Выше было показано, какие основные черты развития кельтского общества можно наметить на основании археологических источников. Письменные памятники позволяют дополнить их данные. Нет сомнения, что у кельтов существовало тройственное членение общества на жреческую касту (друиды), аристократию и народ. С течением времени эта структура претерпела в разных районах кельтского мира изменения и воплотилась в неодинаковых политических системах.
Как можно заключить из текстов древних авторов (Тит Ливий, Страбон, Полибий), королевская власть была некогда обычным явлением у западных кельтов, но к концу эпохи их независимости сохранилась лишь в отдельных местах (в Аквитании, на юго-западе и у сенонов), уступив место олигархическим формам правления. Сведения об отдельных представителях королевских родов Галлии, например о Битуите, сыне Луерна, позволяют представить себе предприимчивых военных вождей, пользующихся значительной властью над соплеменниками. Цезарь совершенно определенно говорит о замене королевской власти правлением олигархии, но не называет причин этой перемены.
В поисках этих причин делались попытки на широком историческом фоне кельтского мира провести соответствующие сравнения. Из сопоставления социального строя различных кельтских областей ясно, что такая эволюция происходила не везде. К примеру, в кельтской Ирландии, сравнительно хорошо документированной средневековыми, но архаическими источниками, королевская власть оставалась неколебимой на протяжении долгих веков, несмотря на наличие могущественной аристократической прослойки. То же явление мы наблюдаем и у галатов Малой Азии, кельтских племен среднего и нижнего течения Дуная, а также спорадически и в ряде районов Запада. Попытки сосредоточить внимание на чисто внутриполитических аспектах этого явления, по всей видимости, обречены на неудачу. Необходимо взглянуть на явления исторической стабильности или смены форм правления на фоне более общих процессов. В этом случае станет понятно, что те или иные формы политической и социальной организации могли сохраняться или меняться в силу совершенно разных причин. Дело в том, что в одну и ту же историческую эпоху у разных кельтских племен и их союзов могли сосуществовать стадиально разные формы правления, что объяснялось той или иной мерой их включения в более общие процессы и внутренним динамизмом развития.
Так, если мы возьмем ирландские институты, то при внимательном взгляде будет понятно, что сопоставление существовавших там структур королевской власти с континентальными реалиями конца второго периода латенской эпохи неправомерно. Часто приходится сталкиваться с необходимостью оправдания самого факта использования ирландских источников для сравнений с Галлией последнего века до новой эры. Между тем, несомненно, что они отражают тот этап развития, который соответствует не королевской власти латенского времени, а правлению крупных вождей гальштатта, т.е. гораздо более архаический. Дело в том, что ирландская социальная практика, мало затронутая происходившими на континенте в конце гальштатта и в эпоху миграций переменами, сохранила, несмотря на, несомненно, происходившее развитие, основу древних социальных институтов. Королевская власть латенского времени выросла из эпохи военных походов и именно поэтому носила гораздо менее ритуализированный и архаический характер, чем ирландская.
Королевская власть позднего латена могла сохраняться либо в тех районах (Дунай), где характер жизни племен менялся мало и военный строй общества сохранялся, либо там (Аквитания), куда в меньшей мере проникали изменения, затронувшие кельтскую экономику и общество этого времени. Именно они, как можно полагать, определили падение королевской власти в большинстве районов Галлии и бесплодность попыток ее реставрации. Главным здесь было то, что военная прослойка общества постепенно уступала свое влияние той его группе, которая смогла подчинить своему влиянию основные ресурсы экономической деятельности. Опираясь на них, этот слой, будущая олигархия времен Цезаря, подчиняет себе все большие массы населения, которые образуют многочисленное сословие клиентов, подробно описанное Цезарем и (в ином социальном контексте) древнеирландскими законами. Таким образом, становится понятно, что оппидумы латенского времени не имеют ничего общего с укрепленными поселениями знати гальштаттской эпохи. Они являются опорой иного социального слоя общества и средоточием совершенно другой, не придворной, а массовой и ориентированной на широкий сбыт хозяйственной деятельности. Такой характер большинства кельтских оппидумов, их открытость множеству влияний в значительной мере объясняют их последующую судьбу в римское время, в частности относительно быструю романизацию.
Указанные общественно-экономические перемены сказались не только на внутренней структуре племени, но и на взаимоотношениях между племенами. К моменту прихода Цезаря в Галлию ее территория была поделена между многочисленными племенами, вступавшими друг с другом в достаточно сложные и изменчивые отношения взаимоподчинения. Страбон свидетельствует, что на алтаре в Лугдуне уже в римское время были написаны названия 60 галльских племен. Правда, следует отметить, что положение, которое сложилось в Галлии в последний период эпохи независимости, не может полностью характеризовать сколько-нибудь отдаленное прошлое. Расселение племен в это время отражало многие перемены, вызванные все возраставшим нажимом германцев, переселением некоторых племен из-за Рейна и частично из Центральной Европы.
Структура взаимоотношений племен может быть опять же хорошо проиллюстрирована ирландскими источниками. И здесь племя являлось основной политической и экономической единицей общества. В отношениях между племенами существовала отчетливо выраженная иерархичность, в соответствии с которой правитель племени мог носить титул от короля до верховного правителя острова. Административная власть главы более крупного, чем племя, объединения была относительно невелика — отношения взаимоподчинения выражались главным образом в платеже дани и предоставлении воинских контингентов. Слабое развитие собственно государственности обусловило отсутствие какого-либо взаимопроникновения административной структуры племен. Внешнее выражение взаимозависимости заключалось в процедуре обмена заложниками. Каждое племя имело свои очень точно определенные границы, часто чем-либо конкретно обозначенные.
Отношения подчинения между племенами строились почти исключительно на основе силы, хотя свою роль могли играть и этнические различия. Нет сомнения, что приблизительно так же обстояло дело и в Галлии в определенную пору ее независимости, однако не в позднелатенское время. Гораздо более интенсивное сравнительно с другими областями развитие Галлии выдвинуло уже во II в. до н.э. на первый план не столько военные, сколько экономические причины возвышения племен и образования различных союзов. Прекрасным примером этого может служить племя арвернов, чье положение исключительно упрочилось в это время, поскольку оно контролировало последний отрезок торгового пути, по которому к южному побережью Галлии двигалось британское олово. В попытках возвышения эдуев или секванов, описанных в античных источниках, мы можем различить те же подспудные причины. Таким образом, новые явления, отмечаемые в эпоху позднего латена, вызывали изменения не только на внутриплеменном, но и на межплеменном уровне.
Нередко можно встретить утверждения, что галльское общество последнего периода независимости нельзя отождествлять с его более ранними этапами, ибо в это время оно якобы пережило свой апогей и клонилось к упадку. Это справедливо только в том смысле, что военная активность и экспансионистский динамизм кельтов действительно были в прошлом. Между тем, как мы видели, прогрессивное развитие шло, и оно подводило кельтское общество к новым этапам его истории, ход которой был круто изменен римским завоеванием.
Судьбы Галлии и западнокельтских народов в целом коренным образом изменило римское завоевание, связанное с именем Гая Юлия Цезаря, консула 59 г. до н.э. и затем проконсула южногалльской Нарбонской провинции. Успех вторжения римлян был в значительной степени предопределен отсутствием единства среди галльских племен, многие из которых (эдуи, секваны) по политическим, экономическим и военным причинам искали поддержки Рима.