В Подмосковье сеянцы выращиваются в питомнике два года. На Украине под теплым солнцем они успевают вырасти за один год.

Ежегодно в апреле все зеленое население питомника меняется. Годовичков выкапывают, увозят на посадки. Землю дезинфицируют, удобряют и засевают новыми семенами. Один гектар питомника дает три миллиона сеянцев для посадки трехсот гектаров новых лесов.

В Ольховском лесничестве нет специального звена, которое занималось бы исключительно питомником, как это бывает в других областях. Все лесокультурницы одинаково занимаются всеми родами работ: имеют свои участки и на сосновом питомнике, и на питомнике лиственных пород, и на лесокультурах.

— Так лучше, всем поровну, и никто не в обиде. Питомники близко от села, лесокультуры далеко, ходить туда долго. Несправедливо, если одни звенья будут на ближних работах, другие на дальних, — объяснила мне звеньевая Мария Андреевна Чуприна, тихая, застенчивая девушка, желтоволосенькая, низенького росточку. Молодая, а работает в лесничестве уже пятнадцать лет; пошла на посадки совсем девочкой. Одна из лучших лесокультурниц, награждена орденом Трудового Красного Знамени и двумя медалями.

Сложное чувство возникает при взгляде на питомник Ольховского лесничества. Все в нем противоречит установившимся нормам. Двухгектарный питомник — кустарщина. В наше время признаны более выгодными крупные питомники в полсотни гектаров. Спорной может показаться и организация труда без специального звена, занятого питомником. Но ведь в малолесных областях Украины особые условия. Нельзя переносить сюда шаблон из других областей. Если люди приладились, если им удобно, зачем возражать? Важен результат. А он хорош.

Уживаются же рядом с фабрично-заводской продукцией кустарные изделия народных умельцев.

Ранним утром около лесничества полно велосипедов. Съехались лесники, младшие командиры лесного хозяйства. Велосипед — необходимая принадлежность каждого, потому что такая у них работа, связанная с длинными путями. Наведаются в лесничество и катятся в свои обходы.

Однажды в перекур на крылечке я стал расспрашивать про житье-бытье.

— Много дела, — ответил лесник Андреян Рябошлык. — Обо всем позаботься, все обеспечь: семена собери, лес посади, уход проверь, бурьян скоси, хлам подбери, а то пожар случится. Да и лесокрадов карауль. Говорят, лесник может прожить без жалованья, на одно приусадебное хозяйство. А много ли у лесника времени остается на свое хозяйство? Нынче все работают семь часов, а у лесника рабочий день ненормированный. Днем лесник работает, ночью лес стережет. В будни народ уставши спит, в будни хоть не смотри, а под выходной и после выходного всю ночь на дороге сижу. Слушаю, не зашумит ли кто.

— А ты свое расписание лесокрадам объявил, чтобы знали, когда в лес приходить, да с тобой не встречаться? — пошутил молодой лесник Григорий Нор.

— Ну ты, остряк-скалозуб! — отмахнулся Рябошлык. — Я к тому хотел сказать, что в нашем лесном деле всякое бывает. Лесник не застрахован от стычки с лесокрадами. А объездчик Кравченко — волком кусанный. Расскажи, Сидор Андреевич, московскому товарищу, как тебя волк грыз!

Уступая моим просьбам, объездчик рассказал:

— Весной было дело. Проверял я обходы, велосипед оставил, потому надо заглянуть во все закоулки, куда на велосипеде не проедешь. Пешком шел. Иду, осматриваю, беру на заметку, что надо подчистить. Солнце село, смеркается. Вижу, собака бежит. Я без внимания, собака лесу не вредит. И вдруг она кидается, да не за ногу, как обычно собаки делают, а к горлу. Я успел заслониться правой рукой, и попала моя ладонь собаке в пасть. Я схватил за нижнюю челюсть и сжал. Ну раз нижняя челюсть в капкан попала — собака совсем безоружна, обороняться ей нечем. «Сейчас, — думаю. — задушу проклятую». Хватаюсь левой рукой за шею и никак не могу обхватить: толста шея. Тут соображаю, что вовсе это не собака, а волк. Крепко челюсть сжимаю, а волк вырывается, и мы оба на месте танцуем. Сильный, черт! Головой мотает, лапами меня царапает, всем телом изгибается. Я левой рукой переднюю лапу схватил, так он задними уперся. Потанцевали мы так, не знаю сколько времени, и удалось ему вырваться. Когда вырывался, сильно мне руку разодрал. Тут я вспомнил, что в правом кармане у меня клеймо. Видали наши клейма?

Я ответил, что знаю. Молоток для клеймения деревьев, назначенных в рубку, похож на почтовый штемпель, но раз в десять тяжелее: не по марке на бумажном конверте бьют, а по древесному стволу стукают, и надо на затеске клеймо с пятиконечной звездой отпечатать. Разбить зверю череп таким молотком куда как способно!

— Достал я клеймо, — продолжал объездчик, — переложил в левую руку, — потому как правая ранена, и кровищи дюже богато течет. Собираюсь по башке стукнуть, а волк отскакивает, близко не подпускает. Побегал за ним, он увиливает, ну и пошел я короткой дорогой скорее до дому. Так что бы вы думали? Волк сзади шел и с травы мою кровь слизывал. Должно быть, дюже голоден. А больше на меня не кидался, под молоток не пошел. Дома у меня температура поднялась до тридцати девяти градусов. Дошел до лекаря, и назначили мне уколы от бешенства. Сначала ничего, терпел, а после стали уколы такие болезненные, что легче бы второй раз с волком сразиться. Вынес пятьдесят два укола, больше не смог.

Сидор Кравченко — человек высокого роста, крепкого сложения и большой силы. Кисть правой руки с наружной стороны покрыта извилистыми шрамами, но Сидор Андреевич хорошо ею владеет, и даже почерк не изменился.

Про борьбу человека с волком есть у Чехова. Мне о таких случаях слыхать не приводилось. В безлюдной тайге нет волков, есть медведи.

— В вашей тайге и лесокрадов нет, — сказал лесник Рябошлык. — Встреча с лесокрадом тоже не сулит доброго. Я так полагаю, коли лихие люди пошли на отчаянность, так им и лесникова жизнь нипочем.

— Трусишь, Андреян? — укорил объездчик.

— Как ты ни оглядай, а в колхозе работа легче.

— Иди в колхоз, теперь начинают богато на трудодни давать. Я на твое место встану.

— Ты же наш начальник. Шестью лесниками командуешь.

— Разве не слыхал? Не будет объездчиков, будут участковые техники-лесоводы с образованием. У меня образования нема. Тридцать лет в лесничестве роблю. Мне срам в сторону подаваться, останусь лесником.

— Зараз образованных не найдут. Тебя же и оставят, Сидор Андреевич, до пенсии.

В каждой отрасли производства встречаются люди разных моральных уровней. Бывают лодыри, корыстолюбцы, любители словчить. Из лесного хозяйства такие отсеиваются; надолго задерживаются на работе энтузиасты.

Вот чему я был свидетелем в Новгород-Северском лесничестве на Черниговщине. Контора лесничества находится в том самом историческом городке, откуда в XII веке князь Игорь Святославович, герой «Слова о полку Игореве», повел свое войско на половцев.

Тут протекает веселая река Десна, и на ее холмистых берегах разместились сосновые леса. Приятные для глаза места: пригорки, разлоги, крутые обрывы, и очень их украшают зеленые кудри сосняков.

Работал в Новгород-Северском лесничестве пожилой объездчик Георгий Михайлович Селезень, местный крестьянин из села Мамекина. У Селезня под началом четыре лесника и две тысячи гектаров молодого сосняка, который сам же он и посадил за тридцать лет работы.

Весной Селезень промок на посадках под дождем и заболел. Посадки, как уже говорилось, ведут ранней весной, чуть только оттает земля, и спешат закончить в одну неделю, пока не начались полевые работы. Ведь приглашают сотни две колхозниц из ближайших деревень, и они согласны подзаработать в лесничестве, пока свободны, а позже им некогда.

Объездчику за всем надо доглядеть. Лесники тоже на своих участках народом командуют, но на свой глаз Селезень надеется больше. Сосновый сеянец — предмет деликатный, чуть присуши корешок на воздухе — он и погиб, засыпь лунку землей неправильно — не будет жить. Вот и ходит объездчик Селезень с участка на участок, следит, не сделали бы какого промаха.