Вадим, не глядя, пожал мне руку. За столом я сидел рядом с Галей, а затем в первый раз пошел провожать её домой. Всё было хорошо. Мы с Галей робко целовались, ходили в кино, но не могу объяснить почему, наши отношения к концу учебного года плавно перешли в дружеские. Бедная девочка, через три года, работая в Ошской геологической экспедиции, она погибла в горах Памира. В память о ней сложились строки: «девочка милая в платьице белом — светлая память во мне поседелом».

В десятом классе я стал дружить с Валей Михайловой — очень сдержанной девушкой. У неё были глаза с «поволокой» и две толстых русых косы. Вадим, вроде нехотя, стал дружить с Валей Зиновьевой. Однако после армии он женился на ней, они переехали во Фрунзе, работали и вместе закончили вечерний факультет Фрунзенского политеха, у них родились две девочки. Вадим был успешным человеком. Во Фрунзе мы с ним постоянно поддерживали отношения. К сожалению, в пятьдесят лет он скончался от сердечного приступа.

Вспоминаю последнюю школьную линейку, последний звонок, цветы от первоклассников — все традиционно, а на душе легкая тревога вызванная неизбежностью потери близкого и привычного, того, что окружало все предыдущие годы. Актовый зал, торжественные родители, каждому выпускнику — аттестат зрелости. Первые часы нашей еще не самостоятельной, но формально взрослой жизни! Впервые в присутствии учителей и родителей пьем шампанское. Смех, веселье, танцы и прогулка до утра. На импровизированном «капустнике» Толян Богатырев, как всегда, наяривал на гармошке, а девочки исполняли наскоро сочиненные прощальные частушки. Под радиолу мы танцуем вальсы, фокстроты и танго, которые тоже окажутся прощальными: пройдет немного времени и они будут отнесены к «ретро», а взамен придёт дерготня и конвульсии.

И уж совсем грустно звучал на вечере вальса выпускников из недавно вышедшего на экраны кинофильма «Разные судьбы»:

Дружные в школе, мы так же дружно вспорхнули из нашего провинциального городка в жизнь, заманчивую и, как нам казалось, бесконечную. Разлетелись по бескрайней стране, чтобы продолжить учёбу, работать, пребывая в нескончаемой череде житейских забот. Почти все мои одноклассники — крепкие парни, собирались поступать в военные училища, однако: «Человек полагает, а Бог распологает». На городской танцплощадке, в защиту русской девушки, между ними и узбеками произошла серьёзная драка. Было заведено уголовное дело и тогда они срочно подались кто куда — в основном на службу в армию. Как ни странно, в военное училище, а именно в Ташкентское общевойсковое командное училище поступил только Толик Скворцов — не спортивный, не активный, скромный, но умный. Через год, в 1959 году, я приехал домой в отпуск, встретил Анатолия и не узнал его. Он возмужал, в характере появились явно выраженные мужские черты. Когда на вокзале мы провожали его в Ташкет, он был в новенькой курсантской форме, скрипел портупеей, через плечо был одет офицерский планшет. Перед отходом поезда он достал из него плоскую фляжку, набор миниатюрных металлических рюмок, разломил каждому по кусочку шоколада, разлил содержимое фляжки по рюмкам и заявил: «Коньяк закусывают шоколадом!». Я был сражен этим наповал и почувствовал себя полным провинциалом.

Передо мной фото военного курсанта Анатолия Скворцова. Был слух, что он приезжал в Кара—Су после окончания училища в отпуск из Германии с женой и ребёнком. Где он сейчас? Возможно погиб в Афганистане, а возможно в отставке и занимается пчёлами по примеру своего отца. Все попытки найти его в интернете безуспешны. Анатолий был моим соседом в Кара—Су и до сих пор в моём подсознании звучит голос его мамы припозднившемуся школьнику: « Анато…ля, домой!».

После окончания школы моя девушка Валя Михайлова вместе с одноклассницей Галей Бегановой, поступила в Ошский пед. институт, а я стал работать совхозным электриком на Иссык—Куле — мы переписывались. Через два года и я стал студентом. На каникулах, после окончания первого курса, приехал домой в Кара- Су и встретил там Витю Дудникова. Он — студент Новосибирского политеха тоже был на каникулах. Наши девочки уже перешли на четвёртый курс и в это время были «на хлопке». Мы решили их разыскать. Вначале ехали на автобусе, затем шли пешком через отдалённые узбекские кишлаки, где на нас смотрели с удивлением и, наконец, вышли к цели. Студентки — человек тридцать жили в актовом зале пустой школы. Нас встретили на «ура» и устроили импровизированный ужин, где мы по глотку разлили две взятых с собой бутылки вина. Во время «пиршества» было много юмора и смеха, нас просили остаться, гарантировали не привлекать к работе, окружить лаской и заботой и тому подобное. Затем мы с Валентиной вышли прогуляться и тут она мне намекнула:

— Юра, а ведь мне пора замуж!

Намёк я понял, но с трудом представлял себя семейным в положении второкурсника, живущего в общаге, в комнате на шесть человек с чемоданом под кроватью.

У Валентины сложилось всё нормально. Как я и предполагал, она вышла замуж за офицера десантной части расквартированной в Оше, преподавала в школе, сейчас у неё дети и внуки. Мы с ней перезваниваемся.

Юность! Приходит время и она покидает нас, оставаясь в памяти там — «на том берегу…» со сверстниками. Впрочем, вначале, создавалось иллюзорное впечатление, что она рядом и потому, молодые и беспечные, мы всё откладывали возможность снова собраться в школе, чтобы принести ей дань памяти и подвести первые итоги. Увы, так и не собрались! А между тем: «годы летят, наши годы как птицы летят…». Годы складывались в десятилетия, но мы, беспечные, не обращали на это внимания и опомнились только на краю, когда уже не остановить было «коней привередливых». Некоторым, особо романтичным натурам, приходится расплачиваться за это щемящей ностальгией.

А между тем, неизбежно в мир иной уходили и уходят многие из тех, кто, казалось, всегда будет с нами рядом, — родители, учителя, любимые актеры. Доходят скорбные вести о том, что в последний путь проводили того или иного школьного однокашника, как парадокс, оставшегося в памяти навсегда семнадцатилетним. Как ко всему этому относиться? Разве что утешиться словами поэта Василия Жуковского: «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были».

Школьные годы — моё бесценное достояние! В душе они навсегда, несмотря на то, что было это так давно — в другой жизни. И потому, в благодарной памяти наши учителя Карасуйской школы, давшие нам путёвку в жизнь: Акельев Николай Александрович, Щербакова Вера Александровна, Юдин Иван Иванович, Гончаров Михаил Борисович и другие. Навсегда в памяти однокашники: Витя Дудников, Вадим Харьянов, Валера Жулейко, Гена Маклаков, Валентин Власов, Коля Чабдаров, Галя Лежачёва, Зоя Назарова, Галя Беганова, Валя Михайлова и другие.

А еще для меня, моя малая родина Кара—Су, как нигде больше — белая акация. Она росла вдоль нашей улицы. Мы рвали её душистые гроздья и лакомились ею. Она росла на школьном дворе и заглядывала в окна нашего класса на втором этаже. Наконец это замечательный фильм по оперетте И. Дунаевского «Белая акация» весной нашего выпускного 1958 года.

Моё детство и безмятежная юность — это Памир, Алай, Кара—Су, Ош, рядом Ташкент, Андижан, Коканд. В то время мы и не предполагали какой пласт истории России, связанный с завоеванием Туркестана был скрыт от нас советской историографией.

Затем, волею судьбы, меня ждал Иссык—Куль. И снова исторический провал, связанный с восстанием киргизов в 1916 году. А причина лежит на поверхности. Большевики отторгали и мазали черной краской историю 1000 летней Руси. Сегодня их идейные наследники либералы занимаются тем же самым, присовокупив к этому еще и советский период времени.