Француженка печально покачала головой.

— Это так ужасно, мосье. Значит, мадам отравили? Но кому же это пришло в голову?

— Возможно, вы нам поможете выяснить это, мадемуазель.

— Конечно, мосье, я сделаю все, чтобы помочь полиции. Но я ничего не знаю, совсем ничего.

— Вы знали, что у мадам были враги? — спросил Фурнье резко.

— Это неправда. Почему мадам должна была иметь врагов?

— Ну, это вы уж зря, мадемуазель Грандье, — сухо сказал Фурнье. — Профессия ростовщика всегда связана с некоторыми неприятностями.

— Правда, кое-кто из клиентов мадам вел себя иногда неразумно, — согласилась Элиза.

— Устраивали скандалы, да? Угрожали?

Служанка покачала головой.

— Нет, нет, в этом вы неправы. Где уж им угрожать? Они лебезили, плакались, умоляли об отсрочке и тому подобное.

В голосе ее ясно слышались презрительные нотки.

— Очевидно, мадемуазель, иногда они действительно не могли уплатить долг, — сказал Пуаро.

Элиза Грандье пожала плечами.

— Возможно, но это уже их дело. В конце концов, они его всегда возвращали.

И в тоне ее прозвучало удовлетворение.

— У мадам Жизель был твердый характер, — сказал Фурнье.

— Мадам была справедлива.

— А вы не испытывали сочувствия к жертвам?

— Жертвам, жертвам… — сказала раздраженно Элиза. — Как это вы не понимаете? Разве обязательно влезать в долги, жить не по средствам, прибегать сюда, занимать деньги? Неужели они должны были рассчитывать на такие подарки? Это уж слишком! Мадам всегда была справедливой и честной. Она давала деньги и терпеливо ждала их возврата. Сама она никогда не имела долгов. Она за все платила сполна. Никогда не держала ни одного просроченного счета. И если вы считаете, что у мадам был трудный характер, то это нет правда. Мадам была доброй женщиной, делала пожертвования в пользу бедняков, давала деньги на благотворительные цели. А когда заболела жена Георга, нашего швейцара, то мадам заплатила за больницу.

Она замолчала, лицо ее раскраснелось, она была явно рассержена.

— Вам этого не понять, — повторила она. — Вы совсем не знали мадам.

Фурнье подождал, пока служанка немного успокоится, и сказал:

— Вот вы заметили, что клиенты мадам, в конце концов, все же возвращали долги. А вам известно, какими способами она принуждала их к этому?

Элиза пожала плечами.

— Я ничего не знаю, мосье. Совсем ничего.

— Вы знали достаточно много, потому что сожгли документы мадам.

— Я просто выполнила ее волю. Если когда-нибудь, говорила она, со мной произойдет несчастный случай, или если я внезапно умру вдалеке от дома, ты должна будешь уничтожить все деловые бумаги.

— Те бумаги, что были в сейфе внизу? — спросил Пуаро.

— Да. Ее деловые бумаги.

— А они находились в сейфе в конторе?

Его настойчивый вопрос заставил Элизу покраснеть.

— Я выполняла указания мадам, — повторила она.

— Это я знаю, — улыбнувшись, сказал Пуаро. — Но бумаги хранились не в сейфе. Ведь так? Этот сейф слишком примитивный, его мог бы открыть любой человек. Бумаги хранились в другом месте. Очевидно, в. спальне мадам?

Элиза некоторое время молчала.

— Да, в спальне. Мадам всегда делала вид, будто хранит бумаги клиентов в сейфе, но на самом деле этот сейф стоял лишь для отвода глаз. Все хранилось в спальне мадам.

— Не проводите ли вы нас туда?

Элиза встала, оба мужчины последовали за ней. Спальня была довольно большая, но в ней стояло так много богатой громоздкой мебели, что негде было повернуться. В углу стоял большой старинный сундук. Элиза подняла крышку и вытащила шерстяное платье старинного фасона на шелковой подкладке. К внутренней стороне этого платья был пришит огромный карман.

— Все документы хранились здесь, мосье, — сказала она. — Запечатанные в большом конверте.

— Три дня тому назад, когда я разговаривал с вами, вы ничего мне об этом не сказали, — гневно вскричал Фурнье.

— Простите, мосье. Но вы ведь спросили, где бумаги, которые должны были находиться в сейфе. Я ответила, что сожгла их. И это было правдой. А где именно хранились бумаги, вы меня не спрашивали.

— Верно, — сказал Фурнье. — Вы понимаете, мадемуазель Грандье, что вам не следовало сжигать эти бумаги?

— Я выполняла распоряжение мадам, — угрюмо ответила Элиза.

— Я знаю, вы хотели сделать как лучше, — сказал Фурнье успокаивающим тоном. — А теперь я хочу, чтобы вы меня внимательно выслушали, мадемуазель. Мадам была убита. Ее мог убить один или несколько человек, о которых у мадам были собраны компрометирующие сведения! Сейчас я задам вам вопрос, мадемуазель, но прошу не отвечать на него сразу. Обдумайте его хорошенько. Возможно, вы просмотрели бумаги перед уничтожением. На мой взгляд, в этом нет ничего позорного. Если вы так поступили, никто вас за это не будет судить. И даже наоборот. Любые сведения, которыми вы сможете с нами поделиться, помогут нам разыскать и привлечь убийцу к ответу. Мадемуазель, не бойтесь и скажите всю правду: вы читали бумаги до того, как сжечь их?

Элиза тяжело задышала, наклонилась вперед и сказала, подчеркнуто выделяя слова:

— Нет, мосье. Я их не просматривала. Я их не читала, сожгла конверт, не распечатывая.

Глава десятая. ЧЕРНАЯ КНИЖЕЧКА

Фурнье долго и пристально смотрел на Элизу, но, убедившись, что она сказала правду, отвернулся и в отчаянии махнул рукой.

— Очень жаль, мадемуазель. Вы поступили честно. Но все же очень жаль.

— Ничем не могу вам помочь, мосье. Простите.

Фурнье сел и вытащил из кармана блокнот.

— В прошлый раз, мадемуазель, вы заявили мне, будто не знаете фамилий клиентов мадам Жизель… А сегодня рассказали, что некоторые из них просили о снисхождении. Значит, все-таки вы кое-что знаете об этих людях?

— Я вам все объясню, мосье. Мадам никогда никого не называла по имени. Она никогда ни с кем не обсуждала своих дел. Но все же человек есть человек, не так ли? Иногда у нее вырывались отдельные восклицания, замечания. Иногда мадам рассуждала вслух.

Пуаро весь превратился во внимание.

— Вот если бы вы привели нам некоторые примеры, мадемуазель…

— Сейчас… Ну вот, хотя бы такой. Приходит письмо. Мадам вскрывает его, смеется коротким, безразличным смехом и говорит: «Хнычете, умоляете, моя дорогая леди. Все равно вам придется платить». Или, обращаясь ко мне, она говорит: «Подумай только! Вот идиоты, нет, они настоящие дураки. Думают, я буду давать им крупные суммы без гарантий! Знать — значит иметь гарантии, Элиза. Знать — это значит обладать властью».

— А вы видели кого-нибудь из клиентов мадам, приходивших сюда?

— Нет, мосье, почти никогда. Вы ведь знаете, они проходили сразу на второй этаж. Чаще всего они приезжали вечером, когда уже было темно.

— До поездки в Англию мадам Жизель находилась в Париже?

— Она приехала в Париж накануне днем.

— А где она была?

— Уезжала на две недели в Довилль, Ле Пине, Пари-пляж и Вимрё. В сентябре она обычно разъезжала по этим городам.

— А теперь, мадемуазель, подумайте и скажите, не знаете ли вы такого, что могло быть хоть как-то помочь нам?

Элиза задумалась. Но потом покачала головой и сказала:

— Нет, мосье. Я ничего не знаю. Мадам была в хорошем настроении. Дела ее шли превосходно, поездка была выгодной, она принесла ей доход. Потом мадам попросила меня позвонить в авиационную компанию «Юниверсал Эйрлайнз» и заказать ей билет на следующий день. На утренний рейс билетов не оказалось, и она получила место на двенадцатичасовой рейс.

— Она говорила, зачем летит в Англию? Она спешила туда по неотложным делам?

— О, нет, мосье. Мадам бывала в Англии довольно часто. Обычно она мне сообщала о своей поездке накануне.

— А в тот вечер к ней приходили клиенты?

— По-моему, был один человек, мосье. Но я в этом не уверена. Может быть, Георг знает лучше. Мне мадам ничего не говорила.

Фурнье вытащил из кармана несколько фотографий, в основном это были моментальные снимки, сделанные в суде во время показаний свидетелей.