В самой Греции подавляющее большинство микенских поселений, как больших, так и малых, было покинуто обитателями. Следы вторичного заселения микенских цитаделей и городков встречаются лишь эпизодически и, как правило, после длительного перерыва. Почти все вновь основанные поселения субмикенского периода, а их число очень невелико, располагаются на некотором удалении от микенских руин, которых люди того времени, по-видимому, суеверно сторонились. Так, в Афинах вскоре после того, как был покинут обитателями дворец на акрополе, около 1100 г. появляется новое поселение, но уже вдали от цитадели — в районе позднейшей агоры.

Пожалуй, никакой другой период в истории Греции не напоминает так близко знаменитое фукидидовское описание примитивной жизни эллинских племен с их непрерывными передвижениями с места на место, хронической бедностью и неуверенностью в завтрашнем дне (I, 2).

Если попытаться экстраполировать все эти симптомы культурного упадка и регресса в недоступную нашему непосредственному наблюдению сферу социально-экономических отношений, мы почти неизбежно должны будем признать, что в XII-XI вв. греческое общество было отброшено далеко назад, на стадию первобытнообщинного строя и, по существу, снова вернулось к той исходной черте, с которой когда-то (в XVII столетии) начиналось становление микенской цивилизации. В принципе такую возможность, по-видимому, нельзя считать полностью исключенной. Волна переселения народов, обрушившаяся на Грецию на рубеже XIII-XII вв., могла смыть непрочный слой элитарной дворцовой культуры, заменив его самыми примитивными типами жилищ и погребений, самыми архаичными и незатейливыми формами декоративного искусства. Все эти феномены упадка были обострены и усилены благодаря приходу новой волны грекоязычных племен (дорийцев и других представителей так называемой северо-западной группы греческих диалектов), культура которых до этого времени оставалась почти не затронутой минойскими и микенскими влияниями.

Однако, делая выводы такого рода, необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность. Нельзя забывать о том, что археология при всех ее неоспоримых достоинствах в качестве источника объективной исторической информации все же едва ли способна дать вполне адекватную действительности картину социально-экономического развития Греции в этот отдаленный период ее истории. Многие важные особенности этого процесса, конечно, невозможно восстановить, имея перед глазами лишь обломки глиняной посуды да наконечники копий и стрел. Многое приходится домысливать, используя свидетельства гораздо более поздних письменных источников, а также и археологический материал, находящийся уже вне рамок рассматриваемого периода.

Как показали специальные исследования, многочисленные минойско-микенские реминисценции прослеживаются в греческой культуре, особенно в такой наиболее консервативной ее области, как религия и культ, вплоть до эпохи эллинизма. К микенской эпохе восходят имена большинства богов, многие образы и сюжеты греческой мифологии, некоторые важные элементы религиозной обрядности. Случаи сохранения микенских традиций отмечены также в сфере изобразительного и прикладного искусства (отдельные орнаментальные мотивы, например мотив спирали; некоторые виды мелкой пластики и т.п.), в архитектуре и градостроении (постройки в форме мегарона, конгломератный принцип застройки жилых кварталов). Следует, однако, подчеркнуть, что во всех этих случаях речь может идти лишь о консервации и последующей регенерации отдельных, чаще всего разрозненных элементов того, что когда-то было большим и сложным культурным комплексом. Сам же комплекс там, где это удается проследить, либо совершенно исчезает, либо преображается до неузнаваемости, т.е. фактически создается заново.

Так, если взять микенскую систему религиозных представлений, то какие-то ее части, например имена богов, отчасти, возможно, также связанные с ними образы, некоторые обряды вполне могли перейти из одной эпохи в другую. Но вся система в целом была в корне перестроена. Изменилась ее структура, изменились и отношения между составляющими ее элементами. Если центральной фигурой микенского пантеона было, судя по имеющимся у нас данным, женское божество — богиня-Мать, богиня-Владычица, то уже у Гомера мы находим совсем иную, чисто патриархальную схему организации мира богов (в центре его стоит бог-отец Зевс, которому подчинены все прочие как мужские, так и женские божества). Другим примером может служить сам гомеровский эпос. Внимательное изучение текста «Илиады» и «Одиссеи» показало, что дистанция, отделяющая Гомера от предшествующей ему микенской героической поэзии, была огромна и речь может идти опять-таки лишь об усвоении создателем или создателями поэм случайных, практически не связанных между собой элементов более древней художественной традиции. Пожалуй, еще более ясно и определенно этот разрыв с культурными традициями бронзового века выступает в сфере греческого декоративного искусства. Уже древнейшее его направление, представленное вазовой живописью геометрического стиля, по своим основным эстетическим принципам резко отличается от всего того, что могло ему предшествовать в искусстве крито-микенской эпохи, хотя некоторые из используемых им орнаментальных мотивов, возможно, восходят к этому времени. Таким образом, микенская цивилизация, взятая как некое органическое целое, была заменена совершенно иным типом цивилизации. Нельзя не согласиться с М. Финли, который писал по этому поводу: «Конечно, население продолжало обрабатывать землю и пасти скот, изготовлять керамику и орудия труда, используя, в сущности, ту же технику, что и прежде… Оно продолжало также поклоняться своим богам и исполнять необходимые обряды… Но общество было организовано теперь на иной основе. Оно вступило на совершенно иной путь развития, создавая новую систему ценностей. Бронзовый век пришел к своему завершению».

Итак, как бы мы ни оценивали долю микенского наследия в общем фонде греческой культуры I тыс. до н.э., сам факт резкого разрыва между этими двумя эпохами не подлежит сомнению. Переход с одной ступени на другую носил кризисный характер и сопровождался глубокими формационными сдвигами, замедлением, а в отдельные моменты, возможно, даже и полной приостановкой культурного развития, утратой многих важных достижений микенской эпохи. В принципе феномен возвращения вспять с более высокой ступени общественного развития на более низкую, хотя и встречается в истории человечества сравнительно редко, не заключает в себе чего-то невозможного. Поэтому нас не должна смущать на первый взгляд парадоксальная ситуация, сложившаяся в Греции на рубеже II-I тыс., при переходе от эпохи бронзы к веку железа. Более или менее близкие исторические аналогии, вероятно, можно было бы найти и в других регионах древнего мира[2].

Вместе с тем новый вариант первобытнообщинного строя, сложившийся в Греции к началу I тыс., не был простым повторением пройденного или, если говорить более конкретно, возвращением вспять к тем примитивным социальным структурам, из которых когда-то выросла микенская цивилизация. За время, разделяющее эти два переломных момента (а прошло как никак почти целое тысячелетие), в жизни греческого общества многое изменилось. Во-первых, вступили в действие новые важные факторы, о которых в начале II тыс. еще не могло быть и речи. Наиболее очевидный пример такого рода — широкое внедрение в греческую экономику железа в X-IX вв. Во-вторых, — и этот момент представляется нам особенно важным — серьезные изменения претерпело за эту тысячу лет само греческое общество, а точнее — греческая земледельческая община, остававшаяся в течение всего этого времени его основной структурной ячейкой.

Отличаясь, как и все социальные структуры такого типа, чрезвычайной стабильностью, земледельческие общины территориального или территориально-родового характера вполне могли пережить все завоевания, политические катаклизмы и смены царских династий, происходившие в Греции в течение II тыс. Многие из них продолжали существовать и развиваться, оставаясь на своих местах, также и после распада микенских монархий. Некоторые, исчезая в одних местах, затем спонтанно возрождались на другой территории. В резко изменившемся климате «темных веков» эти социальные организмы оставались единственными носителями элементов культурной традиции эпохи бронзы.