— Бабушка, — попросил я, — расскажи мне какую-нибудь историю: что-нибудь из далекого прошлого твоего племени.
— Хай! — воскликнула Женщина Кроу, — вы только послушайте его. Вечно он требует истории. Чтобы удовлетворить его, нам скоро придется их выдумывать, потому что почти все, что мы знаем, он уже слышал.
— И подумай, какой эгоист, — сказала Нэтаки, поглядывая на меня с шутливым негодованием, — все наши истории он выслушивает, а нам своих не рассказывает.
Я был вынужден признать, что моя маленькая жена права, и обещал впоследствии рассказать несколько историй.
Старая миссис Ягода, подумав немного, начала историю Бессердечной.
«Случилось это еще в те времена, когда моего деда не было на свете, да, задолго до него, потому что он говорил нам, что старики, от которых он слышал эту историю, рассказывали, что сами слышали ее от своих дедов. История эта поэтому, несомненно, очень древняя.
Дело было весной. Народ, рассыпавшись по прерии, был занят выкапыванием белого корня note 40, как вдруг налетела страшная гроза. До дома было далеко, поэтому занимавшиеся сбором корня, зная, что все равно вымокнут — побегут ли домой или останутся на месте, — просто сели, где стояли, покрылись своими плащами и стали ждать, пока пройдет гроза. Члены одной семьи случайно все оказались близко друг от друга, когда начался дождь, и все сбились в кучу.
— Какой холодный дождь, — сказала мать, — я вся дрожу.
— Да, — сказал отец, — холодно. Сядьте-ка все потеснее вместе.
Так они сидели, и вдруг над ними раздался удар грома, н среди них упала шаровая молния. С громким шумом она разорвалась и бросила их всех плашмя бесчувственных наземь. Они лежали — отец, мать, два сына и дочь, никто не смел прийти им на помощь, боясь, что разгневанный бог поразит и подошедших. Но когда гроза прошла, народ сбежался, чтобы помочь, чем можно, пораженным молнией.
Сначала думали, что они все мертвы. Действительно, четверо были убиты, но пятая, дочь, еще дышала. Немного спустя, она села и, увидев, что случилось со всеми остальными, начала так горько плакать, что бывшие рядом женщины заплакали вместе с ней, хотя никто из них не был ей родственницей. Отец был с детства сиротой, мать тоже, и теперь бедная девушка стала одинокой. Во всем лагере у нее не было ни одного родственника.
Мертвых похоронили добрые друзья, и многие из них звали девушку пойти жить к ним, но она отвечала всем отказом.
— Ты должна пойти к кому-нибудь жить, — сказал ей вождь. — Никто не слыхал, чтобы молодая женщина жила самостоятельно. Ты не можешь жить одна. Где ты будешь добывать себе пищу? И подумай, что скажут люди, если этим займешься. О тебе скоро начнут говорить дурно.
— Если обо мне будут дурно говорить, то с этим я ничего не могу поделать,
— сказала девушка, — они будут вынуждены со временем отказаться от своих дурных речей. Я решила так поступить и сумею не голодать.
Девушка продолжала жить в палатке родителей, одна в обществе своих собак. Женщины лагеря часто навещали ее, давали ей мясо и другую пищу. Но ни один мужчина, ни молодой, ни старый — никогда не входил в ее палатку и не садился у ее очага. Один или два попробовали прийти в только но одному разу, так как она прямо сказала им, что не нуждается в обществе мужчин. Поэтому юноши смотрели на нее издали и молили богов смягчить ее сердце. Она была красивая молодая женщина, старательная и неутомимая труженица. Не удивительно, что мужчины влюблялись в нее, и не удивительно, что они прозвали ее Бессердечной.
Один молодой человек, Высокий Вапити, сын главного вождя, полюбил эту одинокую девушку так сильно, что почти помешался от страданий и тоски по ней. Он ни разу с ней не говорил, так как хорошо знал, что получит такой же ответ, какой она давала другим. Но он не мог удержаться от того, чтобы не ходить изо дня в день туда, где она всегда могла его видеть. Если она работала на своем клочке земли, засаженном бобами и маисом, то он сидел поблизости на краю речного берега. Если она уходила в лес за дровами, он шел гулять в эту сторону и часто встречался с ней на тропе, но она всегда проходила мимо, опустив глаза, как будто не видит его. Часто по ночам, когда весь лагерь уже крепко спал, Высокий Вапити выходил крадучись из отцовской палатки, брал кожаное ведро, раз за разом наполнял его водой из реки и поливал все грядки на огороде Бессердечной.
Рискуя жизнью, он один уходил охотиться в прерии, где постоянно бродили сиу. Утром, когда Бессердечная, проснувшись, выходила из палатки, она находила висящие в темном проходе лучшие части туши и шкуру бизона или оленя. Народ толковал об этом, гадая, кто это делает. Если девушка сама и знала, то совершенно не показывала этого и всегда проходила мимо юноши, как будто и не подозревала, что такой человек существует на земле. Кое-кто из низких и дурных людей подло намекал, что неизвестный покровитель щедро вознаграждается за свои труды. Но они всегда встречали отпор, так как у девушки было много друзей, убежденных что она очень хорошая.
На третье лето одинокой жизни девушки племени манданов и арикара поссорились. Начались столкновения, отряды отправлялись в походы, чтобы красть друг у друга лошадей, убивать и скальпировать всех, кого могли захватить на охоте или в пути, вдали от защиты, даваемой деревней. Положение для народа было очень тяжелое. Оба племени эти долгое время жили в дружбе. Мужчины манданы женились на женщинах арикара, у многих мужчин арикара были жены манданы. Ужасно было видеть, как в лагерь приносят скальпы, может быть, твоих родственников. Но что могли сделать женщины? Они не имели голоса в советах и боялись высказать то, что думали. Но не так вела себя Бессердечная. Каждый день она ходила по лагерю, громко разговаривая, так, что мужчины должны били все слышать, ругала их за злобность, справедливо доказывая, что оба племени так ослабеют, что не смогут сопротивляться общему врагу — сиу. Бессердечная подходила даже прямо к вождю и ругала его, и ему приходить молча отворачиваться, так как не мог же он вступать в пререкания с женщиной, да и заставить ее закрыть рот он тоже не мог: она была сама себе хозяйка.
Однажды ночью большой отряд арикара сумел проделать отверстие в окружавшем деревню тыне. Они проникли через отверстие внутрь и начали выводить лошадей. Кто-то, однако, обнаружил врага к поднял тревогу. Разыгралось большое сражение, во время которого манданы выгнали врага в прерию и вниз, в лес у реки. С обеих сторон было несколько убитых; в деревне и горевали и радовались, Арикара отступили в свою деревню. К вечеру Бессердечная спустилась в лес за дровами и в густой ивовой рощице нашла одного из неприятелей, тяжело раненного молодого воина. Стрела пронзила ему пах, и он потерял много крови. Он так ослаб, что едва мог говорить и двигаться. Бессердечная воткнула в землю вокруг него много ивовых прутьев, чтобы спрятать его получше.
— Не бойся, — сказала она ему, — я принесу тебе пить и есть.
Она поспешила назад в свою палатку, взяла сушеного мяса и мех с водой, сунула их под плащ и вернулась к раненому. Он напился и поел принесенной пищи. Бессердечная промыла и перевязала рану. Она снова покинула его, приказав лежать тихо, и обещала вернуться ночью и взять его к себе в палатку, где она будет ходить за ним, пока он не поправится. У себя в палатке она устроила для него угол, отгородив одну из постелей большой шкурой бизона. Она прикрыла, кроме того, частично отверстие для выхода дыма и повесила шкуру поперек входа, так что внутри палатки свету было мало. Заходившие к ней иногда женщины не могли бы никак заподозрить, что здесь кто-то спрятан, в особенности враг, — в палатке, в которую три лета не входил ни один мужчина.
Ночь была темная. Внизу, в лесу у реки, совсем не было света. Бессердечная должна была идти, протянув вперед руки, чтобы не натолкнуться на деревья, но она так хорошо знала эти места, что без труда отыскала ивовую рощицу и того, кому она пришла помочь.
Note40
"белое яблоко» французских трапперов — proralea esculenta, — прим. авт.