Законы, которым подчиняется человеческая свобода в своей деятельности, могут быть двоякого рода: внешние и внутренние. Человек стремится покорить себе внешнюю природу и обратить ее в орудие своих целей. Между тем природа имеет свои неизменные и непреложные законы, которыми управляются все явления. Покорить природу человек не может иначе, как пользуясь самыми этими законами и направляя их к своим целям. В этой деятельности он свободен: он может работать и не работать, действовать так или иначе, по своему произволу. Но только та деятельность будет плодотворна, которая согласна с законами природы. Человек волен построить машину наперекор законам механики; но такая машина не пойдет. Человек не создает, а сознает законы, и, сообразуясь с ними, действует свободно.

То же самое имеет место и относительно законов внутренних. Нравственный закон есть внутренний закон человека, высшая норма его деятельности. И этот закон не создан человеком и не зависит от его произвола; он присущ ему как вечное мерило, с которым должны сообразоваться все его поступки. Но этим не уничтожается человеческая свобода; напротив, нравственный закон существует только под условием свободы. Он обращается к свободе и требует от нее исполнения. Как свободное существо, человек может от него уклониться. В этом случае он не встречается с физическою невозможностью, как при нарушении законов материального мира; но он совершает нравственное зло, которое имеет свои необходимые нравственные последствия, независимые от человеческой воли. Человек не может сделать, чтобы безнравственный поступок имел то же действие, как нравственный. Известная цель может иногда быть лучше достигнута безнравственным действием, нежели нравственным; но каждое из этих действий оставляет свой след, совершенно отличный от другого. Безнравственное действие непременно производит разлад в человеческих отношениях и тем самым рано или поздно вызывает отрицание. Каковы бы ни были отступления от нравственного закона, он не перестает быть неизменною нормою человеческой деятельности.

Столь же независимы от человеческого произвола и законы общественного развития. Человечество направляется к своей идеальной цели внутренними законами духа, владычествующими в истории. Отдельные лица являются орудиями этого исторического движения. Тем не менее и тут свобода не исчезает, ибо только через ее посредство исполняется закон. Человек волен действовать, как ему угодно, держаться старых начал или быть двигателем новых; но, так же как и в отношении к физическому миру, только та деятельность будет плодотворна, которая согласна с законами развития. Действия человека зависят от него вполне, но последствия его действий от него не зависят. Как исполнитель закона, человек властен выбирать те или другие средства, ускорить или замедлить движение; но он не властен его изменить. И тут он не создает, а только сознает властвующий над ним закон.

Наконец, то же самое прилагается и к законам экономического быта. Здесь человек не только имеет дело с внешнею природою, а потому принужден подчиняться господствующим в ней законам, но он должен сообразоваться и с законами, управляющими действием экономических сил. Тут есть своего рода необходимые отношения, вытекающие из природы вещей. Человек волен вывезти на рынок большее количество произведений, нежели требуется, но он не может сделать, чтобы эти произведения через то самое не понизились в цене. Правительство вольно выпускать миллиарды бумажных денег, но оно не может сделать, чтобы они ходили наравне с золотом. Как свободное существо, человек властен нарушать экономические законы, так же как и нравственные; на практике он делает это постоянно; но последствием такого нарушения бывает разорение. Законы производства и распределения в этом отношении действуют совершенно одинаково; установленное Миллем различие не имеет никакого значения. В обоих случаях отступление от закона возможно для человека, и в обоих случаях последствия отступления не зависят от человеческой воли. И тут человек не создает, а только сознает законы. Когда он ими руководится, он идет к обогащению; когда он их нарушает, он вместо богатства получает на долю бедность. Сознание этих законов составляет главную задачу экономической науки.

В этом смысле можно и должно говорить о естественных законах народного хозяйства. Это не физические законы, всегда действующие с непреложною необходимостью. Относясь к свободе, они определяют только те необходимые последствия, которые вытекают из того или другого, зависящего от свободы образа действия. Как свободное существо, человек может их нарушать; но как разумное существо, он должен с ними сообразоваться. Поэтому установленное Родбертусом противоположение естественных законов разумным лишено всякого смысла. Разумно в человеке сознание и исполнение, а не нарушение закона. Это противоположение могло бы еще иметь значение, если бы противопоставлялась низшая природа человека высшей, физическая духовной. Но существо духа, отличительное его свойство, в противоположность материи, заключается именно в свободе; а экономическая свобода и есть то начало, которое отвергается Родбертусом как неразумное. Тут уже господствует полное извращение понятий.

Против всего этого возражают, что экономический быт держится юридическим порядком, а юридический порядок весь зависит от человеческой воли и является созданием человека. Чтобы оценить это возражение, которое принадлежит Вагнеру, мы должны рассмотреть, каковы отношения права к экономическому быту. В предыдущей книге мы уже подробно изложили существо права и вытекающие из него последствия. Здесь нам остается сделать приложение выведенных выше начал.

Возражение Вагнера основано на предположении, что право составляет произвольное установление человека. Но тут надобно различить положительное право и естественное, право в его проявлениях и право в его источнике. Если первое установляется человеческою волею, то последнее управляет самою этою волею. В существе своем право есть выражение свободы; высший его закон есть правда, воздающая каждому свое. А свобода и правда не суть произвольные установления человека. Справедливо не то, что узаконяется общественною властью, а то, что соответствует внутренним требованиям правды. Законы правды, говорит Лейбниц, столь же достоверны и непреложны, как законы пропорций и уравнений. И тут, следовательно, человек не создает, а сознает высший, управляющий им закон.

Но это сознание не всегда и не везде одинаково. Развитие его и приложение к данным условиям жизни составляют главную движущую пружину исторических изменений законодательства. Мы видели, что свобода есть развивающееся начало. Полное осуществление этого начала, согласное с требованиями правды и законами общежития, составляет идеал человечества; исторический же прогресс учреждений заключается в большем и большем приближении к этому идеалу. Задача законодателя в каждый данный исторический момент состоит в том, чтобы сознавши, с одной стороны, высший закон, а с другой стороны, отношения, вытекающие из жизненных условий, определить, насколько жизнь может быть устроена согласно с идеальными требованиями правды. И это историческое движение направляется опять же внутренним законом, независимым от человеческой воли, которая призвана только понять и исполнить рождающиеся помимо ее задачи. Если законодатель забегает слишком далеко вперед в своих идеальных стремлениях, он встречает сопротивление в жизни, и изданный им закон теряет свою силу. Если, наоборот, он отстает от жизненного развития, в обществе является разлад, который рано или поздно приводит к осуществлению неотразимых исторических требований.

Таково значение положительного права и отношение его к праву естественному. Как же прилагаются эти начала к экономическому быту?

Мы видели, что свобода составляет основное экономическое, так же как и основное юридическое начало. Следовательно, эти две области не противоречат друг другу, а напротив, совпадают. Право узаконивает именно то, что требуется экономическими отношениями. Если юридический закон, отправляясь от господства человеческой воли над внешним миром, устанавливает собственность как необходимое выражение свободы, то экономический закон с своей стороны требует установления собственности как необходимого условия и необходимого следствия всей экономической деятельности: усвоенное и приобретенное трудом человека должно принадлежать ему и никому другому; только в виду этой цели он работает усердно, и только опираясь на это приобретенное им достояние, он может идти вперед. Если юридический закон, исходя от начала свободы, определяет формы и условия договора как способа взаимного соглашения воль, то экономический закон, с своей стороны, исходя от того начала, что каждый - сам судья своих экономических интересов, требует, чтобы на этом обоюдном соглашении основывалась всякая совокупная экономическая деятельность. Если юридический закон, соображая, с одной стороны, право человека распоряжаться своим имуществом после смерти, а с другой стороны, права нарождающихся поколений, устанавливает наследство как законную форму преемственности собственности, то экономический закон, имея в виду, что экономическая деятельность человека не ограничивается нуждами настоящего дня и личной жизни, а обращается на далекое будущее и переходит от поколения к поколению, требует установления наследства как важнейшего побуждения к труду: человек, который лишен возможности обеспечить своих детей, не будет работать.