Николай Иванович обратился к Жупанскому с предложением проводить до университета.

— Если вы так любезны, коллега, — почтительно ответил Станислав Владимирович и пытливо посмотрел на своего бывшего ученика.

Шли рядом, как ходили когда-то. Жупанский заметно сутулился и, кажется, очень боялся упасть. Николай Иванович слегка поддерживал его за локоть, ступал широко.

Вдруг Станислав Владимирович заговорил о прошлом.

— Не сердитесь на меня, коллега. Возможно, я был слишком требовательным в своем отношении к вам, слишком нетерпеливым... Я верю в ваше благородство, коллега, и прошу прощения.

Линчук не надеялся услышать такие слова. Будто громом оглушенный, остановился он посреди улицы. Остановился и профессор.

— Станислав Владимирович! — промолвил взволнованно-тихо доцент и протянул руку. — Вот моя рука. И верьте, профессор, что это рука вашего благодарного ученика и искреннего друга... Вы на нее можете уверенно опереться, Станислав Владимирович.

Профессор пожал протянутую ему руку.

Вошли в университет, вместе поднялись на третий этаж, где размещалась кафедра истории СССР.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

В тревожные дни, когда жизнь Галинки висела на волоске, Станислав Владимирович с особой силой почувствовал поддержку и помощь Сергея Акимовича Кипенко. Уже утром на другой день после ранения дочери Сергей Акимович позвонил профессору на квартиру, выразил соболезнование, заверил, что все будет сделано для спасения жизни его Галинки. По просьбе секретаря горкома партии дважды созывался консилиум лучших врачей города. Галицкий консультировался с учеными Академии медицинских наук, с главным хирургом Советской Армии.

Моральная поддержка в трудные для Станислава Владимировича дни со стороны общественности города заменила старому профессору чудодейственный эликсир, который искали, да так и не нашли средневековые медики и алхимики. Станислав Владимирович понял: о нем думают, заботятся о судьбе его дорогой Калинки.

Много мыслей родилось в седой голове профессора за эти три недели пребывания дочери в больнице.

Сегодня он не на шутку испугался: хирург сказал, что он выпишет Галинку только после Первого мая. Жупанский схватил хирурга за руку.

— Неужели какое-нибудь осложнение?

— Ну, обыкновеннейшее, — с напускной строгостью промолвил доктор Галицкий. — Осложнение такое, что все мы полюбили твою дочь, Станислав Владимирович, и не хотим расставаться с ней до праздников и во время праздников. Нечасто в наше учреждение попадают такие хорошие девушки.

Произнося эти слова, Галицкий морщил нос, доброжелательно улыбался. На хирурга невозможно было обижаться даже за некоторую банальность его шутки. И Жупанский не обижался.

Из клиники он вышел в бодром настроении. С наслаждением вдыхал нагретый весенним солнцем воздух. Одетый во все темное — черное пальто, такого же цвета каракулевый воротник и такая же черная шапка, — Станислав Владимирович шел привычной неторопливой походкой, опираясь на новенькую палку. Кстати, о палке думал давно, однако все почему-то откладывал приобретение этой неприятной вещи, не желал «ходить на трех ногах». Страшное несчастье вынудило его зайти в аптеку, купить палку — хоть малость ногам легче будет.

Сегодня сердце не давало перебоев, и Станислав Владимирович решил пройтись по аллеям парка. Шел медленно, углубившись в воспоминания. Вот на этих тропинках училась ходить его дочь. Вспомнил, как маленькая кудрявая девочка пугливо таращила глаза и быстро переставляла ножки. А они с Оксаной смеялись и подсказывали Галинке, как идти дальше. Будто вчера это было... И вот дочь, взрослая, мечтает о свадьбе.

Станислав Владимирович присел на скамью. Мысли его вертелись вокруг недавней беседы. Правильно ли поступил он, дав согласие на свадьбу Калинки с Пилипчуком? Мог ли он поступить иначе?

«Не мог, не мог!» — шумело в ушах.

Теплый ветер ранней весны разгонял белые облака и приоткрывал безбрежную голубизну неба. Такое небо можно видеть лишь ранней весной — глубокое и нежно-голубое. В такой цвет природа окрашивает нежнейшие ранние весенние цветы — подснежники, фиалки.

Сугробы снега в парке оседали, чернели, покрывались водой. На деревьях у гнезд суетились грачи. На одной из боковых аллей играли ребятишки, шумели, махали руками.

Станислав Владимирович улыбнулся. В это время мимо него прошли незнакомые мужчина и женщина. Они вели за руку маленького карапуза в белой меховой шубке. Малышу, наверное, тяжело и жарко в такой теплой одежде. Он то и дело забегал вперед, хватал маму за колени, просился на руки.

— Я тебя, Тарасик, не подниму, — говорила молодая мать и целовала мальчика в розовую щечку. — Иди к папе.

Станислав Владимирович внимательно наблюдал за семейной сценой. Ему тоже захотелось пройтись вот с таким малышом по городу, пускай все спрашивают, чей это внук.

От дуновения теплого ветерка и таких же, как и он, теплых мыслей Станислав Владимирович почувствовал прилив энергии. Вышел из парка, свернул на тихую улицу Василя Стефаника, потом на улицу Чайковского и неожиданно для самого себя оказался на бульваре Шевченко. Прошелся по тополиной аллее. Когда-то эта аллея служила местом студенческих встреч. Кажется, та же традиция осталась и поныне: тут и там по аллее прогуливались юноши и девушки, среди которых профессор узнал несколько знакомых лиц. Да, да, ведь это же подруга Калинки — Нина Пирятинская, а юноша... Увидев профессора, Нина и Юрий Засмага остановились, почтительно поздоровались.

— Как здоровье Галинки, Станислав Владимирович? — спросила Пирятинская, когда профессор остановился.

— Благодарю. Через неделю врачи обещают выписать... Приходите в гости, Галинке будет очень приятно.

— Непременно придем, — пообещали студенты.

«Какое это счастье, что Калинка осталась жива. Ведь ее жизнь, считай, висела на волоске. Да, да... Если бы не золотые руки доктора, его огромный военный и довоенный опыт, старание... Да, да!.. Правду говорит Тын, что без подарка здоровье к больному возвращается на черепахе. Необходим какой-то презент!»

Но что подарить Галицкому? Купить ему радиоприемник, часы, или... Нет, презент должен быть оригинальным.

Станислав Владимирович знал, что сейчас подарки врачам и вообще дорогие подарки считаются чуть ли не взятками, осуждаются. Но в данном случае речь идет о другом — о чисто дружеском чувстве благодарности за внимание в трудную минуту. Ведь доктор мог и не наведываться к Калинке первые три ночи.

«Да ведь он нумизмат! Что ему может приглянуться в моей коллекции? Есть у меня два саксонских талера... Их, может, подарить? Или — у меня же три дуката первой петровской чеканки 1701 года! Вот что подойдет». Будет весьма достойно, если он подарит хирургу Галицкому два петровских дуката! Даже весьма солидно.

Прошелся несколько раз мимо здания горкома партии. Смотрел на окна, и казалось, будто они приглашают войти в помещение, — так весело сверкали они на солнце.

«Может, в самом деле заглянуть к Сергею Акимовичу? — подумал профессор. — Ведь он несколько раз звонил, беспокоился. Надо поблагодарить за внимание. Кроме того, Сергей Акимович должен знать некоторые подробности...»

Вспомнил преступника и вспыхнул: если бы встретил его на улице, наверное, набросился бы на него с кулаками. Знал: его делом занимаются органы государственной безопасности. Но удастся ли им поймать бандита? А если не поймают? Тогда этот негодяй будет продолжать сеять на земле зло и смерть...

Подошел к зданию ближе, прочел вывеску, хотя в этом не было никакой необходимости. Прошелся еще раз и еще раз остановился.

«Зайти или не надо?»

Из парадных дверей здания выглянул светловолосый милиционер.

— Вы кого-то ищете, гражданин?

Станислав Владимирович в первую минуту даже испугался, — может, его заподозрили? Однако смущение длилось недолго.

— Видите ли, меня приглашал товарищ Кипенко. Однако мы не договорились о времени визита. Вот я и колеблюсь... А скажите, Сергей Акимович у себя?