Непременных в наши дни.

Неужели в их далеком

Взгляде в камеру - в упор,

Отпечатан ненароком

Будущего приговор?

* * *

Бабушки юной корсет

Хранился на дне сундука

И снимок, где бравый корнет,

Брат ее, - жертва Чека.

Младший брат ее - юнкерок

Сам на площадь явился на сбор -

И никто и подумать не мог,

Что расстрелян будет в упор.

Старый снимок, где лицам родным

Так спокойно, что больно смотреть.

И ничто не пророчило им

От чахотки в тридцатом смерть.

А корсетный китовый ус

Сварен - суп вам из топора! -

Страшен сказки военной вкус,

Но накормлена детвора.

Мы - бастарды, мы как бы никто,

Лишены и корней, и родни.

Но спасают их лица, и то,

Как из прошлого смотрят они.

РАННЕЕ ДЕТСТВО

В стойле лошадь бьет копытом,

Пахнет хлевом и теплом...

А во времени забытом

Холм, деревня за холмом.

Дикий бред эвакуаций,

Детству жесткий окорот.

Учит есть цветки акаций

Деревенский идиот.

Нежный липовый листочек -

Тоже сочно, тоже в рот.

В небе виден немец-летчик,

Низко-низко самолет.

И, подняв над головою

Яростный свой кулачок,

Я грожу ему, со мною -

Деревенский дурачок.

Вкус очисток от картошки -

Наш военный бутерброд.

Отдаленный гул бомбежки.

Рядом - добрый идиот.

* * *

Конфетами с начинкой пралине

Друг угощал тебя еще недавно.

Ты скатерть вышивала мулине,

И жизнь текла, налажена исправно.

Имелся секретер и будуар,

Сарай каретный и болонки в доме.

Чай, утро, бонна, самовар, и пеньюар -

Так жизнь текла в младенческой истоме.

В России от сумы и от тюрьмы

Издревле велено - не зарекайся.

Вдруг свой мятеж подняли силы тьмы,

И ты за старый мир - плати и кайся.

Какой же воцарился перепуг!

Кто так погиб, кто после битвы спёкся...

А твой высокородный верный друг -

Он от родителей своих отрекся.

Раздавленный, ты вспоминала, как

Он клялся с честью выиграть сраженье -

Чернь победившую зажать в кулак

И отомстить за ужас униженья.

Достиг он власти. Но в предсмертной тьме,

Настигнутый вдруг детской дифтерией,

Не вспомнил ли?...Конфеты-пралине,

И жизнь на ниточке качнувшейся России.

РОССИЙСКИЕ БАРЫШНИ

Маме

Вы причесывались - не так,

Не ходили в красных косынках,

Всюду в туфельках, не в ботинках,

Не признав пролетарский диктат.

Не признав пролетарский диктат,

Не теряли времени даром,

Становились живым товаром -

И рабфаковцам и комиссарам

Доставались одной из наград.

Чудом вывезены в Москву,

В коммунальной сойдясь квартире,

Ждали очереди в сортире...

Узнавали своих за версту.

* * *

Выцветали книги страницы -

Роттердамский Эразм...

Время врачам отступиться:

Склероз или просто маразм.

А тебя обуяли боязни

Отголосками детских лет:

Уплотнения, обыски, казни,

А родных и в помине нет.

Ты еще ходила по дому.

Опасаясь недобрых глаз,

Закрывала шторы подолгу -

И свет солнца в доме угас.

Близких как смыло - и точка,

Беспамятства беспредел.

Неузнаваемы дочка

И внучка - и мир опустел.

Как-то было: старался внучонок

Вручить тебе яблок пакет.

Приняла из его ручонок,

Повторяя: - Не надо, нет.

Унесла - помыла - обратно:

Вот, гостинец, мальчик, поешь.

Доброта пробивала отрадно

В твоем замкнутом мире брешь.

Пробивался солнечный зайчик

И сквозь шторы, радуя взор.

“Возьми яблоко, мальчик” —

Все слышится до сих пор.

* * *

Вспомню - батюшка соборовал,

Ты лежала, хрипло дыша,

Словно слабую нить оборвал -

Тихо так отлетела душа.

Видно, так испокон веков:

Прикасаемся к жизни иной,

Как бы вырвавшись из оков

Стойла теплого жизни земной.

Как морозит разлуки новь.

Ставлю свечку зябкой рукой.

Остается со мною любовь,

А с тобою вечный покой.

Зыбок свечки прощальный блеск.

Как из вечности, дует в дверь.

Только чувства внезапный всплеск -

Мы воистину вместе теперь.

...А в гостиной царил полумрак,

Четких линий - почти ни одной.

Фотографии, ворох бумаг -

Смутный призрак жизни земной.

23 ИЮНЯ

Как будто кто вменил

Под храмовую сень

Вступить в июньский день,

В день мамы именин.

Начало всех начал.

Борьба добра и зла.

Акафист отзвучал.

Я медленно ушла,

За церковь завернув,

Иду среди могил.

И тополиный пух

Как сонм мельчайших крыл

Вниз, вверх легко летит,

Уж все вокруг покрыл -

И так легко парит

Над тяжестью могил.

В могильный тесный круг

Влетает не спеша.

И отзовется вдруг

Мне мамина душа.

ПРОЩАНИЕ С ОТЦОМ

Так тоской исходил одиноко,

Так глубок и печален был вздох,

Так глядел на меня издалёка -

Что пронзило: он болен и плох.

Он храбрится. Но дух обездолен.

Заостряются смертью черты.

Он с собой разобраться не волен

Пред чистилищем немоты.