Все так же шли вдоль отсеков пассажиры, их становилось все больше. Заявительница и Сабодаш ждали. Холодилин поглядывал на часы.
Первой появилась в камере хранения капитан Колыхалова, старший инспектор уголовного розыска.
- Что случилось? Здравия желаю, товарищ полковник...
Через минуту прибежал Блохин, вскоре за ним в конце отсека возник Денисов. Инспектора здоровались с заместителем начальника управления, пристраивались рядом с Сабодашем и потерпевшей. Три инспектора - три характера, Холодилин, как опытный работник розыска, представлял их себе в целом: увлекающаяся первой версией Колыхалова; осторожный, недоверчивый Блохин; внешне простоватый, старающийся заглянуть чуть дальше, чем все, Денисов. Каждый из инспекторов словно уже нашел точку приложения своих сил. Блохин присматривался к любопытствующим, собравшимся у бокового отсека. Кира не спускала глаз с потерпевшей. Денисов осматривал автоматическую секцию.
- Вы хорошо помните, что оставили ячейку закрытой? - спросила Колыхалова. - За ручку подергали?
- Извините, родненькая, вы не за ту меня принимаете. Я могла оторвать - так дергала. Ничего, если я буду курить? Дико волнуюсь за вещи...
- Может, кто-то подсмотрел ваш шифр?
- Никто! Я же все понимаю! Если вы написали «Держите в тайне набранный шифр!», - она ткнула в «Правила эксплуатации», висевшие посреди отсека, - будьте уверены: я набрала шифр так, что никто не увидел.
- Тогда я что-то упустила...
- Разрешите, я помогу, не обижайтесь... Давайте рассуждать логически! Раз никто посторонний не мог узнать шифр, тогда... Продолжайте развивать вашу мысль! Эти женщины, дежурные... Вы меня извините, родненькие! - Она обернулась к работникам камеры хранения и тут же снова к Колыхаловой: - Разве нельзя у них посмотреть?! Должны быть какие-то ящички, подсобные каморки... Вы уголрозыск, вам лучше знать! В крайнем случае можно потом извиниться. Я сама, родненькие, перед вами извинюсь...
Даже Холодилин, заинтересовавшись, на время оставил без внимания своих сотрудников.
- Может, вы доверили шифр кому-нибудь вне вокзала? - Колыхалова прервала потерпевшую величественным жестом примадонны. - Кто знал, что ваши вещи здесь?
Женщина застыла, словно наткнулась на неожиданное препятствие.
- Господи, как я могла забыть?! Своей подруге...
- Кому еще? Вспомните.
Денисов участия в разговоре не принимал, рассматривал наружные цифры соседних секций.
- Только ей - я просила съездить за моими вещами. Она вчера приехала ко мне поздно, сказала, что ячейка не открылась. Какая же я слепая...
- Подождите! - возмутилась Колыхалова. - Какие у вас основания подозревать?
- ...Я решила, что она что-то напутала, не придала значения! - Заявительница снова закатила глаза к потолку. - Тут мне надо самой... Я ей скажу: «Тоня, родненькая! Пока не поздно! Милиция ничего не знает! Не бери грех на душу!»
- А если не она?
Колыхалова и Блохин обсуждали ситуацию серьезно: потерпевшая не вызывала симпатии, но они не имели права руководствоваться такими критериями, как «симпатия» и «антипатия».
- Извинюсь! «Тоня, - скажу, - родненькая, извини, ради Бога!» - У нее было два обращения - «родненькая» и «друзья мои», - и она поочередно пользовалась обоими. - Вы не могли бы сделать у нее обыск?
Блохин снял шляпу-«дипломат», основательно размял поля.
- А если кто-нибудь вот так покажет на меня, на вас? Что тогда? Обыск?!
- Надо же что-то делать, друзья мои! Не век же стоять здесь!
- Мария Ивановна, - неожиданно обратился Денисов к дежурной по камере хранения, - откройте еще раз ячейку. Пожалуйста.
Зуммер не привлек внимания других пассажиров, они продолжали заниматься своими делами. Денисов заглянул внутрь: несколько пачек в типографской обертке, отрывные календари... Ячейку занимал книгоноша, тот самый, что рекламировал все поступавшие к нему издания как детективы.
Денисов не спеша произвел тщательный осмотр. Книгоноша был человеком предприимчивым, острым на язык, некоторые подходили нарочно, чтобы его послушать. Как-то один из покупателей вернулся к нему с жалобой:
- Вы говорили, детектив! А здесь об осушении торфяника...
Книгоноша и глазом не моргнул:
- Жизнь работяг вас не интересует?! Вам только про жуликов подавай! Где вы трудитесь, любопытно? С удовольствием бы приехал к вам на службу...
Денисов вынул голову из ячейки.
- В этой ячейке лещ не лежал. А если лежал, то давно, - книгоноша никогда не положил бы товар в ящик, пропахший рыбой.
- Извините, друзья мои! - Женщина с силой погасила сигаретку о край урны. - Всему существует предел. Кто-то есть и повыше вас... - Она неплохо разобралась в ситуации и косвенно обращалась к прохаживавшемуся по отсеку Холодилину.
- Мария Ивановна, пожалуйста, проверьте монетоприемник. - Денисов привычно откинул воротник куртки назад.
Дежурная по камере хранения другим ключом - не тем, каким открыла ячейку, - извлекла монетоприемник, стальную копилку, в которой скапливались пятнадцатикопеечные монеты.
- Я так и думал, - Денисов потряс металлической погремушкой, - здесь только одна монета!
- Выходит, я не платила?!
- Выплатили...
Колыхалова на лету поймала его мысль.
- ...Только до тридцатого декабря. Тридцатого у нас выемка денег. Раз второй монеты нет, значит, вы опускали свою до выемки...
- Что из того?
- Надо было на третий день приехать и доплатить. Здесь же написано - срок хранения три дня!
- А мои вещи...
- На складе забытых вещей. Сейчас я позвоню туда.
Сабодаш пошел проводить заместителя начальника управления к машине.
- ...Денисов в таких делах как рыба в воде. Вот! Чувствую, возьмете его от нас, товарищ полковник! В добрый час.
Холодилин молчал.
За годы работы наблюдал он многих работников, в том числе таких, как Сабодаш, - честных, старательных, в то же время часто попадающих в тупик. Такие работники, Холодилин знал это, отнюдь не были бесполезны: когда версия бывала определена, никто скрупулезнее и тщательнее, чем они, не проходил столбовой дорогой поиска. Безусловно, главную силу уголовного розыска составляли другие - их было абсолютное большинство, те, кто умел извлечь из доказательств максимум того, что из них можно извлечь. И были единицы. Они смотрели на улики под каким-то совершенно неожиданным углом зрения и поэтому замечали то, что упускали другие.
«Нет, - подумал Холодилин, вышагивая рядом с Сабодашем, то и дело останавливаясь, чтобы пропустить людей, устремившихся в метро, - начальник штаба подыщет себе другого работника. Место Денисова в уголовном розыске, в самой гуще событий, на вокзале».
Поняв, что полковник не намерен говорить на эту тему, Сабодаш перевел разговор:
- Это верно? Говорят, «Голубой огонек» будет к юбилею детективов... О нас!
3 января, 6 часов 40 минут
Все эти дни Денисов ни разу не вспомнил о доме. И вот он возвращается с дежурства.
На станции Булатниково он оставляет полупустой вагон электрички, здоровается со знакомым милиционером на платформе и длинной улицей идет к дому. Дом появляется издалека, и, если смотреть только на окна верхнего этажа, кажется, что он не приближается, а тянется вверх на твоих глазах. В кармане Денисова шуршит конверт, который вручила ему ККК, - Денисов распечатает его только завтра. Денисов идет с дежурства. На улице много людей, хотя еще темно. Прохожие спешат навстречу, к станции, и только он один возвращается с работы домой.
Он идет небыстро. Все пережитое живо в нем.
Протокол допроса Маевского подошьют в дело вместе с другими документами. Лист к листу, в хронологическом порядке.
По материалам уголовного дела всегда трудно представить, как раскрыто преступление, кем. За протоколами допросов Бориса Порываева и сестер Малаховых неожиданно мелькнет постановление о задержании Маевского.
Имя Денисова нигде не будет упомянуто. Не останется ни строчки о том, как разгадана тайна шифра. И Денисов сам забудет об этом. Останется главное: работа. Преступления на вокзалах раскрыты. Зло обнаружено, справедливости не нанесен ущерб. С этим все.