Внутри тележки послышался шум.

— Вы давно здесь? — спросил он.

— Давно.

— Одна?

— Нет, — со стоном ответила женщина. — С детьми, трое нас.

— Машина! Машина! — закричал сверху Махмуд.

Когда он вскочил в салон автобуса, многие пассажиры, уткнувшись в теплые воротники, дремали.

— Товарищи, помогите! Там авария. Людей придавило.

Многие пассажиры повскакивали с мест. Сбиваясь, Махмуд объяснил происходящее. Поднялся шум, посыпались вопросы. Не отвечая на них, он схватил протянутую шофером лопату и кубарем скатился вниз.

Грунт был спрессован настолько плотно, что лопата, немного увязнув, дальше не шла. Но несмотря на это, Бектурганов с ожесточением принялся за работу. Прошло несколько минут. Вокруг стояли пассажиры из автобуса.

Подходили молча, и в напряженной тишине только всплескивала вода, потревоженная вода, да кто-нибудь из замерзших пассажиров украдкой постукивал ногой об ногу.

Борт освобождался с трудом. От напряжения гудели ноги, готовые в каждую секунду соскользнуть с места. От неловкого положения спина наливалась свинцовой тяжестью, потные волосы застилали глаза. Тлеугали смахивал их рукавом и яростно продолжал ковырять этот липкий твердый грунт. Наконец он разогнулся. Прилипшая к спине рубашка в некоторых местах вздулась, наполняясь холодным, леденящим тело воздухом.

— Готово, — выдохнул он.

Отдышавшись, он взял протянутый шофером ломик и поддел им борт. Старшина закрепил его так, чтобы не закрылась образовавшаяся щель, нащупал верх борта. Вздуваясь шапкой, вместе с бортом поднималась шуга, затем вдруг рухнула, обнажив мокрые доски. Бектурганов откинул назад борт и заглянул во внутрь, но сколько ни напрягал зрение, ничего не увидел.

— Есть у кого-нибудь фонарик?!

Слабый свет выхватил лицо женщины, искаженное болью и страхом.

— Помогите, ради бога, помогите, — шептала она.

Бектурганов потянулся к ней.

— Не меня, — остановила его женщина, — детей спасите. Они там. — И рукой показала вглубь.

Он попытался рассмотреть темный угол, но луч упирался в беспорядочно нагроможденные предметы, а детей не было видно. Тогда, укрепив фонарик, он решил сначала спасти женщину. Не обращая внимания на ее протесты, он разбросал вокруг вещи. Вытащить пострадавшую ему помогли сразу несколько человек, которые стояли на прицепе. Убитая горем женщина металась среди пассажиров, просила скорее спасти детей. Но вдруг, как вкопанная, остановилась.

— Леночка, что с ней?! — истошным голосом закричала она и бросилась к трактору.

Но Махмуд остановил ее.

— Живая она. С ней ничего не случилось.

Из прицепа были вытащены почти все вещи: чемоданы, кровати, стулья. По освобожденному лазу Тлеугали вытащил из дальнего угла испуганного мальчика, а потом девочку. Свернутая в комочек, она, уткнувшись в колени, не подавала признаков жизни. Но вдруг старшина почувствовал, как у девочки под пальто что-то шевельнулось. Он рванул полы пальто. Фыркнув, из него выпрыгнула кошка.

Старшина ухом припал к груди ребенка. Девочка была мертва…

О предыстории этой трагедии Тлеугали узнал только на следующий день.

…Семья Терещенко собралась переезжать. К отъезду все было готово. У порога стояли чемоданы и несколько тюков увязанных вещей. Но транспорта все не было. Полина Ивановна нервничала, не находя себе места в пустых, непривычно больших комнатах. Председатель колхоза все еще не мог выделить машину. Она уже повязала платок, чтобы идти в правление, полная решимости не возвращаться назад без грузовика, как в комнату вбежал мальчик лет восьми. Он был весь в снегу, а из-под сбитой на брови шапки светились радостные глаза.

— Мам, мам, нашел! — закричал он.

— Кого нашел, Сашенька?

— Дядю Колю нашел, у которого трактор с прицепом!

— Да не прыгай же ты, погоди!

Но ребенок, радостно подпрыгивая, увертывался, не давая стряхнуть снег с пальто.

— Здрасьте вам!

Занятая сыном, Полина Ивановна не услышала приветствия. Оглянулась только на стук сапог.

— Наконец-то! Вот спасибо, — обрадовалась женщина, когда увидела вошедшего. — Если бы не ты, не знаю, что бы делала. А от этого председателя ничего не добьешься, — начала было она жаловаться дяде Коле, как вдруг осеклась. Улыбка на ее лице исчезла, а протянутые к трактористу руки опустились.

Увидев перемену в женщине, дядя Коля, от старания казаться трезвым, стал еще более неуклюжим.

— Что же ты, Николай Петрович? — с укором спросила хозяйка. — А еще берешься людей везти.

— Да ты не бойся, Ивановна. Я же немного, для сугрева. Да и не впервой. Это у нас дело обычное.

— Нет, Петрович. На дворе гололед, а у меня — дети.

— Ну уж коли так, то не обессудь. Я хотел, как лучше. Вижу — мучаешься, думаю: дай помогу… — пятясь к двери, начал было оправдываться он. Но тут вмешались дети.

— Мама, мамочка! — закричала пятилетняя Светлана, — а ты целыми днями говоришь, что скорее бы отсюда выбраться.

— Да и папа нас ждет, — подхватила Лена.

Полина Ивановна колебалась. Ей надоела ежедневная ругань с председателем, надоела жизнь на чемоданах. А дядя Коля, хотя и любил выпить, но трактористом был опытным и за долгую жизнь с ним ничего не случалось.

— Ты только смотри, — вздохнув, согласилась она, — осторожней.

— Ну как можно сомневаться, Ивановна! Довезу в аккурат, — пообещал тракторист и схватил первый попавшийся чемодан.

Вещи уложили быстро.

Попрощавшись с соседями, Полина Ивановна велела дяде Коле выезжать. Но вдруг закапризничала Светлана. До этого она, удобно устроившись в правом углу тележки, молча наблюдала за происходящим. В сутолоке последних прощаний и напутствий никто не заметил бегавшей под ногами кошки, ее любимицы. Но когда наступила тишина, кошка громко возвестила о себе. Девочка встрепенулась.

Перегнувшись через борт, она тянулась к Мурке, которая, отчаянно мяукая, металась у прицепа. Кто-то из соседей подал кошку девочке. Пьяненький дядя Коля завел трактор…

Машину вел лейтенант. Глядя на его курчавый светловолосый затылок, майор Гарин то вспоминал свою молодость, совпавшую с годами войны, то думал о деле, по которому они ехали.

Кто-то в лесу, близ деревни Аксай, напал на местную учительницу Елизавету Федоровну Краснову, когда она возвращалась пешком из районного городка, оглушил, хотел, верно, убить, но только тяжело ранил.

Вот и Аксай.

Старенькая «Волга» свернула в переулок и остановилась у подъезда медпункта в тот самый момент, когда в дверях появились санитары. Худой старик в очках отдавал им приказания. Слушая его, санитары осторожно подносили к машине «скорой помощи» носилки с женщиной.

— Постойте, Илья Борисович! — майор жестом остановил санитаров. Наклонившись над раненой, он осмотрел ее лицо, голову.

— Еще жива, — произнес врач, поправляя очки. — Пульс, правда, едва прощупывается.

— Может скончаться.

— Может… Удар тяжелым тупым орудием по левой стороне затылка. Везем в хирургическое отделение районной больницы.

— Районной? — удивился майор.

— Районной… Там хирург неплохой, опытный. А в область далеко. Боюсь — не довезем, Николай Петрович.

Высокий капитан милиции показался на крыльце. Из-под короткого больничного халата видны были его длинные ноги в брюках с кантом. Отогнув полу халата, он нащупал папиросы, вынул пачку и закурил.

Но вспомнив, что перед ним старший по званию, торопливо отвел руку с папиросой за спину.

— Кури, кури, Егор Семенович! — махнул Гарин. — Небось, пока в палате был, уши опухли?

— Вот именно! — подхватил капитан и с удовольствием затянулся.

Он, капитан Мельников Егор Семенович, уже двадцать лет работает в здешних местах. Начальник райотдела. В далекие военные годы привезли его, полуживого парня, в тыловой госпиталь прямо с фронта, с Курской дуги. Долго лечили, и хоть уволили из армии «вчистую», опять вроде на войну попал. В милицейской шинели гонялся за бандитами, вступал в бой с налетчиками. Курсы разные проходил, квалификацию повышал и после одной перестрелки еще месяца полтора на койке отлеживался. Женился Егор Семенович вскоре после войны и с тех пор навсегда стал местным жителем…