— Выходит, ее появление здесь, — сказал Фурнье, — отнюдь не облегчит нашей задачи. Должен заметить, я на это и не рассчитывал. В настоящее время я изменил линию расследования. Собранная мною информация вынуждает меня выбрать трех лиц из одиннадцати.

— Четырех, — поправил Пуаро.

— Вы считаете, четырех?

— Это не мое мнение. Но, в соответствии с теорией, которую вы мне изложили, вы не сможете ограничиться лишь тремя лицами. Вспомните: два мундштука, курдские трубочки и флейта. Не забывайте еще и о флейте, друг мой.

Фурнье промычал что-то неопределенное, но в этот момент открылась дверь и пожилой клерк обьявил:

— Пришла та самая леди.

— Ну вот, — сказал Тибольт, — теперь вы можете увидеть наследницу собственными глазами. Входите, мадам. Разрешите представить вам мосье Фурнье из Сюр-те, он занимается расследованием убийства вашей матери. А это — мосье Эрхюль Пуаро, имя его вам, видимо, известно. Прославленный детектив любезно согласился дать нам кое-какие советы по этому делу.

Дочь Жизели была темноволосой, весьма эффектной молодой женщиной. Одета она была просто, но с большим вкусом. Поздоровавшись за руку с каждым в отдельности, она высказала им по нескольку слов благодарности.

— Боюсь, что не сумею выразить сейчас каких-то дочерних чувств, приличествующих данному случаю, ведь я всю жизнь фактически оставалась сиротой.

Отвечая на вопросы Фурнье, она тепло и с благодарностью отозвалась о директрисе приюта Святой Марии, сестре Анжелике.

— Она всегда была очень доброй и заботливой.

— Когда вы, мадам, покинули приют?

— По достижении восемнадцати лет, мосье. Я начала сама зарабатывать себе на жизнь. Вначале я работала маникюршей, затем парикмахершей. С моим будущим мужем я встретилась в Ницце. В то время он собирался вернуться в Америку. Но по пути остановился в Голландии, и там, в Роттердаме, мы поженились месяц тому назад. К сожалению, он должен был выехать в Канаду, а я осталась на некоторое время в Европе. Теперь в скором времени я собираюсь поехать к нему.

Анна Морисо говорила по-французски легко и свободно. Было ясно, что она в большей степени француженка, чем американка.

— Как вы узнали об этой трагедии?

— Конечно, я читала о ней в газетах, но не знала, вернее, не осознавала, что жертвой этого случая оказалась моя мать. Затем я получила телеграмму здесь, в Париже, от сестры Анжелики; она сообщила адрес мэтра Тибольта и напомнила мне девичью фамилию моей матери.

Фурнье задумчиво кивал головой. Они еще немного побеседовали, но было ясно, что миссис Ричардс не сможет оказать им помощь в поисках преступника. Она ровным счетом ничего не знала ни о жизни своей матери, ни о ее деловых связях. Выяснив название отеля, в котором она остановилась, Пуаро и Фурнье решили больше не задерживать ее.

— Вижу, вы разочарованы, — сказал Фурнье. — У вас были какие-то особые соображения относительно этой молодой особы? Уж не считали ли вы ее самозванкой? А может быть, вы и теперь так думаете?

Пуаро печально покачал головой.

— Нет, я не считаю ее самозванкой. Все, рассказанное ею, очевидно, подлинные факты. Но странно, мне все время казалось, будто я где-то встречал ее раньше. А может быть, она мне просто кого-то напоминает.

— Очевидно, мать? — спросил Фурнье. — Но, по-моему, она не очень похожа на мадам Жизель.

— Нет, на мать она совсем не похожа, и тем не менее лицо ее мне знакомо…

Фурнье как-то странно посмотрел на него.

— Просто все это время вы были заинтересованы этой неизвестной вам дочерью мадам Жизель.

— Естественно, — сказал Пуаро, и брови у него чуть приподнялись. — Ведь из всех людей, которым смерть Жизели могла быть на руку, эта особа извлекает наибольшую выгоду. Только она одна получает крупное наследство.

— Верно, но нам-то от этого какая польза?

Пуаро промолчал, поглощенный собственными мыслями. Наконец, он сказал:

— Друг мой, к этой молодой особе переходит очень большое состояние. Стоит ли удивляться, что я с самого начала заподозрил ее в соучастии. В самолете находились три женщины. Мисс Керр — представительница очень известной семьи, в подлинности происхождения этой леди мы сомневаться не можем. А вот две другие? С тех пор, как Элиза Грандье намекнула нам о том, что отцом ребенка мадам Жизель является англичанин, я все время не мог отделаться от мысли: а не является ли одна из этих двух пассажирок дочерью убитой? Они примерно одного возраста. Леди Хорбери была хористкой, ее прошлое нам неясно, жила под вымышленным сценическим именем. А мисс Джейн Грей сама как-то рассказывала, что росла сиротой.

— Ах вот оно что! — воскликнул Фурнье. — Значит, вот каков ход ваших мыслей! Наш друг инспектор Джэпп назвал бы вас сверхизобретательным.

— Не спорю, он всегда обвиняет меня в том, что я все усложняю.

— Вот видите!

— Но по существу он неправ, я, напротив, всегда придерживаюсь простейших приемов в работе. И, кроме того, я никогда не отказываюсь признать чью-либо правоту.

— Но сейчас вы разочарованы? Вы ждали большего от этой Анны Морисо?

В этот момент они входили в отель, где остановился Пуаро. Взглянув на предмет, лежавший на столе в холле, Фурнье вдруг вспомнил об утреннем разговоре с Пуаро.

— Я не успел поблагодарить вас за то, что вы привлекли мое внимание к тому промаху, который я допустил, — сказал он. — С моей стороны, совершенно непростительно было забыть о флейте доктора Брайанта. Хотя я его всерьез не подозреваю.

— Не подозреваете?

— Нет. Он показался мне совсем не из тех, кто…

Человек, стоявший возле конторки клерка, вдруг обернулся. В руке он держал футляр от флейты. Увидев Пуаро, он расплылся в широкой улыбке. Пуаро пошел ему навстречу, а Фурнье предусмотрительно отошел подальше, чтобы Брайант не мог его заметить.

Пуаро и Брайант пожали друг другу руки. Женщина, стоящая рядом с Брайантом, быстро повернулась и направилась к лифту. Пуаро не смог ее как следует рассмотреть.

— Итак, мосье доктор, ваши пациенты, значит, как-то обходятся без вас?

Доктор Брайант улыбнулся. Он выглядел уставшим, но до странности спокойным. Они молча подошли к бару.

— У меня больше нет пациентов, — наконец сказал доктор. — Не хотите ли стаканчик шери, мосье Пуаро? Или чего-нибудь еще?

— Благодарю вас.

Они сели, доктор сделал заказ.

— Да, теперь у меня больше нет пациентов. Я уволился со службы.

— Чем вызвано такое внезапное решение?

— Не такое уж оно и внезапное.

Он помолчал, пока официант ставил на стол рюмки. Потом поднял бокал и сказал:

— Я вынужден был уйти по собственному желанию, ибо не хотел, чтобы меня вообще вычеркнули из списков врачей. — Говорил он тихим, каким-то отрешенным голосом. — У каждого в жизни наступает когда-нибудь поворотный момент, мосье Пуаро. Когда стоишь на перекрестке дорог, нужно выбрать одну из них. Я очень люблю свою профессию, и мне жаль, очень жаль с ней расставаться. Но что поделаешь? Ничего другого не оставалось. От этого, мосье Пуаро, зависело человеческое счастье.

Пуаро молчал. Он ждал.

— Все дело в женщине, — продолжал Брайант. — Это одна из моих пациенток, я горячо люблю ее. Но она замужем, а муж причиняет ей одни страдания. Он наркоман. Будь вы врачом, мосье Пуаро, вы поняли бы, что то значит. У нее нет собственного капитала, поэтому она не может от него уйти. Долгое время я не мог решиться, но теперь сделал выбор. Мы уезжаем в Кению, собираемся начать там новую жизнь. Я надеюсь, она наконец-то обретет немного счастья. Слишком много она страдала…

— Я вас понимаю, — сказал Пуаро и, помолчав некоторое время, добавил — Я вижу, вы захватили с собой флейту.

Доктор Брайант улыбнулся.

— Эта флейта, мосье Пуаро, мой самый старинный друг… Если мои ожидания меня обманут, у меня останется музыка.

Он нежно дотронулся до футляра. Потом кивнул головой и встал. Пуаро тоже встал.

— Желаю вам счастья, мосье Брайант. И вам, и вашей избраннице.