Когда Фурнье снова подошел к Пуаро, тот был уже возле конторки клерка в заказывал телефонный разговор с Квебеком.

Глава двадцать четвертая. СЛОМАННЫЙ НОГОТЬ

— А вы опять за свое! — воскликнул Фурнье. — Вас все еще терзает мысль об этой наследнице состояния? Решительно, у вас идея фикс.

— Вовсе нет, — ответил Пуаро. — Но во всем должен быть порядок и метод. Сначала нужно закончить одно, а потом уже браться за другое.

Он оглянулся.

— Вот и мадемуазель Джейн. Может быть, вы начнете обедать без меня? Я приду, как только освобожусь.

Фурнье неохотно согласился и вместе с Джейн прошел в ресторан.

— Ну, и как? — с любопытством спросила Джейн. — Какова она из себя?

— Немного выше среднего роста, шатенка, цвет лица матовый, подбородок чуть выступает вперед.

— Вы рассказываете так, словно читаете приметы в паспорте, — сказала Джейн. — В моем вот, например, паспорте написаны просто оскорбительные вещи. Больше всего там слов «средний» и «обычный». Нос — средний, рот — обычный. А как еще можно описать рот? Лоб — обычный, подбородок — обычный.

— Зато глаза необычные, — сказал Фурнье.

— Нет, в паспорте записано: глаза — серые, значит, самые разобычные.

— А кто вам сказал, мадемуазель, что это обычный цвет? — спросил француз, облокотившись на стол.

Джейн засмеялась.

— Расскажите мне побольше об этой Анне Морисо. Она хорошенькая?

— Довольно милая, — осторожно сказал Фурнье. — Но она не Морисо, а Ричардс, она замужем.

— А ее муж тоже здесь?

— Нет.

— А почему?

— Он где-то в Канаде или в Америке.

Фурнье стал рассказывать Джейн об Анне. Когда он уже заканчивал свое повествование, вошел Пуаро. Вид у него был несколько удрученный.

— Как дела, друг мой? — спросил Фурнье.

— Я разговаривал с директрисой, с самой сестрой Анжеликой. Знаете, эти трансатлантические переговоры просто чудо. Разговариваешь с человеком, находящимся на другом конце земного шара.

— А передача фотографий на расстоянии, разве это не чудо? Наука творит чудеса в наши дни. Так о чем же вы говорили?

— Сестра Анжелика в точности подтвердила все, рассказанное нам самой Анной о жизни в приюте Святой Марии, откровенно поведала о ее матери, уехавшей из Квебека с каким-то французом, торговцем вин. В то время сестра Анжелика очень боялась, как бы ребенок не попал под дурное влияние своей матери. По ее мнению, Жизель бешено катилась под уклон. Но деньги пересылались аккуратно, и Жизель ни разу не заикнулась о свидании с ребенком.

— Значит, ваш разговор явился повторением уже слышанного нами сегодня утром?

— В основном, да. Но только более подробным. Анна Морисо ушла из приюта шесть лет тому назад, стала маникюршей, потом работала в дамской парикмахер-ской, была горничной. Она уехала из Квебека в Европу, поступив к кому-то служанкой. Когда сестра Анжелика наткнулась в газетах на сообщение о-смерти Мари Мо-рисо, она поняла, что речь шла именно о той самой Мари Морисо, матери Анны.

— А что известно о муже Жизели? — спросил Фурнье. — Теперь, когда мы знаем, что она действительно была замужем, ее муж может явиться недостающим звеном в нашем расследовании.

— Я уже думал об этом. Собственно, это и явилось причиной моего телефонного звонка. Георг Леман, этот подлец в роли мужа Жизели, был убит в первые дни войны.

Он помолчал немного и вдруг резко спросил:

— О чем это я только что говорил? Нет, нет, не последняя фраза, а чуть раньше? Мне кажется, я, сам того не заметив, сказал что-то важное.

Фурнье постарался как можно подробнее пересказать, о чем говорил Пуаро, но тот лишь отрицательно качал головой.

— Нет, нет. Что-то другое. Ну, ничего…

Он повернулся к Джейн и постарался втянуть ее в общую беседу. Когда обед подошел к концу, Пуаро предложил всем выпить кофе в гостиной. Джейн согласилась и протянула руку за сумкой и перчатками, лежавшими на столе. И вдруг она вскрикнула.

— Что с вами, мадемуазель?

— О, пустяки, — засмеялась Джейн. — Я просто сломала ноготь, нужно его подпилить.

Совершенно неожиданно Пуаро сел обратно на свое место. Джейн и Фурнье в изумлении взглянули на него.

— Да, вот вам проделки человеческой памяти, — тихо сказал Пуаро.

— Мосье Пуаро! — воскликнула Джейн. — Что случилось?

— Только сейчас я вспомнил, почему лицо Анны Морисо показалось мне таким знакомым, — сказал он. — Да, я ее видел раньше. В салоне самолета в день убийства. Леди Хорбери посылала ее за пилочкой для ногтей. Анна Морисо была служанкой леди Хорбери!

Глава двадцать пятая. Я БОЮСЬ

Это неожиданное открытие подействовало на всех троих настолько ошеломляюще, что они так и остались сидеть за столом в ресторане. Дело принимало совершенно новый оборот.

Глаза Пуаро были закрыты, лицо искажено, как в агонии.

— Одну минуту, одну минуту, — шептал он, жестикулируя. — Нужно подумать, увидеть и понять. Я должен все вспомнить, все с самого начала. О, проклятие, почему мне тогда так нездоровилось в самолете! Я был слишком занят самим собой.

— Значит, она, действительно, была в самолете, — сказал Фурнье. — Понимаю. Уже начинаю понимать.

— Я вспомнила ее, — вскричала Джейн. — Такая высокая, темноволосая. — Она полузакрыла глаза, напрягая память. — Леди Хорбери назвала ее Маделейн.

— Да, совершенно верно, Маделейн, — сказал Пуаро.

— Леди Хорбери послала ее в конец самолета, где были сложены вещи, за красным несессером.

— Значит, эта женщина прошла мимо кресла, в котором сидела ее мать? — спросил Фурнье.

— Да.

Фурнье тяжело вздохнул.

— Да, вот вам здесь все вместе: и мотивы преступления, и возможность для его совершения.

И вдруг со страстью, какую трудно было ожидать от меланхолика, он с силой ударил обеими руками по столу.

— Но, позвольте! — воскликнул он. — Почему же никто и словом не обмолвился об этом раньше? Почему ее не включили в список подозреваемых лиц?

— Я говорил вам, я уже говорил вам, друг мой, — чуть слышно произнес Пуаро. — Я очень скверно себя чувствовал.

— Да, да, это вполне понятно. Но в салоне были и другие люди, они-то чувствовали себя хорошо. Другие пассажиры; стюарды.

— Все упустили это из вида, — сказала Джейн, — никто не обратил на это внимание, потому что все это произошло сразу, как только самолет оторвался от земли. А ведь Жизель оставалась живой и здоровой по крайней мере еще час или даже больше после этого. Ведь все говорит о том, что она была убита намного позже.

— Странно, — задумчиво произнес Фурнье. — Возможно, это был яд замедленного действия?

Пуаро тяжело вздохнул и схватился руками за голову.

— Я должен подумать. Я должен подумать. Не может ведь быть, чтобы все мои предположения оказались ложными?

— Друг мой, — сказал Фурнье, — в жизни бывает всякое. Случалось это и со мной. Иногда человеку приходится прятать гордость в карман и отказываться от своих прежних версий.

— Вы правы, — сказал Пуаро. — Возможно, я уделил слишком много внимания одной детали. Я ожидал найти в ней ключ к разгадке. Я нашел его и все остальные подчинил этому. Но если я с самого начала был на ложном пути, если все было просто совпадением… Что ж, тогда… Да, тогда я должен признать свою ошибку, расписаться в своем заблуждении.

— Нельзя закрывать глаза на совершенно неожиданный поворот событий. Он очень важен, — сказал Фурнье. — Тут и мотивы, тут и возможности. Ну, что вам еще нужно?

— Ничего. Все может быть так, как вы говорите. Замедленное действие яда — вещь действительно необычная. Но там, где разговор касается ядов, всегда можно столкнуться с неожиданностями. Тут ведь дело в индивидуальной восприимчивости организма.

Голос у него замер.

— Нам нужно выработать план действий, — сказал Фурнье. — Мне кажется, в данный момент будет неразумно вызывать подозрения у Анны Морисо. Она ведь совсем не подозревает, что вы ее узнали. Она считает, будто все, рассказанное ею, принято за чистую монету. Мы знаем, в каком отеле она остановилась, и можем связаться с ней через мэтра Тибольта. Нам следует еще дознаться, был ли у Анны Морисо змеиный яд. Не разгадан также этот американец, приобретший трубку в антикварной лавке и подкупивший Жюля Перро. Вероятнее всего, это ее муж Ричардс. Мы ведь поверили ей на слово, будто он сейчас в Канаде.