Если я чего-нибудь не понимаю, а другие понимают, это может значить две вещи. Или в силу какого-то недостатка мне не дано это понять. И нужно временно смириться, но бороться с этим недостатком. Или же я прав, а все ошибаются. Но это слишком смелое предположение. Его нужно еще доказать, обязательно чем-то реальным: книгами, картинами, фотографиями, то есть всей своей жизнью. Нужно одновременно безоговорочно верить в свою теорию (но не как в свою, а как бы в чужую!) и сомневаться в каждом ее слове, чтобы постоянно доказывать самому себе, что ты не ошибся. Сомневаться и доказывать, доказывать и опять сомневаться.

Почему я говорю «не озлобляться»? Сказать сегодня «Брессон плохой фотограф, вот у меня есть карточки...» для культурного человека просто неприлично, все равно, что высморкаться в скатерть. Говорят: «О, Брессон, конечно люблю, столько экспрессии!». Но думают иначе.

Есть тысячи людей (я лично знаю десятки), которые безуспешно пытались проникнуть в тайну Брессона, и не смогли. И вот эти люди поспешили сделать вывод, что их намеренно обманывают, просто издеваются. Они в самом деле озлобляются и чувствуют себя обманутыми. Того и гляди, по всему миру пройдут демонстрации обиженных фотографов с лозунгами «Долой Брессона!», «Нет никакого решающего момента! Когда хочу, тогда снимаю!».

Опускаться до такого обывательского уровня нельзя ни в коем случае. Понимание фотографического искусства, как и любого другого, дается с большим трудом, не всем и, во всяком случае, не сразу. Его нужно заслужить самому, обрести в одиночку. Бесполезно вместо этого требовать объяснений от специалистов, тем более считать, что от тебя что-то скрывают и недоговаривают.

19. О печати (с. 216)

В фотоальбомах и на выставках можно встретить совершенно разные отпечатки

известной фотографии какого-либо мастера. Могут быть разные варианты кадрирования, иногда просто плохая печать.

Но кто сказал, что хороший фотограф обязательно и хороший печатник? Два таланта в одном человеке, — это уж слишком. Такое бывает не всегда, немногие мастера умели печатать, как Ансел Адамс.

У коллекционеров фотографии есть такое понятие мп1аде, это отпечаток, сделанный автором в первый год или два после съемки. Последующие отпечатки и современная печать с сохранившегося авторского негатива не имеют музейной ценности.

Но любителя фотографии интересует совсем другая ценность — художественная. И в этом смысле образ любимой фотографии, которая известна ему по репродукциям, иногда сильно меркнет, разочаровывает его.

Фотограф при жизни бывает неаккуратен, сохраняет все отпечатки, часто некачественные или без ретуши. Их-то мы иногда и встречаем на ретроспективной выставке мастера. Вместо произведения искусства нам предлагается нечто, чуть ли не находка из лавки старьевщика. Это не касается тех фотографов-классиков, которые действительно печатали великолепно. Но таких очень мало. Или же тех, кто, как Картье-Брессон, сами не печатают свои фотографии (но тогда рядом с именем фотографа должно стоять имя печатника).

Плохой, неряшливой печатью можно убить самую лучшую фотоработу. Мы уже приводили аналогию: негатив — это ноты, запись музыки фотографии, печать — ее исполнение. И оно может быть убийственно плохим или же, наоборот, поражающим своим совершенством, раскрывающим по-новому известное произведение.

Совершенно немыслимая в живописи ситуация: увидеть в музее копию картины большого мастера, сделанную плохим художником. Отпечаток сомнительного качества — это такая же плохая копия той великой фотографии, которая хранится у нас в голове.

Печать — очень трудное искусство. Автор должен признаться, что сам учился печати долгие годы. Сначала мастера говорили молодому автору: «Посмотри, печатать надо не так!», а он не понимал, о чем идет речь. «Вот на отпечатке человек, вот небо, вот трава, — все видно, все читается. Так чего же они от меня хотят?». А лет через 10 автор сам стал замечать неточности печати в работах самих мастеров.

Неужели все 10 лет несчастный автор учился составлять проявители, наводить на резкость увеличитель и определять контрастность бумаги? Конечно же, нет, для этого достаточно нескольких месяцев.

Но что же такое «настоящая» печать, что такое, наконец, «искусство печати»?

Искусство печати — это, прежде всего, искусство видеть, искусство оценить 100 вариантов и выбрать из них один-единственный, если это возможно.

Необходимо почувствовать, как должен выглядеть отпечаток, насколько должна быть выделена та или иная деталь, должна ли она быть серой, темно-серой или еще темнее? Никакая логика здесь не поможет, нужно именно чувство композиции, особенно тональной. А кроме того, уважение к негативу, следование его, негатива, желаниям.

В печати все на нюансах, на таких чуть-чуть, которые начинающему не объяснишь, которые трудно себе представить. Так что 10 лет — это нормальный срок для того, чтобы обострить свое зрение и чувства настолько, чтобы научиться всему этому.

В искусстве печати нет и не может быть правил или ограничений. Какой-либо прием, успешно реализованный в одном случае, бесполезен в другом.

Стандартная, технически безупречная работа профессионала-печатника: предельная резкость, проработка всех фактур, отсутствие провалов в тенях и светах, иногда обедняет отпечаток, лишает его выразительности. Нужно стоять рядом с таким печатником (или компьютерщиком) и подсказывать ему все нюансы.

В фотографическом изображении содержится великое множество самых разных деталей. Одни воспроизведены на отпечатке отлично, они «как живые». И эти первые как бы подавляют остальные, которые живыми не получились.

Ну, не получились и не получились. Подумаешь, полутона слились, форма пропала, подробности где-то исчезли. Все равно главное читается, да и снимок интересный!

Черно-белая печать — очень трудное занятие, практически никогда не удается проработать абсолютно все детали. В отдельных случаях черные провалы только украшают снимок. Но это бывает не так часто, и с такими вещами надо быть предельно осторожным. Обычный стандартный отпечаток должен иметь полную проработку в каждой своей части. То есть каждая малейшая деталь должна быть проработана во всех своих подробностях.

И все же можно утверждать, что глубокий черный цвет — это поэзия черно-белой фотографии. Вот Ансел Адаме,

— безусловно, король печати, равных ему не было и нет. Но практически ни один его отпечаток не обходится без черных провалов.

Подобная манера печати у Ю. Смита, у С. Сальгадо. А на фотографиях А. Картье-Брессона детали в тенях, чаще всего, хорошо проработаны, это другая манера.

Овладеть искусством печати невозможно без понимания языка изображения. И в этом настоящая книга, наверное, кому-то пригодится.

20. О резкости и нерезкости (с. 217)

Многие фотографы чрезвычайно озабочены резкостью своих снимков, и стремятся повысить ее всеми доступными способами. Фирмы-производители предлагают все новые объективы, один резче другого. Производители пленки увеличивают разрешающую способность своих материалов. Количество мегапикселей цифровых камер растет и покупатель, естественно, предпочтет камеру с 6 мегапикселами той, у которой их всего 4. Хотя это число отнюдь не гарантирует хорошего качества изображения.

Особенно опасен «Фотошоп» с его мнимыми возможностями увеличения резкости. На такие фотографии в журналах просто невозможно смотреть, они вызывают раздражение, болезненное ощущение в глазах.

Чрезмерная или увеличенная «Фотошопом» резкость умножает количество информации, которой на снимке и без того слишком много. Это только утомляет глаз.

Так ли уж важна резкость или разрешающая способность? И нет ли более важных критериев качества изображения?

Начнем с того, что резкость — это не средство выразительности, а всего лишь техническая характеристика. Чрезмерная резкость режет глаз, утомляет его. Она совершенно не свойственна нашему зрению. В особенности это касается случая, когда объекты разных планов изображены с одной и той же предельной резкостью. Здесь глазу просто не на чем остановиться.