Изменить стиль страницы

Буря в печати и в рейхстаге после этих униженных извинений и обещаний улеглась. Но впечатление и воспоминание уже никогда не могло изгладиться. Император после ноября 1908 г. стал выступать с речами гораздо реже, чем прежде, говорил меньше, избегал сенсационных тем и очень уж громких слов, стал больше помалкивать о божественном происхождении своей власти, ни слова уже не говорил о верховенстве своей воли, обо всем том, о чем он всю жизнь так любил говорить. Вся эта история лишний раз показывает, до какой степени нелепо говорить, что рейхстаг был «бессилен» добиться парламентаризации государственного строя или иных способов дальнейшего ограничения императорской власти. Рейхстаг всего мог бы добиться, если бы захотел. Но он не хотел, т. е. собственно, кроме социал-демократов и, быть может, еще нескольких человек из левых буржуазных партий, никто в рейхстаге не хотел настоящего уменьшения монархической власти, так как считалось, что она может пригодиться для борьбы против социал-демократии. Там, где рейхстаг в самом деле чего-нибудь хотел, он добивался всегда и всего. Вильгельм II в ноябре 1908 г. доказал своим поведением, что он не в состоянии оказать даже и тени сопротивления, когда видит против себя настоящий гнев, настоящую волю, и что нет предела его готовности пойти на любое унижение, если этим можно отвести от себя грозу. С удивлением прочли в Европе, что император всецело и торжественно путем особого сообщения одобрил все, что сказал канцлер в рейхстаге, а ведь в этой речи Бюлова были, между прочим, и такие слова: «Я ручаюсь, что это (т. е. словоохотливость императора — Е.Т.) больше не повторится и что будут для этого приняты все требуемые меры, без несправедливости, но и не считаясь ни с какими лицами». И на такое публичное унижение шел монарх, двадцать лет перед этим твердивший, что он ответственен только перед богом и что его воля должна быть выше всего, и что он — «единственный господин» в стране.

Но была одна сторона во всем этом происшествии, которая особенно важна для понимания дальнейшего. При всех дефектах интеллектуальной организации германского императора у него нельзя отнять одной способности, тесно связанной с могуче развитым в нем чувством самосохранения: он необыкновенно быстро угадывал, чего именно требует в данный момент та сила, к которой выгоднее всего приспособиться ему лично. А в данном случае все было довольно ясно. Уже по тому, кто именно больше всего на него негодовал, он мог сообразить, чем именно он не угодил; тем более, что вся империалистически настроенная пресса, т. е. большинство всей буржуазной печати, не делала из этого особой тайны. От него требовалось больше энергии во внешней политике, от него требовалось «не похоронить будущее германского народа», т. е. от него ждали шагов, которые обеспечили бы будущее германского капитализма, колонии за морем, политику экономического захвата Турции, ждали подготовки борьбы с Антантой, которая, в самом деле, стояла угрозой пред Германией, новых и новых попыток разрушить Антанту, которая «застилает солнце» германскому народу. Это писали те, кто ого только что беспощадно прижал к стене и унизил и кто мог с ним это сделать снова и снова. А некоторые социал-демократы писали, что развитие германского капитализма полезно и для германского рабочего класса и что нужно противодействовать захватам Франции и Англии. Что есть еще и другие социал-демократы, которые пишут и говорят о старой революционной программе, это он тоже знал, но с ними можно было пока не считаться, они были в меньшинстве, и их голос не был так слышен. Вывод был сделан. Он был сделан очень услужливо пангерманской прессой, которая в 1909–1911 и следующих годах усвоила себе тон резкой оппозиции правительству и императору за его трусость пред Антантой, за его «миролюбие» и уступчивость. Этот тон после ноябрьской истории 1908 г. стал принимать все чаще оттенок личных выпадов против Вильгельма. Довольно прозрачно намекали изредка, что нападают на личность монарха, а не на принцип монархизма, и что если кто не может быть вождем своего народа в борьбе за «место под солнцем», тот должен уступить престол достойнейшему (т. е. кронпринцу).

Такова была политическая атмосфера в Германии, когда вдруг с английской стороны последовало приглашение по обоюдному соглашению сократить постройку военного флота в Германии и в Англии. Трудно представить себе менее благоприятный момент для того, чтобы делать подобные предложения Германии, чем именно эти 1908–1910 гг. Провал этих попыток был предрешен. Рассмотрим, чем они были вызваны и при каких именно условиях потерпели неизбежный крах.

2. Вопрос об ограничении морских вооружений. Неудача переговоров. Последствия неудачи переговоров

Англия именно в эти годы переживала, как мы уже говорили выше, в своем месте, период сложного и очень дорогостоящего нового социального законодательства; вырабатывались обширные мероприятия по страхованию от болезней, на случай необеспеченной старости, от несчастных случаев, безработицы; подготовлялось и проводилось законодательство, имевшее в виду выкуп части владельческих земель; продолжалось и углублялось проведение аграрной реформы в Ирландии.

Даже непосредственные, ближайшие расходы были огромны.

Приведем только один пример. Одним из наиболее важных, в принципиальном отношении, из этих социальных законов был закон о страховании стариков. Согласно этому закону в его первоначальной фазе, каждый английский подданный, достигший 70 лет и не имеющий средств к существованию, имеет право на получение из казны 5 шиллингов в неделю (2 1/2 рубля приблизительно). Другой закон — страхование на случай болезни и на случай безработицы — прошел с очень большими трудностями, так как, кроме жертв со стороны казны, он требовал еще жертв и со стороны работодателей, а также известной доли взносов со стороны рабочего класса. Эти законы, однако, стали вообще возможны, и их финансирование могло быть обеспечено только вследствие введения Ллойд-Джорджем указанных выше новых доходных статей в его «революционном бюджете». Но и этих статей не вполне хватало, так как, чтобы прочно поставить только дело с осуществлением закона о стариках, Ллойд-Джорджу пришлось ассигновать с самого начала 9 миллионов фунтов; закон о страховании на случай болезни неимущих потребовал 4 миллиона, страхование от безработицы — 3 миллиона, расходы на постройку приютов (ночлежных и др.) — 2 миллиона.

А ведь другие расходы, предстоявшие непосредственно вслед за этими, были еще значительнее.

Громадные новые расходы должны были лечь на английский бюджет. При этих условиях произошло событие, которое грозило пасть на тот же бюджет очень тяжким добавочным бременем.

Уже с 1900 г., после принятия германским рейхстагом второй судостроительной программы, британское адмиралтейство потребовало увеличения кредитов и расширило свое судостроение. Конечно, английский флот был пока несравненно могущественнее немецкого. В 1902 г. британское адмиралтейство ввиду огромного развития деятельности немецких верфей стало подтягивать в территориальные воды суда из отдаленных своих флотов. Но, во-первых, при колоссальных и разбросанных по всему земному шару владениях Великобритания не может уж очень усиливать это сосредоточение, а во-вторых, Германия все более и более ускоряла темп постройки судов. В 1900 г. у Германии было 14 броненосцев высшего по тогдашнему времени типа, а у Англии — 47; в 1907 г. у Германии было 22 броненосца, а у Англии — 53. Но в ближайшем будущем предвиделись новые колоссальные постройки в Германии. Уже в мае 1908 г. у Германии было 24 броненосца, а у Англии — 51, на 2 меньше, чем в 1907 г., так как несколько судов были удалены за слишком старым возрастом. Конечно, Англия намерена была наверстать это уменьшение и продолжать дальше эту «гонку вооружений», но тут прибавилось одно новое условие, всецело шедшее на пользу Германии: в сентябре 1906 г. в Англии был спущен первый дредноут; это событие имело колоссальное значение. Отныне сила флота должна была измеряться главным образом именно количеством дредноутов; весь прежний состав броненосных эскадр отходил на задний план. Выходило как будто так, что состязание начинается с одного пункта, а прежние преимущества английского флота над германским в расчет не идут. Это было не совсем так, но важно, что в морских кругах Германии появление дредноутов было учтено именно так и вызвало большое ликование. Предвиделись с обеих сторон колоссальные расходы при соревновании в деле постройки дредноутов.