С того именно дня на возможности государственной карьеры Гучкова был поставлен крест.
И с того же самого дня Гучков начал подвергать открытой критике все то, что раньше обходил: ставки сделаны, позиция его определена не кем-нибудь, а самодержцем, не радеющим о судьбах империи, но лишь тасующим колоду карт из числа тех министров, которые стелились перед ним, словно юродивые холопы, страшась сказать слово правды, норовя угадать то, что Николаю было бы приятно услышать, вот уж воистину страна рабов, страна господ, и ты, несчастная Россия, и ты, послушный им народ…
4
Единственным ведомством, которое знало правду, и не только знало ее, но составляло абсолютно правдивые сводки о происходящем в стране, был департамент полиции министерства внутренних дел.
Начальники губернских жандармских управлений, руководители охранных отделений, заа ген турив сотни тысяч секретных осведомителей из всех слоев общества, начиная с времен Столыпина (особенно в последние годы его правления), собирали и обрабатывали совершенно нелицеприятную правду о процессах, происходивших в империи. В жмурки не играли, черное не называли белым, занимались делом, а не бирюльками.
Вот лишь короткая выдержка из тысяч донесений подобного рода, стекавшихся в министерство в критические для судеб самодержавия годы.
Нет в Петрограде в настоящее время семьи так называемого "интеллигентного обывателя", где "шепотком" не говорилось бы о том. что "скоро, наверно, прикончат того или иного из представителей правящей власти” и что "теперь такому-то безусловно несдобровать”, — характерный показатель того, что озлобленное настроение пострадавшего от дороговизны обывателя требует кровавых гекатомб из трупов министров, генералов и всех тех, кого общество и пресса величают главными виновниками неудач на фронте и неурядиц в тылу.
В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой, открыто и свободно раздаются речи опасного характера, затрагивающие даже священную особу государя императора и заставляющие верить утверждениям, что высокий порыв монархического чувства, охвативший Россию в июле 191 4 года, исчез, сменившись безумно быстрым ростом озлобления не только против "правительства”, но и против государя и всей царской семьи: повсеместно и усиленно муссируются слухи о "близком дворцовом перевороте",
Характернейшим показателем сумбурности и исключительной запутанности политической обстановки данного момента и своего рода "знамением времени" может служить, между прочим, помимо всего вышеизложенного, и резко намечающийся за последние дни яркий авантюризм наших доморощенных "Юань-Шикаев" в лице А.И. Гучкова, Коновалова, князя Львова и некоторых других "загадочных представителей общественности".
Опасаясь при неожиданности "переворота" и "бунтарских вспышек" оказаться не у дел и явно стремясь при общем крушении и крахе сделаться вождями и руководителями анархически-стихийной революции, лица эти самым беззастенчивым и провокационным образом муссируют настроение представителей руководящих и авторитетных так называемых "рабочих групп" (рабочие группы военно-промышленных комитетов Гучкова), высказывая перед представителями последних уверенность в неизбежности "назревшего переворота" и утверждая категорически, как неопровержимый и им достоверно известный факт, что "армия — по их проверенным сведениям и данным — уже приготовилась и выражает намерение поддержать все выступления и требования негодующего народа".
Что подобного рода разжигание страстей не остается безрезультатным, легко видеть из все более и более революционизирующегося настроения рабочей группы центрального военно-промышленного комитета, представители коей самым наивным образом начинают веровать в "силу" г.г. Гучковых, Коноваловых и К° и признавать, по их собственным словам, что от последних именно и будет зависеть решительный сигнал к началу "второй великой и последней всероссийской революции".
Как общий вывод из всего изложенного выше должно отметить, что если рабочие массы пришли к сознанию необходимости и осуществимости всеобщей забастовки и последующей революции, а круги интеллигенции — к вере в спасительность политических убийств и террора, то это в достаточной мере определенно показывает оппозиционность настроения общества и жажду его найти тот или иной выход из создавшегося политически ненормального положения.
Особый отдел деп. полиции.
А что положение это, как указывает все вышеизложенное, с каждым днем становится все ненормальнее и напряженнее и что ни массы населения, ни руководители политических партий не видят из него никакого естественного мирного выхода, говорить об этом не приходится.
Приезд в Петроград союзнической делегации вызвал в различных кругах столичного населения всевозможные толки, продолжающие волновать общество. Широко распространился рассказ о беседе генерала Кастельно с лидерами "прогрессивного блока". Беседа носила следующий характер: "Мы до сих пор не имели случая сомневаться в искренности намерений русского правительства, но слухи о борьбе придворных^партий и "темных влияний", которыми переполнены страницы заграничных газ#г, заставляют нас все время быть настороже: германские агенты так долго муссировали различные "новости" о намерениях царского правительства, что трудно допустить мысль, будто эти слухи ни на чем не основаны. Поведение многих министров, особенно премьера Штюрмера и нового министра внутренних дел Протопопова, показывает, что в России есть еще сильная партия сторонников Германии, лишенная возможности явно агитировать за мир, но усиленно работающая теми путями, которые закрыты для международной дипломатии. Из бесед с вашими военными чинами я знаю, что военные власти вполне преданы искренней дружбе с нами и не допускают мысли, чтобы Россия изменила союзу, но и они не скрывают, что во внутренней жизни России есть много явлений, угрожающих союзу; они, как и мы, признают недопустимость современной политики Протопопова, вызывающей повсеместное недовольство, которое не может не отразиться на работе по обеспечению тыла. И если ваше правительство, ослепленное германскими обещаниями или проникшееся жалостью родственников к Гогенцоллернам, захочет разрушить наш союз, то, будьте уверены, что в нас вы всегда найдете близких союзников, готовых всегда оказать помощь дружественной нации".
Не меньшим успехом пользуется среди широких кругов публики рассказ о попытках Англии повлиять на внутренние русские дела. Наиболее распространена следующая версия, исходящая, по-видимому, из думских кругов: сэр Бьюкенен будто бы получил из Англии достоверные сведения, что в России вновь усилилась германская партия. С этой целью Бьюкенен говорил с председателем Государственной думы Родзянко, который сказал ему, что "хотя фактов никаких нет, но в обществе не прекращают говорить о существовании в придворных кругах партии, стоящей за сепаратный мир и за сближение с Германией, так как иначе Россию ждет якобы английское иго". Бьюкенен якобы испросил высочайшую аудиенцию, во время которой он произнес речь, выслушанную будто бы государем императором очень холодно:
"Ваше величество, английское общество в последнее время взволновано слухами, проникшими в нейтральную печать, о том, что в России главное направление политики перешло к партии, являющейся сторонницей немедленного сепаратного мира с Германией. Поэтому лучшим подтверждением истинных намерений русского правительства было бы посещение Англии кем-либо из высокопоставленных особ. Мое правительство поручило передать вашему величеству, что английская нация была бы счастлива видеть у себя государыню императрицу с одной из великих княжон: подобное посещение показало бы неосновательность всех слухов, распускаемых врагами".