Я тогда ещё не знал, что за всё в этой жизни надо платить. Иногда той же самой монетой. Лёжа в постели и слушая нытьё Сергея,  я думал, месяц – это много. За такой срок можно забыть любую женщину. Шёл бы ты, парень, домой и не ныл тут.  Но потом, когда сам оказался на его месте, я уже не думал так. Моя ломка была серьёзной, а выздоровление длилось долго, больше двух лет.

      Наливай, Петя», - Сергей подставил свой стакан.

Я услужливо ему налил, себе тоже, но себе опять чуть меньше.

       Мы выпили. Мне показалось, что он, украдкой, смахнул слезу.

     «Потом, когда она ушла к другому, - продолжил он, - я не мог понять, как она, ещё вчера целовавшая меня и извивавшаяся в моих объятиях, сегодня спокойно цедит сквозь зубы, что теперь она принадлежит другому. И это было правдой, она нисколько не рисовалась, ей было на самом деле начхать на меня и на мои чувства прямо с этой минуты. А я потом ещё долго не мог прийти в себя и писал ей длинные покаянные письма, пытаясь вернуть её обратно. Мне бы вспомнить Серёжу, стучавшего тогда в нашу дверь…. Как ни странно, я не чувствую его зла оттуда…».

     «Не переживай так, не ты первый, не ты последний», - изрёк я, желая его успокоить. Я немного привстал, чтобы было удобнее  зачерпнуть икры, и чуть не упал под лавку. Ложка выпала из моих рук и сразу куда-то пропала.  Не долго думая, я зачерпнул из банки рукой и стал облизывать пальцы.  Алкогольный дурман включился на полную мощность и начал лишать меня  чувства реальности. Я был пьян, как стелька, но не понимал этого.  Мне было хорошо. Виски уже не отдавал  самогоном, у него появился приятный сладковатый привкус. После длительного алкогольного перерыва  эйфория, обуявшая меня, показалась мне счастьем. Мне захотелось обнять Сергея, расцеловать его и пожалеть одновременно.

     Но выглядел я уже неважно.  Я весь обляпался кабачковой икрой, её жёлто-бурые кусочки застряли в уголках моего рта, отчего можно было подумать, что я закусывал не ей, а чем-то другим, не буду говорить чем; я вымазал о траву свои шорты и, к тому же,  на мне остался только один кроссовок. Я сидел, поглядывая на свою босую ногу, и уже ничего не соображал. Мне казалось, что я представляю из себя красивого и бравого парня, которому подвластно всё. Слава Богу, Сергей не видел этого бравого парня в упор и был целиком поглощён своими мыслями.

      «Ты знаешь, - продолжил он горячо, - в чём необыкновенность этих женщин, и почему все мужчины скрывают эту тайну? Никто никогда не говорил об этом откровенно».

      «Не горячись, - успокоил я его, чувствуя, что язык мой начинает заплетаться, - мне это тоже знакомо. Но о себе я  лучше умолчу, ты и так всё знаешь….».

      «Два года мы не жили, а мучились с ней, - продолжил Сергей, не обращая внимания на мои слова, - но я был счастлив, как никогда в жизни. Такие женщины могут творить с нами чудеса. В прошлой жизни я был упитанным мужиком, потолще тебя. И что же - я сел на диету. Мало того, по утрам я стал бегать, не взирая ни на какие препятствия. Мороз под сорок, метель, пурга, а мне ни по чём.  Вымотавшись за день на работе, я не спешил в кровать, или вернее, спешил, там ждала меня Оленька. Я упражнялся с ней часов до двенадцати, потом часов до трёх её ревновал, но под утро всё равно выходил на заснеженный тракт.  И так каждый день на протяжении двух лет. Откуда только брались силы…

     Я даже стихи начал писать и посвящать их ей, правда потом после расставания все их порвал и выбросил.

      Но привычка к насыщенному ритму у меня осталась до сих пор, и она меня здорово выручала. Как бы там ни было, но тогдашняя моя жизнь нравилась мне, какие бы обороты она не принимала. Дни шли чередой, я стал привыкать ко всему.

      Бывали и неприятные моменты, даже очень. Такие женщины, как Оля, всегда непредсказуемы. То она готова отдать за тебя последнее, а то подставить тебя и сделать это лишь в угоду своему тщеславию. Для многих женщин на прииске не было работы, не трудилась какое-то время и моя Оля. Надо сказать, это было не в тягость ей, как, впрочем, и многим остальным. Молодые бездельницы собирались стайкой и по целым дням судачили у единственного поселкового магазина. В основном  они хвастались друг перед дружкой.

     Все завидовали моей жене.

     Во-первых, она красива.

     Во-вторых – муж, то есть я, с высшим образованием  и много зарабатывает.

     В-третьих, я бегаю по утрам, что по тогдашним меркам было невиданным зрелищем.

   «Ты не представляешь, - как-то сказала она мне вечером, наливая в тарелку суп, - они тебя хвалят и завидуют мне. Но они не знают, что ты у меня второй. Меня сегодня прямо-таки подмывало сказать им об этом. Они бы рты пораскрывали от зависти. Но, - она чмокнула меня в затылок, - я у тебя умная жена, а потому не сделала этого. Хотя мне и очень хотелось…».

    Суп в тот вечер я ел без удовольствия и затаил на неё обиду.

С этого дня всё пошло на разлад. Я понял, что не смогу всю жизнь держать эту планку, хотя и очень хочу. Часто эти понятия, хочу и могу, вступают в конфликт между собой, и приходится выбирать, либо то, либо другое.  Правда потом вдруг оказывается, что  и выбирал не ты. Но потом, ещё дальше, всё равно оказывается, что и это  было для твоей же пользы. Но это иногда бывает уже слишком потом, многие до своей пользы так и не доживают».

    Сергей замолчал и посмотрел на вторую пустую бутылку.

    «Я схожу ещё за одной, - сказал он, поднимаясь с места и выпрямляясь во весь рост. При этом его сильно качнуло, но он устоял, - и сала принесу, прибавил он, - там у меня есть в морозильнике целый шмат из русского Уаба», - Сергей направился к дому, стараясь держать равновесие. Я видел, что это у него получалось с трудом.

     Через пять минут он вернулся, держа в одной руке кусок сала, а в другой запотевшую поллитровку с мутной жидкостью.

     «Наша, самоделковая, - подтвердил  он мою догадку, - сам гнал и настаивал на чесноке, дальше продолжим отмечать ей. На виски я налагаю санкции», - закончил он.

     Мы разлили по стаканам самоделковую, сразу побольше, почти по половинке. Я взял свой стакан и посмотрел на свет. Жидкость в нём едва просвечивала и была похожа на молочный обрат. Я понюхал её, в нос мне шибануло сивухой.

    «Нет, это не молоко, - подумал я, - это наш натурпродукт».

    «Я её не очищаю и не прогоняю через угольные фильтры, - сказал Сергей, - чтоб не портить. У этого напитка должен быть натуральный вкус».

     «Это правильно, - поддержал я, - такой самогон пили бравые парни атамана Таврического из «Свадьбы в Малиновке», и это смотрелось с экрана очень вкусно».

      Мы снова чокнулись за моё посвящение и выпили. Сергей отрезал пласт белого сальца без каких-либо мясных вкраплений и положил его на горбушку чёрного хлеба. Сооружённый бутерброд он подал мне. Потом сделал себе аналогичный, мы чокнулись бутербродами и стали закусывать.