Ни ростом, ни божественностью собеседник не отличался. Щавель посмотрел на него как на низшее существо.

— Может, не стоит искать чёрную собаку в тёмной комнате, дабы она, обратившись, не растерзала вас? — спросил он.

Старикан попятился и слился. Как раз вовремя — приближался Жёлудь, а за ним довольный Манулов.

— У неё блохи, — парень морщился, тайком нюхая рукав, к которому прикасалась лапа Наташи.

— Молодой человек неплохо танцует! — польстил издатель, который перестал стыдиться за родственницу.

Жёлудь залпом махнул бокал вина. Подождал, прислушиваясь ко вкусовым ощущениям, словно избывая мерзость во рту.

— Кто это у вас в сереньком плаще такой балаболит про лопнувший пузырь? — как бы невзначай осведомился Щавель у хозяина вечеринки.

— Это Ерванд Хамонид, — отмахнулся Манулов. — Он играл на повышение в команде губернатора, а теперь остался не при делах и носится, всем треплет мозги про эту свою суть игры.

Оркестр продолжал играть, но из бального зала в окружении вельмож появился князь Пышкин, утомлённый танцами. Он приблизился к столу, где стоял тихвинский боярин и новоиспечённый купец Первой гильдии. Возникла короткая суета, хрустальная посуда наполнилась.

Исполняющий обязанности генерал-губернатора Великой Руси поднял тост за купеческую гильдию, чья глава прирастала достойнейшими предпринимателями столицы. На таких торжествах Щавель не бывал. Даже инаугурация князя Святой Руси была обставлена с меньшей помпой.

— Настоящий скотландский уиски, — благодушно отдуваясь оценил князь Пышкин. — На Руси такой не делают. У нас много чего не умеют. Взять, например, духовность. Только на Святой Руси с ней хорошо, а у нас, иностранцы утверждают, русские друг друга поедом едят. Но ведь это не так, — губернатор отправил в рот ломтик похожего на свинину мяса. — Мол, даже греки держатся за своих. Мы, русские, должны помогать друг другу, как командир Щавель помог нам, а мы поможем ему снабдить Святую Русь рабсилой. Не пощадим народа своего ради добрососедских отношений!

Почтенные господа немедленно выпили.

— Больше народных волнений в государстве долго не будет, — заверил Щавель.

— Народной поддержки тоже на какое-то время, — вздохнул князь Пышкин.

— Валите всё на меня, ваше сиятельство. Можно заявить, что наёмный командир перестарался и в наказание был изгнан за тридевять земель.

Отец Мавродий, внимательно прислушивающийся к разговору, изрёк слова утешения:

— О падших печалиться не стоит. Если жизнь телесная для человека не спасительна, то делом любви и высочайшей милости будет прекращение такой жизни, — растолковал знаток человеческих душ. — Это для грешников, ведущих плотскую жизнь, она ценность, а для бога это не так.

— Кто ваш бог, Маммона? — спросил Щавель.

— Маммона наш общий бог, — вкрадчиво ответил священник.

— А кому вы служите?

— Йог-Сототу. Разве вы не знали? — удивился отец Мавродий. — Меня рукоположил в сан верховный жрец Неаполитанской епархии в главном храме на вершине Везувия.

— А на Горбатой горе были? — как бы мельком поинтересовался Щавель.

— Многие из присутствующих на неё поднимались, — глубокомысленно обронил настоятель храма Блаженных вкладчиков.

Танцы продолжались, пока даже молодые и резвые не почувствовали усталость, и тогда оркестр заиграл нечто отвлечённое и негромкое, а слуги внесли в залу сколоченный из кленовых досок трёхступенчатый постамент, богато украшенный цветами.

— Пора награждать победителей конкурса, — шепнул Отлов Манулов.

Велимир Симеонович благодушно кивнул и направился с процессией в бальную залу, куда вышколенные лакеи деликатно согнали наклюкавшихся гостей. Князь Пышкин, для порядка глянув в лист пергамента, подворачивающийся снизу, многозначительно объявил:

— Высочайшая комиссия рассмотрела итоги маскарада и вынесла своё решение…

Он замолчал. В зале наступила тишина. Мастерски выдержав паузу, мэр объявил:

— Первое место заняла Наташа из Ростова в костюме Чубакки,

Наташа из Ростова печально проревела, что не надевала костюм Чубакки, но её жалобы никто не понял, кроме Щавеля, а сама Наташа охотно взошла на пьедестал. И это никого не удивило, ведь премии вручают не за заслуги, а чтобы сделать приятное хорошему человеку.

— Второе место по праву принадлежит командиру Щавелю из Тихвина за лучший костюм ингерманландского варвара.

Это была ещё не Горбатая гора, но где-то её подножие. Щавель поднялся на вторую ступеньку пьедестала и получил серебряный кубок изящной работы, обрамлённый мечами, дубовыми венками и солярными знаками.

— Тр-ретье место… — объявил мэр и опять выдержал паузу, две коротких, одну за другой. — Занимает… Лестат Стригой в костюме вампира!

На третьей ступени, поодаль от серебра кубка, незаметно появился невысокий ладный мужчина в рабочей поддёвке, сапогах гармошкой и картузе, словно наряжался на бал в доходном доме по улице Эксплуатационной. Распорядитель поднёс ему бронзовый кубок с крылатыми конями и полумесяцами, а бывший председатель Боевого Комитета Рабочей Партии застенчиво улыбнулся. Собравшиеся зааплодировали, и пуще всех светские кобылицы, донельзя обиженные, что высочайшая комиссия не приметила их потуг на оригинальность, — все они пришли в костюме кентавра.

Когда дело было сделано, гости вернулись к столу, который оказался накрытым заново. Маскарад перетёк в откровенный разгул, лишь немногие идеалисты продолжали кружиться в бальном зале, где играли полонез.

— А во-от… — проворковал Отлов Манулов. — А вот пришёл Ерофей Батькович!

«Эвон, — подумал Щавель. — Как в кафе, так Ерошка, а как в присутствии, так Ерофей Батькович».

Начальник сыскной полиции был в отглаженном мундире без регалий, превосходно сидящем на его стройной фигуре. Фейс-контроль пропустил его, не снабдив даже полумаской, видимо, сочтя маскарадный костюм соответствующим моменту. Слегка покачиваясь, он направился прямо к Щавелю. Стоящий рядом Манулов отчего-то стушевался и отступил.

Не дойдя немного, Ерофей Пандорин остановился, шатнулся на деревянных ногах, щёлкнул каблуками.

— Добрый вечер, господа! Рад видеть шайку в полном сборе.

— Вы пьяны? — испросил князь Пышкин. — Прошу вас немедленно покинуть дом.

Пандорин поглядел на него как вошь.

— Рукопожимаю, — нечётко, но энергично выговорил он. — Рукопожимаю, товарищ!

— Как вы смеете!.. — начал князь Пышкин, но подчинённый категоричным движением длани ухитрился оборвать своего начальника, о чём не мог помыслить ранее, не имея столько отваги.

Публика ахнула.

Пандорин же уставился на Щавеля в упор. Негромко рыгнул, деликатно прикрыв рот перчаткой.

«Он только что узнал», — понял старый лучник.

— Вы приехали, чтобы наполнить наш город легендами, боярин? Покидайте нас поскорее, пока тут ещё остался камень на камне, — саркастически воскликнул Пандорин.

— Этот разговор мы в другом месте доведём до конца, — хладным голосом молвил Щавель.

— Нет-с, позвольте, сударь! Все дефиниции сейчас. Вы — дерьмо!

Все напряжённо ждали. Щавель с любопытством глядел на покачивающегося Пандорина.

— Желаю получить от вас сатисфакции! — заплетающимся языком исторг Ерофей Пандорин и, не дождавшись инициативы, пояснил: — Желаю, чтобы вы потребовали от меня извинения за нанесённое оскорбление или удовлетворения в физической форме.

— Я не желаю удовлетворения от вас в физической форме, — холодно ответил Щавель.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы пьяны и распущенны, — ответил тихвинский боярин. — Вы ведёте себя образом, подобающим для казармы ахтунгов.

— Вызовите же меня на дуэль, чёрт возьми! — чуть не плача, воскликнул Пандорин.

— Зачем? — удивился Щавель.

— Потому что я вас оскорбил, дремучий вы человек! Я прилюдно назвал вас дерьмом.

— Я списал вашу слабость на ваше скотское состояние.

— Завтра спозаранку вы уйдёте из города, и мы больше никогда не встретимся, — трагизм в голосе начальника сыскной полиции был неподдельным.