Копыта его кобылы глухо стучали по мостовой, все звуки казались смазанными, приглушенными дождем. Газовые фонари едва освещали вымощенные лондонские улицы. Их тусклый свет четко разделял мир на области, залитые неприятным желтым светом, и черневшие тени. Однако примерно через час, когда он пришпорил лошадь, даже это жалкое освещение было поглощено сгустившейся тьмой. Луна почти закатилась за горизонт. Нед не видел ничего перед собой — лишь залитый тусклым лунным светом путь — две грязные колеи, едва пробивающиеся сквозь пожухшую осеннюю траву. Она шуршала на ветру, доносился громкий шум дождя. Лошадь неслась легким галопом, ледяной ветер безжалостно задувал ему в лицо. Все это не имело значения. У него не было иного пути — только вперед, иной возможности — кроме успеха.
Казалось, Нед провел уже целую вечность в седле, словно растворившись в ночном воздухе. Он слился со своей лошадью, ее летящий ритм вошел в его плоть, и он уже ничего не чувствовал — лишь удары копыт и завывание холодного ветра. Один час сменился другим, также пролетел и третий. Дождь кончился, ветер не утихал.
Нед добрался до поворота на Берксвифт и въехал в лес. Днем этот небольшой лесок был совершенно непримечательным — лишь всклокоченные, подернутые осенней желтизной ветки и нестройные стволы деревьев. Теперь же он почувствовал в ночном воздухе перемены, едва его лошадь вступила на темную тропу. Мускусный запах влажной земли стал острее, с каждым вдохом воздух казался холоднее.
Листва никогда не представлялась особенно плотной при солнечном свете. Однако в ночной мгле выяснилось, что листья пропускали лишь наиболее интенсивный свет. Повсюду виднелись темные пятна, скрещивающиеся и расползающиеся тени, отражавшиеся от качавшихся на ветру ветвей деревьев.
Его лошадь, дрожащая и испуганная, вертела головой, страшась этих лунных теней. Нед потрепал шею животного, надеясь приободрить его. У него совсем не было времени на проявления подобной чувствительности. И хотя для поездки он выбрал резвую, уверенную лошадь, при виде этих движущихся теней, она вела себя так же испуганно, как Чемпион.
Не успел Нед проскакать по лесу и мили, как раздалось уханье филина. В одно мгновение Нед ощутил, как напряглись в панике мышцы лошади. Он потянулся, чтобы успокоить животное еще одним ободряющим похлопыванием, но, прежде чем его обтянутая перчаткой рука коснулась шеи лошади, та испуганно заржала. Лошадь встала на дыбы и, едва только Нед сумел восстановить равновесие, понеслась диким галопом.
Нед безуспешно натянул поводья. Тяжелые кожаные ремни врезались в его перчатки, но кобыла уже закусила удила и была слишком испугана, чтобы обращать на это внимание. Она понеслась по неосвещенной тропинке, ее бока в ужасе вздымались. Ветки хлестали Неда в лицо, оставляя жалящие царапины.
— Тпру, — попытался остановить кобылу Нед. Потом: — Тихо. — Однако лошадь не могла услышать любые попытки Неда успокоить ее за оглушительной какофонией ломающихся и трещащих сучьев и веток. — Стоп! — наконец воскликнул он.
И словно кобыла услышала его последнюю команду, ее галоп прервался. Это случилось слишком быстро, чтобы Нед успел отреагировать, однако ему казалось, будто все происходит медленно, как во сне, что он может разглядеть каждый лист на стоящем рядом дереве. Раздался жуткий треск. Нед почувствовал внезапное головокружение, когда сила инерции бросила его на шею лошади. Животное споткнулось. У Неда не было времени, чтобы двинуться, когда его кобыла начала падать, но все равно он попытался высвободить ногу. Его сапог застрял в стремени — он сильно дернул его и врезался во внезапно наехавшую на него землю. В следующее мгновение на него упала его лошадь. Нога Неда согнулась под этим сокрушительным весом. Он рванулся в сторону, нога вывернулась.
Он сделал еще одно усилие, и его нога, наконец, оказалась свободной. Нед отполз назад, врезаясь локтями в холодный перегной. Все обошлось. Он спасся. Легкие его горели, и он упал на холодную землю, сделав тяжелый вдох, который, похоже, сдерживал все это время.
У Неда кружилась голова, он с трудом соображал. Он лежал на спине, и тысячи мелких веточек врезались в него. Он был весь покрыт порезами и синяками. Позади него его лошадь издала последнее испуганное ржание, прежде чем вскочить на ноги.
Нед ощутил мгновенный прилив удовольствия от того, что, несмотря на падение, его кобыла не пострадала. Однако, прежде чем он успел подняться и взять в руки поводья, его лошадь вновь сорвалась с места. Он услышал стук ее копыт, затихающий где-то в отдалении.
О да, именно этого ему и не хватало.
Однако все не так страшно. Животное было знакомо с окрестностями, он уже путешествовал на ней в Берксвифт прежде. Вероятно, она отправилась туда сейчас — и Неду придется идти пешком вслед за ней. Это займет гораздо больше времени, но ему предстояло пройти не более пяти миль. Как только его сердце успокоится, его дыхание придет в норму — он непременно отправится в путь. Его расписание… Ничего, он справится. Прогулка пешком означает промедление, однако в Берксвифте он найдет лошадей и экипаж. В любом случае ему это понадобится, чтобы доставить Луизу с младенцем домой. Он успеет вернуться в Лондон за час до одиннадцати часов утра. Да, это — задержка, но всего лишь задержка. Всего лишь несчастливое стечение обстоятельств, не катастрофа.
Он сделал еще один глубокий, успокоительный глоток воздуха. Вместе с этим вдохом его посетило очень странное чувство — нога болела. Прежде пришло осознание этого любопытного явления, и лишь потом он ощутил боль. Сильную, дьявольски сильную.
Нед смутно припомнил, как искривилось его бедро, когда он упал, вспомнил сильный удар от падения на него лошадиного крупа. Теперь с каждым вздохом ему казалось, будто в его легкие попадает кислота вместо кислорода. Его пронзила острая боль, будто тысячи осколков стекла вонзились в его колено с радостными воплями. Помимо этого Нед чувствовал пульсацию, нарастающее давление в том месте, где, похоже, начала опухать нога — под толстым голенищем сапога для верховой езды.
Однако гораздо глубже этих сверкающих осколков боли лежало очень гадкое ощущение в паху. И это было очень нехорошо. Так нехорошо, что он даже не мог заставить себя подумать, что произошло. Он мог только действовать.
Его перчатки порвались, когда он ударился о каменистую почву. Медленно он поднялся на колени. Сердце яростно колотилось в груди. С колен Нед заставил себя привстать на одну ногу. Его колено обожгло пламя острой боли даже от столь небольшого веса.
— Черт побери! — воскликнул он вслух.
Однако от того, что он выругался, боль не стала меньше. Обращение к черту вовсе не сделало боль терпимее.
Он никак не хотел признать это, не хотел снимать проклятый сапог, чтобы удостовериться в предательской трещине. Однако он знал это с большой определенностью. Сознавал, потрясенный мучительной, острой болью, которую ощущал, когда упрямо пытался наступить на ногу.
Каким-то образом во время этого падения он сломал ногу.
Черное отчаяние, охватившее его, было, пожалуй, слишком знакомым. По крайней мере, на этот раз у него есть вполне реальный повод предаться этому чувству. Оно врезалось в него острыми когтями, эта безошибочная уверенность, что он провалился, что дал Кейт еще одно обещание, которое не в силах выполнить. Он думал, что он сильный, воображал, что в состоянии сделать все. Но все это оказалось лишь пустой гордыней. Реальность жестоко покарала его за самонадеянность.
Ощущение скорого поражения накрыло его как свинцовый плащ. Он провалился, он оказался недостаточно хорош, недостаточно силен. Да он — просто идиот, если позволил Кейт полагаться на него, и теперь она — и Луиза — жестоко заплатят за то, что оказались зависимы от слабака, дурачка, вообразившего себя героем.
Дойдя до этой точки, Нед должен был бы сдаться. Любой здравомыслящий человек поступил бы так. Он хотел сдаться, хотел просто признать свою задачу невыполнимой, чтобы, наконец, погрузиться в океан ожидавшей его боли.