— Мне необходимо это сделать, ваша честь? — спросила Кейт.

— Это было бы весьма желательно, — сухо заметил судья Фэнг.

Кейт величественно простерла руку.

— Графиня Харкрофт здесь, в этом зале, — заявила она, указывая на Луизу.

Половина зрителей немедленно вскочила на ноги. Судья безрезультатно призвал зал к порядку, ударив своим молоточком, потом еще раз, уже громче. Однако лишь когда Фэнг пригрозил удалить всех из зала, зрители расселись по местам. По сравнению с недавним ропотом воцарилась такая тишина, что Кейт могла слышать шорох репортерских карандашей, бешено строчивших по бумаге.

А Харкрофт… Тысяча эмоций промелькнула на его лице. Страх. Торжество. Озабоченность. И гнев, поскольку Луиза не бросилась к своему законному супругу. Он поднялся.

Всего неделю назад Луиза съеживалась лишь при мысли о возможности оказать сопротивление своему мужу. Кейт видела, как Нед положил руку Луизе на плечо. Луиза даже не дрогнула.

Харкрофт пошел ей навстречу по проходу. Будучи от нее в нескольких футах, он протянул к ней руку. Однако Луиза гордо подняла голову. Она с достоинством расправила плечи. И затем, не выказывая ни малейших признаков неуверенности, встретила его взгляд.

Кейт хотелось аплодировать. Граф внезапно остановился.

— Где вы были? — Он осмотрелся по сторонам, словно ища спрятанный револьвер.

— Разве вы не помните? — Луиза негромко рассмеялась. — Я же собиралась отправиться в Париж. Я побывала там в самых модных лавках.

Секундная тишина, воцарившаяся в зале суда, была настолько наэлектризована, что напоминала затишье перед ударом молнии. Кейт почувствовала эту энергию, и мурашки пробежали у нее по позвоночнику.

— В модных лавках? — повторил Харкрофт слабым голосом. — В лавках?

— О да. Вы же не думаете, что я могла покинуть вас по какой-то другой причине, ведь так?

Луиза посмотрела на него.

Он первым не выдержал ее взгляда. Харкрофт уставился в глубь зала — на скамейки репортеров, приготовивших свои карандаши, чтобы записать каждое произнесенное им слово. Кейт наблюдала за его лицом, на котором отразились все его расчеты. Харкрофта любили в обществе. Любой сказал бы, что граф превосходен. Никто в этом зале не смог бы даже предположить, каковы его истинные мысли, и на какие действия он способен.

— Ах. — Он почесал голову. — В лавках. Возможно, вы просто забыли упомянуть об этом. — Его голос помрачнел. — Поговорим дома.

— О, я вовсе не собираюсь идти с вами домой, Харкрофт. Только не сегодня.

Все в зале устремили взгляды на Харкрофта, жадно ожидая увидеть его реакцию на подобную дерзость.

Харкрофт развернулся к судье:

— Вы видите? Леди Кэтлин уже заставила мою супругу отказаться от меня. Вы должны заковать ее в цепи!

— О, Харкрофт, — со вздохом произнесла Луиза. — Будьте же благоразумны. Я сама приняла решение не сопровождать вас в наш дом. Неужели вы и в самом деле полагаете, что я буду счастлива от того, что вы попытались бросить мою лучшую подругу в тюрьму только потому, что не потрудились вспомнить о моей давно запланированной поездке?

Казалось, он потерял дар речи.

— Я…

— Ваша честь, — продолжала Луиза, — единственный человек, удерживающий меня от моего супруга… это сам мой супруг. И если кого и следует заковать в цепи, так это его.

Зрители разразились хохотом. И едва Харкрофт осознал, что смеются над ним, его лицо потемнело. Он сделал два шага по проходу по направлению к Луизе.

— Что вы собираетесь делать, Харкрофт? Заставить меня силой? — Луиза рассмеялась, произнося эти слова. Кейт хорошо понимала, как тяжело было ей это сделать. — На глазах у всех этих людей? Нет, мой дорогой. Я вернусь домой только тогда, когда вы принесете соответствующие извинения. За все, что вы сделали.

Граф сжал руки в кулаки. Его подбородок дрожал от жестокой, смертельной ярости. Кейт видела, как он буравит горящими глазами собравшихся.

— Ну что же, милорд, — с надеждой вопросил судья. — Можно ли заключить наше дело словами: «Хорошо то, что хорошо кончается»?

Харкрофт повернулся и взглянул на судью Фэнга:

— Я полагаю, что этот процесс окончен, ваша честь. — Он посмотрел на Кейт. — Но это еще не конец. Совсем не конец, пока я не принес своей супруге извинений, которых она заслуживает.

После того как судья ударил своим молоточком и объявил перерыв в заседании суда, началось настоящее столпотворение. Нед едва удержался на ногах, поскольку со всех сторон на него налетели молодые репортеры, сметавшие все на своем пути. Они беспорядочно устремились к двери, желая поскорее доставить в редакцию репортаж о заседании суда.

Харкрофт взглянул на Луизу и решительным шагом направился по проходу в ее сторону. Луиза не дрогнула, хотя он приближался, тяжело ступая на прямых, негнущихся ногах, едва сдерживая охватившую его ярость. Она не отвернулась. Они с Недом отрепетировали это в карете, хотя, учитывая все обстоятельства, Нед не мог изобразить и малой толики гнева и злости, излучаемой Харкрофтом. Как ни странно, основную сложность для Неда представляла вовсе не боль. Он каким-то образом очутился в мире, в котором уже не было боли, вернее, где она не имела значения. Перед ним стояла задача не потерять сознания, сохранить ощущение реальности, что временами становилось практически невозможным.

И ему надлежало быть в сознании сейчас. Харкрофт потянулся к Луизе. Нед не очень представлял себе, что задумал граф, но он пообещал Луизе, что муж не коснется ее и пальцем. И прежде чем Харкрофт успел схватить Луизу за руку, Нед протиснулся между ними, превозмогая жестокую боль в ноге. Он пожал протянутую руку Харкрофта.

— Прочь с дороги, Кархарт, — сквозь зубы прошептал Харкрофт, скривив губы в фальшивой улыбке.

— У твоей жены в ридикюле пистолет, — тихо произнес Нед. — Если ты дотронешься до нее, она выстрелит.

Харкрофт заглянул за спину Неду.

— Угроза убийством, — после долгой паузы произнес граф. — Как мило. — Он бросил на свою жену еще один, гораздо более свирепый взгляд. — Наслаждайся своей свободой, — прошипел он. — Я слышал, Швейцария славится превосходными санаториями.

При этих словах Нед почувствовал неуместное веселье. Значит, он предположил правильно — Харкрофт направил в Канцлерский суд прошение признать свою супругу душевнобольной. Конечно, нет причин для ликования, но, по крайней мере, в этом они не ошиблись. Хорошо, если им удастся предотвратить хотя бы этот процесс. Однако радость была ошибкой. Вместе со счастьем вернулись чувства, а с чувствами настоятельная потребность биться головой о стенку, пока милосердная смерть не заберет его, а вместе с тем прекратится и непрерывная, жуткая боль. Харкрофт взглянул на них в последний раз и вышел из комнаты.

Единственная причина, по которой Нед проделал весь этот путь, — единственная причина, побудившая его мужественно терпеть страдания последних нескольких часов, медленно приближалась к ним по проходу. Кейт выглядела великолепно — невысокого роста и хрупкая и в то же время сильная и неукротимая. Женщина, которая может бросить вызов судьям и бешеным мужьям и при этом не поведет и бровью, когда они рухнут к ее ногам.

Она приблизилась, и он страстно захотел заключить ее в объятия. Нед бы сделал это, если бы не уверенность в том, что едва он выпустит из рук спинку скамьи, в которую судорожно вцепился, то упадет плашмя на пол.

Кейт остановилась перед ним, смущенно улыбаясь. Он оценил всю прелесть этой улыбки, даже несмотря на серую пелену боли, окутавшую его.

— Ты, — заметила она, — выглядишь одновременно прекрасно и чудовищно.

— Тебе нравится мой костюм? Всегда мечтал изобрести новый фасон дорожного платья для джентльменов. Я назвал этот способ повязывать галстук: «Неумелый».

Она озадаченно покачала головой.

— Какой галстук?

— Вот именно.

Кейт улыбнулась. Хорошо было сознавать, что ему по-прежнему удается это, даже несмотря на все сопутствующие обстоятельства.