Ганька рванулся в сторону, чуть было на сук не напоролся.

— Лови, лови их!.. — неслось откуда-то.

Оглянулся. Видит, Минька давал стрекача влево. Петька, Колька — за ним. Яблоки по дороги врассыпную… Не до этого.

Ганька и туда, и сюда — запутался. Одинаковый кругом сад.

Остановился, перевел дух.

«Что теперь делать?» заныло в груди.

Чу!.. Опять шаги. Все ближе и ближе. Некуда итти.

— Стой! Кто ты такой?..

И страшно, и рад.

— Дяденька, прости. Я… Я… Это все Минька…

— Ага, попался… Ну-ка идем к заведующему Пилосову… Он тебе покажет…

Мужик страшный. С ружьем, и руки сильные, жесткие.

— С этих лет по чужим садам лазить. Вот мы сейчас тебя крапивой… Ну, иди…

Ганька оправился. Положим; крапивой не имеешь права, а насчет прочего отбрехаться надо…

— Пойдем! Где заведующий?.. Да не держи за руку!.. Не убегу и-так!

Подошли к даче. На цепи около дерева лохматая. большая собака.

Из раскрытого сарая сильно пахло фруктами, особенно вишней.

— Осип Петрович!.. Вот жулика привел…

Заведующий Осип Петрович моложе сторожа. в белой широкой рубахе с растегнутым. воротом, в туфлях. С книгой и карандашом в руке.

— Какого жулика?..

— А вот что давеча лазили…

Строго посмотрел на пленника.

— Ты чей?.. Ба!.. да ты пионер?.. — и рукой за красный галстук.

«Эх, дурак, ну зачем дома его не оставил!»

— Товарищ заведующий, я, право слово, не виноват… Это все Минька Шаталов…

— Нет, друг!.. Да еще на других сваливать!..

— Осин Петрович, они ветви поломали!.. — вставил сторож и покосился, — чистые разбойники!.. Не впервой уж…

— Еще этот здесь. — подумал Ганька.- злой какой…

— Совхоз, думаешь, казенный сад, так и лазить можно воровать… Ты бы пришел, да попросил у меня или вот у Шувалова. Здесь ведь работают сообща, коммуной. А вы налет сделали…

— Ветви, говорю, поломали, — бурчал Шувалов.

Просит Ганька освободить его, нет-разные лекции ему читают… Не хорошо, плохо…

— Ладно!.. Говорю, не виноват…

Не стал больше малину разводить заведующий, повернулся к сараю и на ходу:

— Проводи его, Шувалов!.. А после в отряд их зайду…

В клубе душно. Трещат пионерские голоса… На скамейках, на окнах, у дверей, везде — красные галстуки.

На сцене стол. Над столом портрет Ленина… Поглядывает хитро на ребят. У стены, где галдеж, большая афиша. Крупными буквами:

…СОСТОИТСЯ СУД НАД ПИОНЕРОМ ОТРЯДА ГАНЕЙ ГЛАЗКОВЫМ…

Затрещали барабаны. Звено «Красная Звезда» под такт барабана на сцену вышло.

— Встать! Суд идет!..

Знамя поставили. Застыли часовые. Вожатый, товарищ Свободин, с портфелем вышел. Сел за стол. Рядом с ним присяжные:

Надя и Гора.

Звонок. Притихли.

Кашель председателя.

— Глазков!

Сразу все головы вытянули вперед. С мест повскакали.

— Гляди, Ганя!.. Ганька!..

В переднем ряду он. маленький, без задора.

— Выйди на сцену!

Хлопают дверью. Лезут… Битком уже.

— Рассказывай, как было дело…

Проглотил слезы. Только бы не заплакать.

Коленки дрожат, но начал.

— Пошли купаться… Минька Шаталов уговорил… итти в сад… Будто к своему дяде… Ну, и так далее…

— Как же ты не узнал, что это дядин сад или совхоз?

Провалиться бы, да некуда! А вожатый вопросом, как иголкой:

— После узнал?.. А почему не принял меры?.. Активист ведь ты…

— Виноват, товарищи!..

Только бы не заплакать!.. Закусил губы.

Зашумели ребята.

— Думал удрать!.. Пройдет!..

— Теперь «прости»…

— Тише!..

Звонок председателя.

Прокурор Боря Лурье, худой, черноволосый, звонким, чеканным голосом обвинял:

— Глазков в пионерской среде сделал большое моральное преступление… В тот момент, когда яблоки такие сочные и, можно так сказать, красивые манили наших неорганизованных ребят. товарищ Глазков позабыл, что у него на шее красный галстук… Обвиняемый сейчас, мы видим; стоит и просит прощения. Можем ли мы его простить? Нет! Никогда! Я требую от суда для обвиняемого Глазкова высшей меры наказания- исключение его из нашего отряда!..

Прокурор тяжело опустился на стул. Аплодисменты пробежали по скамейкам.

Трещит звонок председателя.

А потом, через полчаса, когда суд снова вышел уже с приговором, все тотчас же притихли. Отдавая пионерский салют, в жуткой тишине слушали, как судья громко, отчетливо читал:

— От имени пионеров СССР товарищеский суд постановил: Глазкова Ганю, как опозорившего своим поступком отряд, звания пионера лишить…

По залу, несдержанно пробежало:

— Оо… о… Здорово…

— …временно, сроком на три месяца… Па прочтении настоящего приговора с Глазкова пионерский галстук спять и сдать в отряд…

Помощник вожатого Вася быстро подошел к онемевшему Ганьке, развязал галстук и передал товарищу Свободину.

— Вот тебе и яблоки дядины!..

— Хорошо, что временно!..

Ганьке головы не поднять.

Шумели все. Кто во что — не слышит.

— Ребята идем! Шура, запевай!..

— затянула босоногая, веселая Шура, тряхнув, кудрями. А за ней все:

И залилась песнь за дверь, по улице:

На скамейке, в пустом клубе, сидел Ганька один и смотрел волком, как по коридору топали босые ноги…