— Чё ты, да чё… — забухтел он, поднимаясь, удар прошёл безболезненно.

— Ногами дерётся как эльф распетрушенный! — взвизгнул хилый. — Таперича держись!

Он вытащил из кармана и нацепил на пальцы кастет.

— Обойди его, Рахит, — распорядился добрый молодец Хомут, деловито вытряхивая из рукава что-то увесистое в кожаной мошонке, прицепленное к запястью сыромятным шнуром на петле.

Бледная девка привычно сдала к стене дома, чтобы не попасть под раздачу.

Ещё можно было убежать, но норов, проросший в вехобитских застенках, дал себя знать. «Я не отступлюсь!» — стиснул зубы Жёлудь и выхватил нож.

Прицепленный вдоль пояса подвязками ножен по всей длине, он был полускрыт отвисшей рубахой и в глаза не бросался. Тем неприятнее стало его появление в руках, казалось бы, безоружного парня, мигом уравнявшее жертву с преступниками. Такого коварства молодые пролетарии простить не могли и кинулись на подлеца, забыв об опасности и оставшемся дома среди пустых бутылок благоразумии.

Жёлудь следил за ними в оба глаза, легко маневрируя. Молодец крутанул в воздухе кистенём, тщась напугать, а Рахит по-шакальи рыпнулся, обозначая удар в спину, но даже не коснулся, боялся попасть под нож.

— Рыло вспорю! — Жёлудь скользнул вбок, махнув клинком. Хилый шарахнулся.

Пролетарии опять повторили атаку, отвлекая по очереди и следя друг за другом во взаимном ожидании, кто нападёт первым.

— Ссыте, сосунки?

В Тихвине эльфийские примочки удавались Жёлудю плохо, но муромские парни были не закалённые и повелись. Уклоняясь от свистящей у лица мошонки, молодой лучник приметил, как вздулись вены на шее здоровяка, и подначил, развивая успех:

— Да какие вы сосунки, вы сосуны. Сосёте друг у друга по ночам, вам и баба не нужна.

Этим он удачно задел потаённые струны души Рахита. Должно быть, тощий чуял за собой косяк и боялся разоблачения. До сих пор нож держал его на расстоянии, но сейчас Рахит не стерпел. Он змеёй ныркнул вниз и ткнул кастетом в почку. Конский удар ногой назад впечатал подошву в рёбра. Рахит отлетел и завалился в канаву, откуда начал истошно кашлять. Жёлудь пуганул клинком добра молодца, с пробуждающимся хищным интересом наблюдая за оставшимся один на один противником.

Видя, как лихо залётный фраер убрал кореша, Хомут на мгновение стушевался. Однако подогреваяемая алкоголем решимость вернулась к нему. Добрый молодец напал словно тигр, всерьёз вознамерясь достать чужака.

До последнего избегая резни, Жёлудь встретил его, тем не менее, жёстко. Сенсэй, прозванный за свой взрывной характер просто и незатейливо — опаляющий взглядом тренер Гексанитрогексаазаизовюрцитиэль, работающий в полную силу, учил не сдерживаться.

С ноги в колено, копчиком в кадык и пальцем в глаз до затылка. Хомут лишился сознания прежде, чем коснулся спиной земли.

Жёлудь подобрал выпавший лут. Из Хомута вывалились пять крышечек от ньюка-колы, а Рахит обронил никелированный кастет с шипами, за который на рынке можно было что-нибудь да выручить.

Стриженая девка отделилась от стены, смело приблизилась. У неё было дряблое лицо, на котором виднелись мелкие шрамы, видать, судьба частенько поворачивалась спиной.

— Водки купишь? — по-мужицки прямо спросила она.

— Куплю, — брякнул молодой лучник, сам себе удивляясь, но не в силах противостоять такой наглости.

— Тогда пошли, — девка схватила его за рукав.

— Куда? — вырвался Жёлудя, ещё не остывший после драки.

В канаве дохал и крёхал Рахит, а Хомут вовсе не подавал признаков жизни. Прохожие остерегались и шли по другой стороне улицы. Из окон, с завалинок, из-за палисадов глазели плебеи. Надо было срочно уносить ноги.

— Со мной. За мной!

Девка крепко взяла его за руку и потащила во дворы с целеустремлённостью муравья, доставляющего в свой хвойный дворец жирную гусеницу. Не оглядываясь, она маршировала широким твёрдым шагом, Жёлудь еле поспевал за ней. Девка торопилась. То ли трубы горели, то ли спешила увести финансового донора, пока не подоспел городовой.

Пересекли квартал, выскочили на улицу Металлистов, завернули в Слесарный переулок. В лавке Жёлудь взял две поллитры джина «Победа», расплатившись частично крышечками и добив деньгами по курсу. Девка провела задворками к бараку, приютившемуся в глубине микрорайона, на диво пустынному в разгар дня. В общем коридоре со скрипучими половицами девка отперла обшитую дерматином и подбитую по бокам ветошью дверь, впустила гостя в комнату, сразу же затворилась.

— Не шуми, — бросила, как будто скрываясь. — Проходи, присаживайся.

Жёлудь смущённо пробрёл к столу, в голове не было ни единой мысли.

— Видишь, я тока одна живу, — в голосе девки почудилась то ли гордость, то ли горесть. — Давай сначала накатим.

Жёлудь, почему-то оробев, выставил бутылки на потёртую, но чистую клеёнку. Комната застенчиво выставляла напоказ стигматы опрятной бедности. Неказистая мебель сменила не одного владельца. Облезлая дверца одёжного шкафчика перекосилась на полуоторванной верхней петле. Выходящее в палисадник окошко прикрывала серая застиранная занавеска. Единственным ярким пятном являлась кровать, аккуратно застеленная лоскутным одеялом.

— Успеем, не пялься, — усмехнулась девка, чувствуя себя дома всё увереннее.

Сполоснула под рукомойником оставленные в раковине гранёные стаканы, плеснула из ковшика в жестяную кружку воды.

— Банкуй, спонсор.

Жёлудь соскоблил сугруч, рискнул поддеть кончиком ножа пробку, но не обломал клинок и пробку не поддел, только расковырял в хлам.

— На вот штопор, так ты всю жизнь промучаешься, — в голосе девки просквозило нетерпение.

С штопором дело пошло на лад. Жёлудь набулькал в стаканы мутноватой жидкости с едким запахом ёлочки, призванным заменить выдержку в можжевеловой бочке.

— Вздрогнули, — девка схватила стакан, на миг задержала возле рта, кокетливо посмотрела на Жёлудя. — За знакомство!

«Мы даже не представились», — обескуражено подумал парень, но ничего конструктивного предложить не сумел, мозги словно отшибло, и потому лишь поддержал:

— За знакомство.

Девка опрокинула в пасть стакан, тут же запила водой. Жёлудь влил в рот джин. «Дрянь какая, — поёжился, но проглотил, выдохнул, в нос ударило резкой вонью сивухи, настоянной на хвое. — По цене и отрава».

— Чего не запиваешь? — удивилась девка.

— Я никогда не запиваю, — в свою очередь удивился Жёлудь. — Зачем?

«Хотя попьёшь такое годами, научишься запивать, — тут же сообразил он. — Воистину, где нужда и голь, там драка и алкоголь».

— Нюра, — протянула девка ладонь.

— Жёлудь, — невольно улыбнулся молодой лучник, скрепляя знакомство пролетарским рукопожатием.

— А ты, смешной, — ни к селу, ни к городу сказала Нюра. — Бойко их уделал. Я думала, пацаны тебе витрину начистят, а ты их без ножа завалил.

— Они пьяные были, — скромно признался Жёлудь. — Ни к чему нож пускать.

— Тоже верно, — согласилась Нюра. — Привыкнешь всё решать через нож, отучиться будет сложно.

— Кто они такие? — как бы из чистого интереса, для поддержания разговора спросил Жёлудь, вложив во фразу смысл: «Не придут ли сюда мстить?»

— Так, пацаны с раёна. Их тут все знают, но за них никто не впишется, — совершенно правильно считала все смыслы девка и деликатно двинула бровью на стаканы: — Чтоп не простаивали.

Жёлудь набулькал «Победы». Они с Нюрой с полуслова понимали друг друга. Раньше у лесного парня такого никогда не было.

— Ух, дрянь бодяжная, — перевела она дух и пустила кружку по клеёнке. — Жизнь моя жестянка.

Нюра скинула куртку с плеч, рукава застряли на локтях.

— Чего смотришь, снимай, — она нетерпеливо встряхнула плечами.

Под курткой была серая кофта с расстёгнутыми верхними пуговицами.

Жёлудь замешкался, чуть не сбил стакан, неловко стащил куртку, скомкал, не зная, куда её сунуть, и забросил далеко на кровать. Попал.

Нюра обхватила его за шею, прижалась, качнула бёдрами. Бока у девки оказались мягкими, а сама она ласковой.