Рихард постелил на пол мою скатерть и велел нам встать на колени. Затем непривычным голосом спросил, добровольно или нет мы сюда пришли. Получив подтверждение, он положил на жаровню какую‑то гадость, которая тут же вспыхнула и погасла, а по комнате стал расплываться сладковатый, дурманящий дым.

Следующим номером он с большим трудом связал пряди наших волос прямо на головах. Для этого нам с Коном пришлось уткнуться друг другу в макушку. Затем Рик одни движением ножа срезал связанные пряди и спалил их на жаровне. Завоняло еще паленым волосом.

В кубок он налил красного вина, добавил синей жижи из фиала и велел каждому протянуть левую руку: от сердца. Надрезал запястья и нацедил по наперстку кровушки прямо в вино, размешал и велел выпить, после чего завел длинную, нудную песню на непонятном языке.

Кон нашел в себе силы пояснить: это заклинание, которое нас соединяет. Осталось совсем немного и нас будет не разлучить.

Он оказался прав. Вскоре Рихард закончил свое пение, расстегнул на Конраде рубашку и со всей дури полоснул его ножом по груди. Я чуть не завопила от ужаса, но, оказывается, он рассек только кожу, да и то поверхностно. Я уже обрадовалась, что самое жуткое произошло, больше ничего плохого не будет, и зря. Рик велел мне языком зализать рану, и при этом непременно проглотить всю кровь, которая попадет на язык! Сказки про вампиров какие‑то.

Но спорить было уже поздно, пришлось повиноваться, тем более что на лице у Конрада вместо гримасы боли было написано блаженство. Ну, если ему любо, то и мне должно быть мило. Я снищу вверх стала аккуратнейшим образом зализывать рану и о чудо! она прямо под языком исчезала, оставляя здоровую кожу.

В тот момент когда я готовилась покончить с Конрадовы ранением, в коридоре вдруг закричали:

— Остановите их! Остановите!

Кого остановить? Нас? Глупости какие! Я лизнула рану в последний раз и тут меня пронзила такая боль, что ни охнуть, ни вздохнуть. Казалось, сердце в груди останавливается, не выдержав пытки. Я глухо застонала и бессмысленным кулем сползла на пол прямо перед моим новоявленным мужем.

Что там было дальше, помню плохо. Это был не полноценный обморок, какие‑то звуки до меня долетали и я соображала, где нахожусь, но перед глазами стояла пелена, как будто их занавесили рогожей. Было трудно дышать, и все силы я полагала на то, чтобы проталкивать воздух из легких наружу, а затем втягивать новую порцию. От этого в ушах шумело и все, что я слышала, казалось, доносится сквозь толстую подушку. Одни невнятные вопли.

Наконец дыхание восстановилось, пелена перед глазами стала редеть, слух вернулся и я услышала:

— Что ты наделал? Она могла умереть!

Я не поняла, чей это голос, но кого‑то знакомого. Ответил ему Рик, причем на редкость бесшабашным тоном:

— Ну, не умерла же. Посмотри, она приходит в себя. Все будет нормально.

Я на всякий случай закрыла, а затем открыла глаза. Теперь все было нормально видно и можно сориентироваться. Я лежала на родном диванчике, рядом на коленях стоял Конрад и глядел на меня с болью и тоской, а у стола столпилась куча народа. Все они смотрели не на меня, а на Рихарда, который стоял посередине гостиной с видом незаслуженно оскорбленного в лучших чувствах.

Среди тех, кого не было в комнате до начала обряда, я увидела Асти, Вольфи, пятерых преподавателей — мужчин, Славена, Зорко, Васила с женой, четырех солдат и господина Грегорича.

Кажется, я все поняла. Насчет умереть кричал Громмель и он же требовал остановиться перед тем, как мне стало плохо. Или не он? Тогда кто? Грегорич?

Ой, не о том я думаю. Пусть скажут: обряд завершен или нет?

Я пару раз хлопнула глазками, чем привлекла всеобщее внимание. Первым отреагировал Конрад:

— Марта, ты как? Ты жива?

— Как видишь, — пролепетала я чуть слышно.

Блин, губы пересохли, во рту тоже великая сушь, язык как бревно, говорить трудно и неприятно. Но надо.

— Кон, а обряд… он завершен?

— Да, родная моя, нас теперь не разлучить. Прости.

Это он за что прощения просит? За то, что мне было так плохо? Я бросила взгляд на собравшихся и решила, что выяснять отношения при них — себя не уважать. Говорить громко не могла, поэтому попросила Кона:

— Пожалуйста, скажи всем, чтобы ушли. Со мной все в порядке.

Только я это сказала, сквозь толпу протолкалась Лаура, на хвосте у которой болталась Нанни. Видимо, боевая ведьма увидела, что мне нехорошо, и сбегала за целительницей.

Лаура поначалу не обратила на Конрада никакого внимания, а занялась мной, как обычной пациенткой с простудой. Пощупала пульс, заглянула в глаза, велела открыть рот и сказать "А". Потом повернулась в моему мужу и уперла руки в боки.

— Как тебе такое в голову твою дурацкую пришло? Проводить такой серьезный обряд без подготовки, да еще и с нездоровой женщиной? На тот свет хотел ее проводить? Совсем сдурел?

— А ты, — повернулась она к Рихарду, — Ты что, не знал, какие могут быть последствия? Раздолбай! Кроме своих порталов не видишь ничего! Хоть бы книжку почитал, прежде чем кровь смешивать! Там ясно сказано: женщина на момент обряда должна быть ЗДОРОВА!!!

Она махнула на мужчин рукой, как бы говоря: "А, да что с них взять, с бестолочи"", и сказала уже мне:

— Ну, ты‑то просто ничего не знала. Вслепую на это пошла. Теперь сутки, если не меньше, твой организм будет подстраиваться, так что лежи. Побольше пей воды, пусть тебе на обед мяса зажарят, на ужин яичницу… Молоко тоже тебе полезно… В сущности, раз не померла сразу, то теперь долго жить будешь. Пока вот он, — она ткнула пальцем в Конрада, — не помрет.

Затем обернулась к набежавшим зрителям и гаркнула:

— Что уставились? А ну вон отсюда!

Как ни странно, все дружно и тихо вышли, даже Грегорич не стал настаивать на своих особых правах, даже Нанни ничего не сказала. Рихард, смущенный донельзя, вышел последним. Вернее, предпоследним. За ним ушла Лаура. На прощание похлопала Кона по плечу и сказала:

— Ну, ты на меня не обижайся. Вообще‑то ты молодец. Береги жену, тебе с ней очень повезло. Вряд ли со своим характером ты мог бы найти лучший вариант.

Одновременно она налила в стакан воды, добавила туда какой‑то пахнущей мятой жидкости из зеленого флакона и заставила меня выпить. Затем взъерошила мне волосы и шепнула на ухо:

— Это не самый плохой вариант, девочка.

А то я сама не знала.

Лекарство оказалось не только приятным на вкус, но еще и эффективным. Сильно лучше мне не стало, но сушняк уже не мучил и я могла свободно говорить.

В комнате остались только мы с Конрадом. Некоторое время за дверью было слышно, как Грегорич кричит на Рихарда:

— Вы понимаете, чем рисковали? А если бы она померла от ваших упражнений? Что я стал бы королю докладывать? И как бы вы выглядели в его глазах?!

Все верно, этих служак волнует только реакция начальства. На меня ему по большому счету плевать, а вот то, что ему за это могут холку намылить… Но я не понимаю, откуда он тут взялся. Как вообще кто‑то догадался, что Конрад решит срочно связать нас узами магического брака?

Ответов Рика мы не услышали. Но вот и эти двое удалились, можно было спокойно поговорить. Конрад снова завел:

— Прости…

Я жестом его остановила:

— Скажи, ты знал, что так будет?

Он замялся, подбирая слова.

— Скорее подозревал, что тебе будет очень плохо. Но был уверен, что мы с Риком в любом случае тебя вытянем. Просто… Надо было действовать очень быстро, иначе бы мы не успели…

— Не успели что?

— Эберхард что‑нибудь придумал бы и не дал нам пожениться. Я ему нужен свободным.

Примерно так я и предполагала. Ну так за что он прощения просит? Ведь все сделал правильно. А для меня обряд был бы болезненным в любом случае.

— Кон, мне нечего тебе прощать. Ты нас обоих подстраховал, только и всего. Кто же знал, что мне так сильно поплохеет. Так ты говоришь, обряд завершен?