает. Ну а мне приятно».

    Перед въездом в город  мы заезжаем на заправку. Я сую Николаю тысячу на бензин, по договорённости это моя доля.  Ирван замечает это и, когда Николай выходит из машины, предлагает со своей стороны поучаствовать в оплате поездки. Я отрицательно киваю головой, но он просовывает между сидений  пятисотрублёвку и твёрдо говорит:

    «Я по-другому не могу,  я уже тоже немножко русский».

   Дома за ужином, уставший и довольный, он вспомнит нашу поговорку:  «То, что русскому хорошо, то немцу смерть…».

     «Это и французу тоже»? – засмеётся он.

     «И французу, и англичанину, и американцу, и всем вам нерусским однозначно», - подтвержу я.

    «Так что, я теперь вместо немца могу говорить француз»?

     «Нет, - возражу я, - в оригинале должен быть всё же немец. До девятнадцатого века на Руси всех не знающих русский язык называли немцами, поэтому и поговорка такая. Но относится она ко всем иностранцам».

      Ирван  достанет свою записную книжку и опять всё тщательно в неё запишет.

  Вечером перед сном я намажу его обгорелую спину тайским тигровым бальзамом, а потом дам понюхать карандаш-ингалятор.    Не знаю, будет ли ему хорошо спаться от этого, но утром он встанет другим человеком, выздоровевшим и  почти постигнувшим русскую душу.

     Часть V. Глава I.

                                      День пятый.

                Осмотр достопримечательностей продолжается.

      После насыщенного трудного вчерашнего отдыха (трудный отдых – словосочетание такое, я думаю, есть только в русском языке), мы встаём с Ирваном поздно. Не понятно даже, кто встаёт позднее, он или я. Проснувшись, я не спешу вылезать из постели и долго в ней валяюсь.  Но наши  женщины - мать и жена,  уже давно  на ногах. Они орудуют на кухне, и оттуда слышен  не только стук посуды, но и тянет ароматом жареных  блинов.

       «Это, который день они их жарят? – вычисляю я, - не надоело б французу их есть»…

     Но, вкусные вещи никогда не приедаются.  После вчерашней рыбалки и проведённого на природе дня в животе у меня урчит. Наесться впрок – ещё никому не удавалось. То, что вчера мы ели весь день без передышки, в зачёт не идёт. С утра организму уже требуется дозаправка. Соскочив с постели, я быстренько ополаскиваю лицо и спешу на кухню.  Остальные водные процедуры решаю отложить на потом, на после завтрака. В кухне в центре стола уже красуется огромное блюдо с горкой блинов.

    «Зови Ирвана, - говорит жена, - всё давно готово. Я и кофе ему свежий заварила».

     Но француза звать не надо, он уже на подхвате. Из своей комнаты ему отлично слышен не только запах, но и русская речь, которую на пустой желудок он понимает без перевода.

      После данной женой отмашки, мы с ним наперегонки  устремляемся за стол.

     Через пять секунд,  набив полный рот блинами и облизывая масленые губы, я немного успокаиваюсь и начинаю строить планы на сегодняшний день.

       «Позвоню Боре, - размышляю я вслух, - узнаю, вернулся  ли он из Москвы. Если вернулся, отправимся тогда на «Партизанскую Поляну», а после неё… куда он пожелает».

    И тут Борис звонит сам. Он уже в Брянске, приехал рано утром, и ему самому не терпится пообщаться с французом.

    Я даю ему добро на выезд, и через полчаса вижу его машину возле нашего дома. Дом с часами в нашем городе найти легко, его знает каждый. Я уже подарил Ирвану кружку с его рисунком. Их продают у нас в сувенирных магазинах.

    «Будешь там у себя в Морле пить кофе по утрам из этой чашки, -  скажу я ему, - может, вспомнишь то место, где жил. А заодно и нас».

    «Буду», - ответит довольный француз.

 Помахав Борису в окно рукой, мы с Ирваном одеваемся по-летнему, шорты с кроссовками, и спускаемся вниз.

     «Куда едем»? – спрашивает нас Борис.

       «На Партизанскую Поляну», - отвечаю я.