Они часто собираются все в кино или уходят в далекие лыжные походы. Это они устраивают в школе для нас, малышей, спектакли про гражданскую войну, или вдруг выпустят такую веселую стенную газету, что мы толпимся около нее все переменки, забыв про беготню и школьные завтраки. А какие песни они поют на демонстрациях!

Как- то после уроков они заперлись в самом большом классе. На дверях объявление: «Закрытое комсомольское собрание. Повестка дня: 1) итоги первой учебной четверти; 2) персональное дело комсомольца П. Тюрина».

Мы, конечно, уши к дверям. Тихонько слушаем. Вдруг дверь открылась и нас прогнали, да еще выставили снаружи дежурного. Мы уселись на подоконнике в коридоре, ждем, что будет дальше.

Долго сидели. И вот выходит этот самый Тюрин. Он н школе горнистом. Всегда на демонстрациях впереди с горном ходил. Рядом с самим директором школы.

Вышел Тюрин в коридор, голову вниз и бредет в дальний угол. Сел там на батарейку, в окно смотрит. Только плечи у него вздрагивают. Мы на цыпочках приблизились. Он услышал, повернулся к нам, мы хотели бежать, но остановились. Видим, на глазах у него слезы. Говорит тихо-тихо: Ну вот, ребята, отгорнился я. Из комсомола исключили Отвернулся к окну, лицо спрятал в ладонях, и опять задрожали его плечи.

Знать, большое это дело - комсомол, если даже горнист и тот заплакал.

И вот сейчас вместе с Лидочкой мы идем в самый главный комсомольский штаб нашего района. Зашли за белую ограду, здесь в зелени аккуратный домик. Кругом на дорожках чистота. У входа строгая стеклянная вывеска с комсомольским значком.

Я потоптался, осмотрел свои босые ноги, тронул Рыжика: Подожди меня здесь, я мигом домой. Только ботинки обую.

Вернулся уже в ботинках. Рыжика нигде не видно. Поднялся на ступеньки, заглянул в дверь. Народу в коридоре полно. Все большие. Стоят у подоконников группками, о чем-то громко говорят, смеются. И у всех комсомольские значки.

А вот ребята вроде меня, только чуть постарше. Эти стоят робко. Очень чистенькие, в праздничных костюмах, беленькие воротнички рубашек навыпуск, словно пришли на первомайскую демонстрацию. Только не видно у них комсомольских значков. Друг друга тихонько спрашивают, будто проверяют:

- Что такое нэп?

- Какое правительство сейчас в Испании?

- А когда погиб Чапаев?

Молчат, друг на друга смотрят. Я не удержался, подсказал:

- Пятого сентября девятнадцатого года.

На меня все посмотрели.

- И тебя принимают?- неуверенно спросил меня коротко стриженный, круглолицый паренек в вельветовой куртке.

- Нет, я так просто.

- А нас вот всех сейчас,- кивнул паренек на друзей.-. Страшно. Я весь нервничаю. Не знаешь, где тут туалет?

Открылась дверь напротив. Рыжик выглянула:

- Алеша, ну где же ты? Заходи.

В комнате у открытого окна сидит Наташа Ромашова. За столом еще две девушки. Запуталось солнышко в волосах Наташи, белую блузку просветило, бегает по телефонной трубке. Наташа в трубку кому-то обещает:

- Да, обязательно буду. Сейчас выезжаю.

- Не может Наташа,- шепчет мне Рыжик,- уезжает в Дом пионеров.

Наташа повесила трубку, виновато улыбнулась:

- В другой раз, Алеша, а сейчас не могу. Мне Лида уже все рассказала. Да где же ты был-то?

Я молчу, ботинки рассматриваю.

- Мы вместе сюда дошли,- трогает меня Лидочка,- а потом он застеснялся, убежал вот эти ботинки обувать.

Все в кабинете молчат. Головы от столов подняли, меня рассматривают.

- Ах, вот как,- вдруг серьезно говорит Наташа и задумывается,- тогда пойдем на вашего «Чапаева». Катя-просит она одну из девушек,-давай-ка в Дом пионеров. Все тебе ясно?

Девушка понимающе улыбается, выходит из-за стола. Прошла к двери, мою прическу потеребила:

- Эх, ты, Алешка-лепешка.

Наш киносеанс начался. Для Наташи газету подстелили.

Славик незаметно сзади мух отгоняет. От сырых стен подозрительно пахнет одеколоном.

Мы стараемся изо всех сил. Далее хором затянули чапаевскую песню «Ревела буря, дождь шумел…» В темноте не так стыдно. Можно и хором. Визжал, как настоящий поросенок, Славик, булькала вода, бил пулемет, и свистели пули.

Кино окончилось. Открыли дверь во двор, ждем, что скажет Наташа.

- Очень все интересно,-говорит она.- Просто одно удовольствие.

Мы засуетились:

- Можем еще раз. Все сначала.

- Нет, нет,- заторопилась Наташа,- я уже все усвоила. Мы выходим во двор, усаживаемся на нашей скамейке.

- Еще кадриков найдем, будет совсем хорошо,- обещает Лева.- Придете?

Наташа интересуется, где мы достаем кадрики. Все ей рассказали.

- Чудаки,- возмущается она.- Ведь это же помойка. Вы хоть помыли ваши кадрики?

- Нельзя водой, эмульсия слезет,- научно объясняетЛева.

- Ну, тогда попросите у механиков.

- А кто нам даст? Костя из «Кадра» в отпуске, а других мм не знаем.

Наташа что-то записывает в свой блокнот, говорит:

- Я позвоню в кинотеатры, клубы нашего района. Будут вам кадрики.

Мы переглянулись, подтолкнули друг друга, но орать «ура!» и «банзай» не стали. Все-таки сейчас неловко. Только один Славик сказал: Мировецки!

А как дела с хоровым кружком? Помните?- спрашивает Наташа.- Я заходила в музучилище. Сейчас там каникулы. Осенью обещают помочь.

- Плохо у нас с этим,- бухнул Женька.- Не получается, в темноте еще петь можно, а днем противно.

Наташа смеется:

- Ну, раз так, лучше не будем. Беремся за кино. Идет?

Откуда- то появился Жиган. Видит нас, не спеша направляется к скамейке.

- Мое вам с кисточкой,-снимает он кепочку-малокозырку.-Что нового в Голливуде? Боевики «Труп на небоскребе» или «Я убил ее, но, кажется, зря»? Так?

Мы не отвечаем.

- Вот смотрите мое кино,- говорит Жиган. Он усаживается с краю, достает нож, кладет на скамейку руку с растопыренными пальцами и начинает тыкать ножом между пальцами. Ему хочется проделать это очень быстро, но он боится.

Лидочка закрывает глаза, отворачивается:

- Сумасшедший! Так можно по пальцу.

Жиган бледнеет, губы у него дрожат, он подбадривает себя дикими криками, но нож по-прежнему тычется между пальцами, медленно и с выбором.

- Ну-ка, дай мне,- вдруг говорит Наташа. Жиган часто моргает, протягивает ей нож.

- Смотри,- спокойно говорит Наташа и кладет руку на скамейку.

Все быстрее и быстрее стучит нож между ее пальцами. Вот уже не видно стального лезвия. Над пальцами сплошное ослепительное сияние.

Мы не дышим.

Наташа закрывает нож, вкладывает в руку обалдевшего Жигана.

- Как это вы, гражданочка?

- Очень просто,- поправляет Наташа волосы.- В детдоме научилась.

Жиган сидит так, словно его дождик намочил.

- А что вы еще умеете? Например, свистеть?

Наташа заложила в рот два пальца, и сразу откуда-то в панике взвились над двором воробьи.

- А еще?- шевелит Жиган отвисшей челюстью.

- А еще в другой раз,- встает Наташа.- До свидания, ребята, заходите ко мне в райком комсомола,- прощается она с нами. Жиган тоже подает руку, челюсть по-прежнему его не слушается.

Уже давно захлопнулась калитка за Наташей, а Жиган все смотрит то на ворота, то на скамью со следами ножа, цокает языком:

- Из райкома комсомола! Надо же! Коломбина! Сильва! Жанна дАрк! Дуся и Маруся Виноградовы!

Во двор заглянул участковый дядя Карасев. Увидел Жигана, подошел, встал напротив, руки за спину. Жиган смотрит куда-то сквозь него, бормочет:

- Из райкома! Сказка, а не девушка. Василиса прекрасная. Красная шапочка.

- Справку взял?-хмуро спрашивает дядя Карасев. Жиган перестает бормотать, оглядывается и, кажется, только сейчас замечает участкового.

- Ах, справку? Пожалуйста. С печатью.

Он достает бумажку, показывает всем, читает вслух:

- Дана ученику слесаря…

Дядя Карасев похвалил Жигана. Тот сплюнул, сказал, вставая:

- Ну их всех к черту! Запишусь в комсомол, в ячейку.