Так что можно не сомневаться — все, что Золотарев написал о себе в автобиографии, — правда. Однако очень-очень неполная. Причем эта неполнота допущена с санкции работника отдела кадров. И отнюдь не рядового инспектора, а именно руководителя, потому что документ не подвергался уточнению и не был уничтожен; наоборот, он был принят и сохранен в архиве. Значит, на то была санкция руководителя подразделения.
Итак, мы видим:
1. Текст автобиографии Семена Золотарева содержит неточности, недопустимые в документах такого уровня по формальным признакам. Неточности эти допущены автором умышленно, поскольку к этому времени Золотарев уже неоднократно сочинял автобиографии: при подаче документов в Московское военно-инженерное училище, последующем переводе в Ленинградское военно-инженерное училище, поступлении в Институт физкультуры, вступлении в партию и т. п.
2. Золотарев — это однозначно! — дал пояснения по тексту автобиографии работнику отдела кадров, скорее всего начальнику. Следует помнить, что в те времена начальник отдела кадров (тем более столичного вуза!) был либо действующим сотрудником госбезопасности, откомандированным в штат предприятия, либо работником из так называемого «действующего резерва», вышедшим на пенсию (часто по инвалидности или болезни) и продолжающим выполнять работу в интересах своей alma mater.
3. Пояснения Золотарева (и это обязательно!) были проверены и приняты к сведению как удовлетворительные (т. е. соответствующие действительности).
4. Более того, можно с очень большой вероятностью утверждать, что сам же «кадровик», по требованию которого была написана эта автобиография, подсказал Золотареву, как лучше ее написать, дабы грамотно обойти молчанием те моменты, о которых следовало умолчать.
Поэтому оснований сомневаться в правдивости написанной Золотаревым биографии у нас нет. Но ее правдивость лишь усиливает ощущение странности судьбы этого человека. Прошедший всю войну сержант не имел ранений! Прямо-таки невероятное везение, особенно если вспомнить, что мужчины его поколения — т. е. родившиеся в 1921–1922 гг. — погибли чуть ли не поголовно: 97 % из них не пережили войны! Именно тотальная гибель молодых мужчин этого и близких с ним возрастов привела славянский этнос в СССР к появлению той демографическую ямы, последствия которой сказываются до сих пор. Погибли почти все, а Золотарев даже ранен не был. Так и хочется спросить: да был ли он на фронте вообще? Но вопрос этот риторический, ибо ответ нам известен — Золотарев на фронте был, по крайней мере зимою во время Сталинградской битвы 1942 г. и с сентября 1944 г.
Так о чем же свидетельствуют все эти странные умолчания и нестыковки, столь обильно рассыпанные по всему тексту автобиографии этого человека?
Прежде всего, мы можем не сомневаться в том, что Семен Золотарев совершенно не боялся проверки своей анкеты ни кадровой службой Института физкультуры, ни более компетентными органами. Автобиография являлась документом во многом формализованным, ее нельзя было написать, руководствуясь принципом «что хочу — то и кропаю». Просто потому, что документ возвратили бы автору и попросили переписать с соответствующими уточнениями пропущенных деталей и дат. В послевоенную пору у каждого начальника отдела кадров лежали в сейфе набор специальных брошюр с грифом «секретно», в которых приводилась подчиненность подавляющего большинства воинских частей армии, авиации и флота в годы войны (так называемые «Перечни вхождения воинских частей в состав действующей армии». Этих «Перечней…» было более двух десятков). По такой брошюре можно было за несколько минут, не поднимаясь со стула, проверить, в какую армию и в составе каких фронтов входили те или иные дивизии и полки, вплоть до отдельных батальонов. Автобиографии для того и подавались отделу кадров, чтобы по их содержанию можно было провести быструю проверку жизненного пути автора в военное время, а отнюдь не для того, чтобы девушка-машинистка во время обеденного перерыва могла почитать ее от скуки.
Можно не сомневаться в том, что Семен Золотарев умышленно описал свою жизнь неполно и неточно, но сие было возможно лишь в том случае, если изложенная в его автобиографии легенда была полностью согласована как с начальником отдела кадров, так и с куратором Института физкультуры из МГБ. Другими словами, в минском Управлении МГБ про Семена все знали и никаких подозрений в его адрес не имели. Неожиданный вывод, правда?
А вот теперь самое время вспомнить про странные ротации старшего сержанта Золотарева внутри соединений 2-го Белорусского фронта. Как было сказано, подобные перемещения были совершенно невозможны для обычного военнослужащего в таком звании. За одним только исключением, подчеркну — единственным! Такие перемещения могли иметь место лишь в том случае, если военнослужащий выполнял поручения военной контрразведки СМЕРШ. Причем не дивизионного, корпусного или армейского отделов, а Управления СМЕРШ фронта. Только фронтовое Управление могло так свободно и стремительно перебрасывать нужного ему человека из одного соединения в другое. Несмотря на секретность выполняемых Золотаревым поручений, носили они характер довольно заурядный — он был обычным осведомителем, который внедрялся в воинский коллектив для «освещения» оперативной обстановки изнутри. Он находился на связи с оперативным уполномоченным части, в которой служил, и сообщал тому о настроениях своих товарищей по оружию, подозрительной или преступной деятельности, свидетелем которой ему довелось стать. Необходимость таких переводов состояла в том, что в частях и подразделениях, ведущих активные боевые действия, имели место потери внутренней агентуры СМЕРШа, которая погибала и получала ранения наряду с остальными военнослужащими. Завербовать новых «конфиденциальных помощников» оперуполномоченный зачастую просто-напросто не успевал. Тем более что завербовать — это лишь полдела, человека надо обучить хотя бы элементарным навыкам конспирации и специфике ремесла. На фронте на это зачастую не оставалось времени, особенно в условиях активных боевых действий и больших потерь личного состава. Поэтому для компенсации потерь производилась систематическая перегруппировка агентуры. Управление СМЕРШа фронта «тасовало» проверенных в деле осведомителей, забирая их из частей, находившихся на спокойных участках, и перебрасывая туда, где имели место потери агентуры. Это была нормальная практика, оправданная временем и стоявшими перед СМЕРШем задачами.
Можно не сомневаться в том, что Золотарев был «конфиденциальным сотрудником» Управления СМЕРШ 2-го Белорусского фронта на завершающем этапе Великой Отечественной войны. То, что он подчинялся оперативному сотруднику фронтового Управления (т. е. высокого звена), заставляет думать, что Семен имел немалый стаж агентурной работы, соответствующий опыт и определенные заслуги. Другими словами, Золотарев был вовсе не рядовым «стукачом», каковых должно быть по 2–3 на каждую роту. Какие-то его личные качества и заслуги привлекли внимание высокопоставленных сотрудников военной контрразведки, выделивших его из общей многотысячной массы «конфиденциальных сотрудников».
Приняв все изложенное выше во внимание, мы поймем, почему автобиография Золотарева не вызвала никаких вопросов ни со стороны работников отдела кадров института, ни со стороны работников территориального подразделения МГБ.
Вернемся, впрочем, к дальнейшему изучению жизненных коллизий Семена Алексеевича — на этой стезе нас ждут новые занимательные открытия. С окончанием войны Золотарев, судя по его автобиографии, поступил в «Московское инженерное училище». По смыслу, речь идет о Московском Краснознаменном военно-инженерном училище (МКВИУ), располагавшемся тогда в подмосковном Болшеве. То есть Семен выбрал для себя стезю офицера, что логично для человека, хорошо знающего воинскую службу и уже набравшего немалую выслугу (с учетом «боевых».). Но далее мы видим новые «непонятки» — Золотарев дословно описывает случившееся следующими словами: «В 1945 г. в июне месяце меня послали учиться в Москву, в инженерное училище. В апреле 1946 г. Московское училище было расформировано и курсантский состав был направлен в Ленинградское военноинженерное училище. По Указу Президиума (Верховного Совета) СССР о последней демобилизации меня демобилизовали в распоряжение местного РВК». Совершеннейшая невнятица… По смыслу фразы можно решить, что речь ведется о Минском горвоенкомате, ведь написана-то автобиография в Минске! Ан нет! На самом деле Золотарева откомандировали по месту его призыва — в Удобненский РВК (в станице Удобная Краснодарского края), о чем с очевидностью свидетельствует обнародованное Алексеем Коськиным командировочное предписание явиться в указанный районный военкомат для постановки на учет не позднее 8 августа 1946 г. Этот же документ сообщает о выдаче Золотареву на руки его красноармейской книжки, продовольственного, вещевого и денежного аттестатов, требования на проезд железнодорожным (водным) транспортом и запечатанного конверта с характеристикой на самого себя. Воинский учет — дело серьезное, уклонение от него чревато уголовной ответственностью, практически неминуемой в те мрачные, невеселые времена, когда Власть не знала слова «толерантность» и не имела привычки прощать собственному народу его долги, оброки и обязательства. Как думает проницательный читатель: Золотарев выполнил требование о постановке на воинский учет в Удобнинском РВК до 8 августа 1946 г.? С ответом спешить не надо, он вовсе не так очевиден…