— Ты шла за мной от самой Вифании?-Удивлённо спросил Иисус.
— Я шла за тобой, -ответила Мария, и в её глазах сверкнуло отчаяние.-Или ты хочешь опять прогнать меня?
Её волосы рассыпались по плечам и снова заиграли медью в отблеске костра. Ослеплённые её красотой, они вдруг забыли, что надо думать и говорить, что надо что-то отвечать этой смелой отчаявшейся женщине.
— Послушай…-наконец опомнился Иисус.-Разве можно идти одной через весь город?
— Я разозлила тебя?… -Пробормотала Мария. — Я так и знала — это я во всём виновата… я для всех не такая… Я дерзкая, я хожу одна в темноте…
— Ну что ты, милая, милая моя… Это я виноват -ты же шла за мной… Господи, да садись же и как следует согрейся!
Мария сделала шаг к костру, но вдруг остановилась и тихо всхлипнула. Они оба невольно подались вперёд.
— Я… я так боялась… что что-то случится с тобой, Иисус… что ты… не вернёшься…
Она, как ребёнок, залилась слезами, всхлипывая и вытирая глаза. Тронутый до глубины души Иосиф обнял её и усадил к огню.
— Знаешь что, Иисус?-Сказал он на прощанье.-Будь у меня такой друг, ноги бы моей не было в Храме!
Глядя на плачущую Марию, он не ответил. Какая-то неузнанная мысль прилетела к нему из другой, далёкой ночи. А когда она отняла руки от лица и посмотрела на него, он опустил глаза.
— Ты был вчера у Лазаря, Иисус, -насторожённо спросила Мария. — Фома сказал… Почему ты не взял меня с собой?… Меня не любят его сёстры?
— Дело не в них… -тяжело сказал Иисус, глядя на неё изподлобья. — Просто…
— Да! Знаю! Дело не в них! -Вспыхнула Мария, и он вздрогнул, как от пощёчины. — Конечно же, не в них — дело в тебе! И ещё в Боге, правда, Иисус? Который послал меня к тебе, как подарок, но не сказал, что с ним делать дальше? Поэтому ты и бегаешь, поэтому прячешься от меня? Посмотри же на меня, посмотри — я была для тебя целым миром, а теперь крадусь за тобой тайком, по ночам!
— Мария… накинь платок, ветер с севера… Неправда, всё совсем не так… Здесь… мне лучше быть одному.
— Но послушай, -волнуясь, сказала она, ближе придвигаясь к нему, -если ты так хочешь, мы никуда не уйдём, мы останемся, мы все будем здесь с тобой. Только скажи, что ты хочешь, чтобы было так, скажи!
— Я не вправе, -ответил он.-Я не вправе ни приказывать, ни просить.
Он причинил ей боль, когда отстранился и повернулся к костру. И он снова это знал, но отодвинулся ещё дальше.
— Не в праве… -повторила Мария, глядя перед собой. — О, теперь я знаю, Иисус, я была бы тебе плохой женой! — Вскричала она, обхватив голову руками. -Я ничем не могу тебе помочь… и иногда мне так хочется сделать что-то тебе назло, чтобы ты увидел, что кроме Бога на земле есть ещё и люди! Я ничего, ничего больше не понимаю… Ну почему, почему мы здесь?… Как изменился ты… тебя не узнать…
— Я хочу здесь остаться, Мария. И не могу этого объяснить. Если я уйду -эти невежды будут считать, что правы. Нет, нет… Теперь уже я никуда не уйду.
— Вот и всё, правда?-Горько сказала она, глотая слёзы.-Как будто и не было ничего -только для меня теперь нет никакой надежды!. Я пришла сюда из Галилеи, пришла следом за тобой, потому что ты позвал меня, поманил… даже и не думай отделаться от меня сейчас… Нет! Не говори мне ничего… знать больше не хочу ни о каком Боге! Потому что для меня Бог один — и это ты!
Что— то дрогнуло в его лице. Он не стал искать слова, а просто протянул ей руку. Горячая волна с треском вырвалась из пламени и задышала невыносимым жаром, а потом спала и снова скрылась в пылающую глубину костра, где по тлеющим искорёженным веткам пробегали искристые огненные змейки.
Свет огня танцевал на их лицах, а с земли тянуло мертвенным холодом. Они просто сидели, взявшись за руки, друг на друга даже не глядя, и одиночество, такое больное и тревожное, медленно отступало и сменялось тихим пронзительным счастьем. И поверить в него до конца было страшно, всё равно что признаться себе, что мир утаил от тебя самую важную и сокровенную тайну, и разгадать её тебе не по силам. И было именно так, потому что до сих пор никто на земле не знает точно, что же такое любовь.
«Я хотел бы забыть, я хотел бы вычеркнуть всё, написанное этой осенью… Я хотел бы забыть, и убежать далеко-далеко, и скрыться, и сделать вид, что не было ничего…никогда не было ничего…».
Фома отложил пергамент и повернулся на спину. Ветер за стеной подкрался ближе и притаился.
«Пергамент перевожу, -вспомнил Фома.-Пергамент дорого достался Иуде».
Ветер собрался с силами и завыл. Вой получился жалобный и нестрашный. Возле двери послышались чьи-то шаги и тревожный шёпот.
Фома аккуратно вытянул ноги и откинул голову, изображая спящего. В последний момент вспомнил про пергамент, пошарил рукой по циновке, нашёл и запихнул свиток себе под бок.
Вошедший остановился на пороге и окинул взглядом спавших.
— Что делали весь день?-Тихо просил он у стоявшего рядом.
— А не было никого, -так же тихо ответил ему сонный голос хозяина.-Вернулись к вечеру, по отдельности… гуляли где-то…
— А она?
— А нет её.
— Как нет?
— Не пришла ещё, Иисус.
«Самое время сейчас, -подумал Фома.-Ведь его не сыщешь теперь никогда!»
Он поёрзал немного и медленно сел, словно проснувшись только что.
— Ты поздно пришёл, Иисус…
— А ты рано проснулся.
— Может быть, вовремя, Иисус?
— Говори.
Фома криво усмехнулся и встал. Пергамент бессовестно выпал.
— А!-Сказал Иисус.
— Хм…-Сказал Фома.
Они вышли в соседнюю комнату и остановились друг против друга. Фома подумал сразу же, что плохая это была идея — поговорить. По глазам увидел, что зря вставал и ломал комедию.
— Трудно сейчас идти в Галилею, -сказал он.-Время холодное. Да и дождь, поди, разбил и разлил в грязь дороги…
— На осле разве что, -посоветовал Иисус.-Думаю, можно раздобыть где-то здесь осла…
Они задумчиво подняли глаза к потолку, словно обдумывая варианты.
— Осёл один будет, -наконец сказал Фома.-Разве же возможно найти нам восемь ослов?
— Да, -согласился Иисус.-Восемь, конечно, вряд ли…
Они не смотрели друг на друга, притворялись, что думают об ослах и слушают ветер.
— Нельзя нам оставаться, Иисус, -почти жалобно сказал Фома, первым потеряв терпение.-Тебе ли не знать? Коль уж нам всем не выбраться из этого проклятого города, не молчи, Бога ради, говори с нами и не бросай нас!
— Не думаешь ли ты, что вам следует ходить везде со мной, Фома?
— Но мы не видим тебя неделями, что думать, не знаем, Иисус, и если я могу о чём-то просить Бога, так только о том, чтобы не было никогда ни этой зимы, ни этой осени!
Фома махнул рукой и сел на лавку у стены. Что сказать ему — что вера их ослабела от этих дождей? Что, мирясь с поражением, они сломлены духом и готовы предать? Что всё в мире сейчас против него и заодно с этим городом? Он открыл было рот, но почувствовал, что сжалось горло, и предательски защипало в носу.
«Я бы только хотел спросить у него — чего ради?-Подумал он, глотая колючий комок.-Только узнать — каково это, когда идёшь один против всех? Ведь теперь уже, кажется, совсем, совсем один…».
У порога снова послышись шаги и шелест одежды. Иисус вышел из комнаты, и вскоре до Фомы донёсся его строгий голос. Потом настойчиво и мягко что-то ответил ему шёпот Марии, затем они вышли во двор, и всё стихло.
«Однако…— сладко улыбнулся про себя Фома, чувствуя, что комок в горле растекается теплом по телу.-Как же я… ведь уже, кажется, и не совсем… не совсем один…».
Дорога была пуста, и ровно горели факелы на обочинах, освещая красноватым светом мощёные камни. Неясные силуэты деревьев сливались с чёрной придорожной тьмой, и вокруг не было ни души.
Час был поздний, но далеко до рассвета. Юркий маленький человечек всё больше жался к каменным подставкам под факелы и избегал прямого пути, так и норовя в случае чего мелькнуть в непроглядную темень.
Он шнырял туда-сюда между фонарями, прыгал на одной ноге, пытаясь безуспешно обмануть холодную ночь. Иногда он бормотал что-то себе под нос, останавливался и скулил, как брошенный щенок, обнимал себя руками и качался из стороны в сторону, успокаиваясь, как ребёнок. Затем вдруг выбегал на середину дороги, поднимал лицо к небу и грозил кому-то кулаком, всхлипывая и ругаясь, потом боязливо оборачивался и снова прятался в тень. Прислонялся к каменному столбу и долго стоял недвижим, как статуя, раскрыв рот и сложив на груди руки, во всю тараща бессонные невидящие глаза.