Этот случай послужил мне уроком, пришлось менять привычки. А в целом, два с половиной года учёбы в этой школе и под влиянием здоровой среды я стал другим человеком, образно выражаясь «поменял кожу». Учёба и спорт стали моими приоритетами. Правда, сказалось отставание в математике, но на помощь пришел Витя Дудников — добрая душа. Мы с ним сидели за одной партой. Витя к тому же увлекался фотографией, у него был фотоаппарат «Смена». Часами мы просиживали у него в фотолаборатории: готовили растворы с проявителем и закрепителем, глянцевали и сушили наши фотки. Благодаря этим фотографиям более чем пятидесятилетней давности у меня в альбоме хранится память о последних школьных годах. Через полвека я нашел Витю — спасибо Интернету! Витя, выпускник Новосибирского политехнического института оказался в Душанбе и живет там и поныне.

В Кара—Су я на себе ощутил, что такое культ хлопка — сельскохозяйственной монокультуры Средней Азии. Этот культ, как наверно и всякий, имел уродливые признаки. Хлопку было подчинено все: экономика, карьера чиновников и даже образ жизни людей. Все начиналось в конце лета, когда в ход шла сельскохозяйственная авиация. Самолеты опыляли хлопковые поля химикатами для того, чтобы куст хлопчатника быстрее сбросил листья, обеспечив лучший доступ солнца к коробочкам, тогда они быстрее созревали. Потом круглая коробочка лопалась на пять секторов, в каждом из которых пряталось белоснежное волокно с небольшими овальными семечками — это был, так называемый, хлопок–сырец, требующий сбора и дальнейшей обработки. Власть не беспокоило то, что при обработке полей химикаты относило ветром на населенные пункты, а это вызывало аллергию и другие более серьезные болезни. Впрочем это сейчас, по прошествии лет, можно рассуждать об экологии и других негативных явления, связанных с хлопком. А тогда если что и беспокоило нас во время сбора хлопка, так это боль в спине. Все остальное было прекрасно, как сама юность!

В середине сентября, с началом созревания хлопчатника, начинался «вселенский ажиотаж». Газеты, радио, а в дальнейшем и телевидение работали только на хлопок: бесконечные сводки о сборе хлопка, фотографии и интервью… До середины ноября закрывались вузы, техникумы и профтехучилища — всех студентов отправляли на сбор хлопка. Школьники, начиная с пятого класса, отбывали ту же повинность. Все предприятия обязывали отправлять «на хлопок» определенное количество людей. Даже военнослужащие Туркестанского военного округа привлекалась к сбору хлопка. Были случаи, когда наряды милиции останавливали рейсовые автобусы, принуждая пассажиров собрать некое количество хлопка. Сушили хлопок в том числе и на асфальтовых дорогах, пролегающих вдоль полей, автомобилям приходилось пробираться по пыльным обочинам. А что, разве не было хлопкоуборочных комбайнов? Разумеется были, но только ручная сборка обеспечивала высшее качество хлопка–сырца, который государство покупало у хозяйств по более высокой цене.

Перед «мобилизацией» на хлопок на школьной линейке каждому классу объявляли, в каком хозяйстве и какой бригаде предстоит работать. Обычно это были близлежащие колхозы, куда нас возили на бортовых грузовиках. На месте, каждому выдавали кусок грубого хлопчатобумажного полотна. Два его конца завязывались на поясе, два — на шее. Получался фартук. В полусогнутом состоянии мы шли по полю, строго по рядам, вынимали из распустившихся коробочек волокно и складывали в фартук. Когда фартук разбухал, мы начинали походить на кенгуру. Набрав килограммов семь–восемь, опорожняли фартук в свою кучку. После того как в ней скапливалось килограммов двадцать пять, мы увязывали собранное в тюк из того же фартука, поднимали его на голову и несли к шейпану[11] где стояли весы и была оборудована площадка для сушки хлопка. Приемщик взвешивал тюк и отмечал его вес в списке. За день работы каждый из нас обязан был собрать шестьдесят килограммов. Платили школьникам по 3 копейки за килограмм.

Были у нас и рекордсмены, которые почти всегда собирали больше нормы, а иногда и более сотни килограммов. К ним относился Валера Жулейко — активист из нашего класса, которому на школьной линейке, наряду с другими передовиками, вручали почетные грамоты. Валера был необыкновенно волевым собранным человеком, по утрам бегал, упорно учился, окончил Ташкентский политехнический институт, там же в Ташкенте работал, затем следы его затерялись.

Мне лишь однажды удалось собрать заветную сотню и конечно, этот труд был сродни рабскому и мало ценился. За два с половиной месяца работы под палящим солнцем каждый из школьников собирал около четырех тонн хлопка, зарабатывая чуть больше ста рублей. При этом мы брали с собой из дому еду, изнашивали свою одежду и обувь. Неплохой бизнес делало государство, да и вороватые чиновники себя не забывали — стоит лишь вспомнить нашумевшие в свое время узбекские «хлопковые дела»…

В Кара—Су переработкой хлопка занимались два предприятия: хлопкоочистительный и маслоэкстракционный заводы. На хлопзавод, как мы его называли, во время сбора урожая со всех колхозных полей вереницей ехали колесные трактора с четырьмя–пятью тележками, по край высоких бортов гружеными хлопком. Там шла государственная приемка. Хлопок укладывался в огромные бурты прямоугольной формы длиной 20–30 и высотой 6–8 метров (за точность не ручаюсь).

Для предотвращения самовозгорания хлопка, на уровне земли в буртах проделывались вентиляционные галереи размером почти в рост человек. От атмосферных осадков бурты сверху укрывались брезентом.

Хлопок в буртах был сырьем для очистительного завода, который работал на нем почти до нового урожая: волокно очищалось от семян и отправлялось в Россию, в основном в Иваново — «город невест». Хлопзавод выбрасывал в воздух мелкие ворсинки хлопка, наподобие тополиного пуха. Они покрывали весь город и были повсюду — на земле, на крышах, на проводах.

Хлопковые семена служили сырьем для маслоэкстракционного завода, расположенного рядом с хлопкоочистительным. Между двумя заводами, на металлических опорах был проложен ленточный транспортер, по которому переправлялись хлопковые семена. Из семян получали хлопковое масло и хозяйственное мыло — эту продукцию нам показывали на экскурсии. Сейчас ни хлопзавода, ни маслозавода в кара-Су нет — всё ушло в Китай в качестве металлолома. Землю, как и в России, разделили на клочки.

Я был свидетелем того, как в 1956 году, сотрудники отца, впервые принимали пробные телевизионные передачи из Ташкента в черно–белом, смутном и неустойчивом изображении. Но и это воспринималось как чудо. Там же, летом 1957 года, во время школьных каникул, я заработал свои первые в жизни деньги в бригаде электромонтеров связи. Техники не было. В сорокаградусную жару, с помощью лома и лопаты приходилось копать ямы для радиотелефонных опор, а затем устанавливать их с помощью подобия «ухватов» на длинных черенках. Опоры, в качестве средства против гниения, были пропитаны креозотовым раствором чёрного цвета. Креозот на жаре плавился, пузырился и были случаи, когда поднявшись на 5–6 метров, я соскальзывал на монтёрских когтях вниз. Затем пришел опыт, позволявший подолгу находится наверху и выполнять любую работу.

В школе у нас была дружная баскетбольная команда. Мы ездили в Ош не только на областные школьные соревнования, но и, за неимением другой команды, представляли свой район на «взрослых» турнирах. Да и вообще наступила пора взросления — спорт, первая влюблённость — наши девочки, с которыми мы ходили в кино и гуляли по вечерам.

В памяти события более чем полувековой давности. В девятом параллельном классе появилась новая ученица, звали её Галя Лежачёва. Так получилось, что в эту стройную симпатичную блондинку одновременно влюбился я и мой одноклассник Вадим Харьянов. К тому времени нравы изменились, и подобные отношения в кулачном поединке уже не выяснялись, да и шансов у меня не было — Вадим был силач в тяжелой весовой категории. У нас этот вопрос решался цивилизовано — выбор должна была сделать Галя. Посредницей выступала Зоя Назарова — наша одноклассница — добрая и отзывчивая девочка. Всё решалось на вечеринке в честь праздника 7‑е ноября у неё на квартире, где в отсутствии родителей собрался весь наш «бомонд». Девочки накрывали столы, а мы с Вадимом в полисаднике ждали решения Гали, при этом он нервно курил, а Зоя то и дело бегала от нас к Гале, предлагая набраться терпения. И вот, наконец, она объявила: «Вадим! Ты не обижайся, Галя выбрала Юру!