А люди все росли, делались все независимее, и аграрии все больше пугались наступления нежданного дня, — и в конце концов этот день наступил.

Обезумев от непрестанного страха, аграрии ринулись на города. И начались новые гуситские войны[21], только куда более страшные. Длились они целых тридцать лет (1918–1948), после чего в Австрии воцарилась тишина, какой еще не бывало, ибо убивать уже было некому и некого.

И все это явилось следствием ввоза мяса из Аргентины.

Американское сало[22]

Нижеописанные события начались с краткой строчки в биржевых ведомостях: «Американское сало, бочка (75 кг) — 35 фр.».

Это было то самое сало, которое еще год назад рекламировалось во всех городах Европы огромными плакатами: молодая мать намазывает сало на хлеб для трех детишек; под ногами у трех детишек бегают три толстых поросенка, а ниже — надпись: «Американское сало — свиное, свежее, нежное. 1 фр. за килограмм».

Однако с той поры цена на него упала до упомянутых 35 фр. за бочку, каковым снижением воспользовался Ж. Вербан, оптовик из Брюсселя, заказав в январе через посредство агента в Сент-Луисе 1800 бочек американского сала; в том же январе фирма «Ж. Вербан и К⁰» подала заявку бельгийскому правительству, обязуясь поставлять в армию свежее, гарантированно чистое свиное сало по 1,30 фр. за килограмм, то есть на 45 сантимов дешевле, чем поставлял ее предшественник. В апреле уже все 1800 бочек названного сала были уложены на складе фирмы «Ж. Вербан и К⁰» в Медоне под Брюсселем, а три года спустя бельгийское правительство наконец приняло предложение мосье Вербана поставлять армии свежее свиное сало. И мосье Вербан начал поставлять.

Но незадолго до истечения упомянутых трех лет со склада «Ж. Вербан и К⁰» пропало пять бочек сала. Воры спокойно подъехали средь бела дня с тележкой, попросили открыть склад, выкатили пять бочек и увезли их в направлении Брюсселя.

Как выяснилось много лет спустя, ворами были некий Монтаньеран, носивший также фамилию Лообе, и бывший писарь, который содержал любовницу по имени Люси Перинк (Perinque) — девицу польского происхождения.

Примерно через месяц после кражи сала в газетах появились объявления такого рода: «Я БЫЛА НЕСЧАСТНА, так как фигура моя лишена была украшения, делающего женщину предметом всеобщего восхищения и почета. Провидение привело меня к случайному открытию средства, по употреблении коего мой бюст увеличился на 15 см…» — и так далее. «Обращаться к мадам Люси Перинк, Брюссель», и так далее. Или еще такое объявление: «ПРЕДУПРЕЖДАЮ! Дамы, употребляющие мое средство, прекращайте втирать его тотчас, как только Ваш бюст достигнет желаемых размеров, дабы вовремя остановить его рост. Мадам Перинк».

Средство это получило название «Бюстин Идеал».

Предприятие мадам Перинк, по-видимому, процветало; только уже четыре месяца спустя в Брюссельский суд начали поступать жалобы. Помимо анонимов (каковых было большинство) жалобу подали мосье Клод Перрье от имени своей любовницы Лиз, эстрадной актрисы; фрейлейн Густа Фридеманн из Магдебурга (Пруссия), учительница, 42 лет, затем девица Божена Конечная из Праги и ряд других лиц, как правило, представленных своими врачами. Дело в том, что «Бюстин Идеал» обладал существенным недостатком, а именно разъедал кожу до мяса и вызывал стойкое болезненное раздражение.

Тогда городские власти Брюсселя направили в ателье мадам Перинк медицинскую комиссию, каковая конфисковала 80 баночек мази (по 5 фр.), несколько лимонов и флаконов с дешевыми духами. Лавочку прикрыли. Мадам Перинк со своим писарем скрылась на другой же день, не дожидаясь ареста, но две бочки сала, спрятанные в другом месте, остались в собственности Монтаньерана, он же Лообе.

Медицинская комиссия распорядилась закопать 77 баночек мази, оставив для исследования только три. Обычный химический анализ показал, что это — «какой-то жир», в который подмешивали лимонный сок и немного безвредных духов. Так гласило заключение официального эксперта, но тайно опыты над этим средством продолжались в лаборатории брюссельской медицинской комиссии еще три месяца. Под конец они стали производиться даже по ночам, для чего введена была ночная смена химиков. Обо всех этих исследованиях хранилось глубокое молчание. По прошествии трех месяцев остатки жира разделили на малые дозы и разослали по химическим и физическим лабораториям почти всех европейских университетов, нескольким выдающимся ученым и двум-трем английским фабрикам химических препаратов. После чего все стихло.

А потом в газетах появилась скромная реклама: «Белая вакса для обуви, смягчает кожу, баночка 50 сантимов. Монтаньеран, Брюссель» и т. д. Но через два месяца «Эко де Кордонье» («Эхо обувщика», газета профсоюза) опубликовала предостережение против «Белой ваксы Монтаньерана», которая «портит самую толстую кожу, прожигая дыры даже в прочнейшей юфти». После чего Монтаньеран исчез вместе со своей «Белой ваксой».

Примерно в то же время фирма «Ж. Вербан и К⁰» преобразовалась в Анонимное акционерное о-во армейских поставок, которое возглавило несколько высокопоставленных, полуофициальных лиц. Помимо свежего свиного сала это Общество поставляло бельгийской армии другие продукты питания, американскую чечевицу, американскую искусственную капусту и пр. В ту пору скончался сам мосье Ж. Вербан, выдающаяся фигура коммерческого мира.

А Монтаньеран вынырнул в южной Франции, где стал продавать свое сало как крысиный яд. Но поскольку крысы этот яд не жрали, то торговля заглохла, и вскоре после этого Монтаньеран-Лообе утопился; бесследно исчезло и его сало.

Тем временем почти во всех университетах не прекращалось исследование таинственного вещества, разосланного брюссельской медицинской комиссией. Опыты продолжались более полугода, и можно бы привести здесь все точные методы анализа, примененные в этих работах. К сожалению, мы вынуждены отметить два печальных последствия. Проф. Дворзак (Инсбрукский университет) был разорван на части при первом же опыте, когда он подверг «Бюстин Идеал» воздействию царской водки; ассистенту Майену (Дижон) выжгло глаза.

Но результаты были поразительными. Все университеты дружно подтверждали абсолютную невозможность разложить «Бюстин Идеал» даже с помощью всех известных современной науке способов, то есть огнем, электролизом, спектральным анализом, химическими реакциями и т. д. Это означало, что «Бюстин Идеал» являет собой до сей поры неизвестный элемент. Величайшая заслуга в этом открытии принадлежит доценту из Гейдельберга Гуго Т. Г. Майеру[23], который пришел к этому заключению одновременно с учеными английского химического завода в Гулле. Несколько позднее к тому же выводу пришли профессоры и доценты прочих университетов. Возникла угроза спора по поводу названия нового элемента, ибо чуть ли не каждый из исследователей предлагал для этого свое имя. В итоге немецкая наука сохранила за элементом его первоначальное название — бюстин-идеал, в то время как французская и другие остановились на названии свантаррениа в честь знаменитого шведского ученого Сванте Аррениуса[24].

Главные свойства нового элемента оказались следующие: он не был радиоактивным, не был проводником, не пропускал х-лучи и имел весьма небольшой удельный вес; не соединялся ни с одним другим элементом, зато вступал в бурную реакцию с органическими веществами, разрушая их в большей или меньшей мере. Консистенции вязкой, почти салоподобной.

Исследования продолжались (причем выяснилось множество интересного), и даже медицинские факультеты затребовали для себя этот новый элемент. Д-р Дуайен (Париж) и Кох[25] исследовали его воздействие на туберкулезную палочку — впрочем, без успеха. Ассистент д-ра Дуайена, молодой д-р Ж. Бернар, ставя опыты по излечению рака, сделал многообещающее открытие: возбудитель рака, не восприимчивый ни к каким токсинам, тотчас погибал в новом элементе. Практически раковые опухоли, смазанные свантарренином (или бюстин-идеалом) загнивали, образуя глубокие язвы, которые затем затягивались здоровой тканью. Это возвещало конец раковой болезни.