— Поэтому у тебя такие строгие требования к профессии писателя? Ты больше других должен понимать…

— И ты тоже. Я любил ее. Я хотел ее всю, целиком. Все ее мысли, каждое мгновение ее времени. Я хотел, чтобы она бросила их всех — эту жадную свинью брата, эгоистичную, требовательную мать, обманщика агента. Даже сестер. Все вместе они сводили ее с ума своими непрерывными, бесконечными просьбами и нуждами. Она не была одним из тех небрежных в работе халтурщиков, кто может набросать главу между ленчем и чаем.

— Если это укор в мою сторону, принимаю его, — спокойно сказала Жаклин. — Писатели пишут для того, чтобы зарабатывать на жизнь. Однако Джейн Остин творила между визитами родственников, а они вываливали все свои проблемы на дорогую тетушку Джейн.

— Катлин не была похожа на них. Я старался помочь ей.

— Поэтому ты обрушил на нее еще один комплект требований. Это твоя идея, Пол Спенсер, о том, что любовь — это полное обладание?

— Избавь меня от своих лекций, Жаклин.

— Избавлю. Не потому, что ты ее не заслуживаешь, а потому, что у нас есть более важные вещи, которые мы должны обсудить. — Жаклин отодвинула от себя тарелку. — Все было вкусно. Теперь давай начнем с несчастных случаев.

— Я даже не хочу спрашивать, как ты узнала о них. — Пол откинулся назад и уныло изучал свою тарелку. Он съел совсем немного. — Знаешь, я старался использовать их в своих собственных целях. Я сказал ей, что это признаки нарастающего стресса. Я усилил давление на нее. Я хотел, чтобы она вышла за меня замуж, бросила семью, позволила мне вести ее дела. Мне казалось, что я убедил ее. Теперь я понимаю, что она согласилась на это, только чтобы заткнуть мне рот, чтобы выиграть небольшую передышку, прежде чем…

— Но ты не знал об этом тогда. Ты по-прежнему не знаешь об этом.

— Я ничего не знаю, Жаклин. После того, как она пропала… Я полагаю, я сошел с ума. Я неделями обыскивал эти горы. Там не осталось камня, который бы я не передвинул, или чащи, сквозь которую бы не прорубился мой топор. В конце концов я… я очутился в госпитале. Полное истощение, умственное и физическое. Если вы ищете убийцу-лунатика, поговорите с психоаналитиком, который затем годами наблюдал за мной.

— Когда ты пришел к мнению, что кто-то убил или пытался убить ее? — Голос Жаклин был намеренно прозаичен.

— Психиатр сказал, что это была часть симптомов моей болезни. Я не мог принять тот факт, что Катлин сочла жизнь настолько невыносимой, что решила оставить ее и меня. Я предпочитал верить в то, что кто-то отнял ее у меня. — Пол наклонился вперед, его губы были плотно сжаты. — Я все еще верю в это. Эти несчастные происшествия слишком случайны. Она не была неуклюжей или беспечной; при ее миниатюрности она была здоровой и выносливой женщиной. Ряд инцидентов создал некую цепочку, которая закончилась на той поляне. Три провалившихся попытки и четвертая — удачная. Только… только, по-видимому, этого не произошло. Как…

— Мы доберемся до этого в свое время. Почему кто-то хотел убить Катлин?

— Конечно, это был самый сильный аргумент доктора, — признался Пол. — Я не могу придумать ни единственной причины. Все еще не могу. И поверьте мне, я провел все эти семь лет, пытаясь обнаружить его.

— Как насчет сомнительного прошлого Сен-Джона?

— Как вы можете предположить, он был моим главным подозреваемым. — Улыбка Пола была хищной. — Какое-то время я считал, что должен убить его из принципа, он был такой скользкой маленькой жабой. Но я не мог выкопать что-нибудь особенно дискредитирующее. Его деловая карьера была посмешищем, как вы могли ожидать; он жульничал на почтовых отправлениях. Я абсолютно уверен, что он обманывал и Катлин, но на свой собственный манер — мелкие кражи, немного здесь, немного там. Это не могло раздражать ее. Она по-доброму относилась к членам своей семьи, чтобы поссориться с кем-нибудь из них, и была слишком сообразительна, чтобы доверить Сен-Джону полный контроль над финансами.

— Тогда оставим этот вопрос, — распорядилась Жаклин. — Нет мотива. Катлин пропала. Все предположили, что она погибла от несчастного случая или совершила самоубийство. Вы полагаете, что убийца добился своего. Семью годами позднее…

— Я получил письмо. — На лице Пола отразилось потрясение от воспоминаний об этом событии. — Оно пришло спустя неделю после того, как газеты объявили о выборе твоей кандидатуры для написания продолжения. Вид только одной подписи на куске бумаги отправил меня в штопор, но моей первой реакцией была мысль, что какой-то болван научился подделывать ее почерк. Несколько подобных типов болтается вокруг. Я читал про людей, которые отождествляли себя с великими личностями. Психиатрические лечебницы обычно переполнены ими — Наполеонами, Гитлерами, Мариями-Антуанеттами.

— Ты знаешь одного из них, — сказала Жаклин.

Тяжелые веки Пола опустились.

— Джан не верит в это. Это фантазия, игра воображения. Она… ты хочешь узнать про письмо или нет?

— Продолжай.

— Я смял и отшвырнул его в сторону. Я сидел здесь, трясясь и ругаясь… затем я вспомнил некоторые из вещей, о которых оно… она говорила. В большинстве своем это были обвинения. Я выудил письмо из мусорной корзины и прочел снова. Один параграф жег мне мозг. «Разве не достаточно, что те, которым я доверяла, постарались отобрать мою жизнь? Теперь они хотят также отнять у меня мою книгу. Никто не может написать ее. И никто ее не напишет, я позабочусь об этом».

— У любого из неуравновешенных людей могут сорваться эти слова, — заметила Жаклин. — Что тебя убедило в том, что это не один из них?

— Любой из обычных неуравновешенных типов, одержимый манией убийства, может сказать это. — Тяжелые брови Пола сошлись вместе. — Разве ты не волнуешься за свою безопасность? Джан рассказала мне об инцидентах, происшедших с тобой.

— Обо всем в свое время. Ты не хочешь говорить мне, не так ли? Было ли это личное письмо?

— Да. Между нами кое-что произошло, чего никто больше не мог знать. Это не имело отношения к тому, что стряслось с Катлин. Но эти несчастные случаи с тобой…

— Будут обсуждены в подходящее время. — Слова любви, сладкое мурлыканье в ночи… Может быть. Жаклин решила не подталкивать его в этом направлении, по крайней мере сейчас. — Итак, что, по твоей теории, произошло на лесной прогалине семь лет назад?

— Все довольно ясно, не так ли? Убийца попытался еще раз. Он или она затащили ее в машину и привезли туда, а затем оставили там умирать. Может быть, он… Может быть, он застрелил или пырнул ее ножом, но на сиденье не было следов крови и прямое нападение такого рода не напоминало предыдущие попытки. Только она не умерла. Катлин нашла в себе достаточно сил уползти в лес, предпочтя опасность, таящуюся в дикой природе, опасности, о которой она уже знала. Тогда я думал, что в конце концов она потеряла сознание и умерла, чтобы никогда не быть найденной. Теперь…

— Она не упоминала об этом в письме?

— Нет.

— Но это только один из возможных исходов. Она добралась до дороги или дома и получила помощь.

— Не смотри на меня. Тогда этого дома не было. Не было вообще никакого жилья в радиусе трех миль, даже вороньего гнезда. Она могла остановить машину, я полагаю. Но почему она скрыла свою личность? Почему тот, кто ее обнаружил, не сообщил об этом всему миру?

Жаклин покачала головой.

— Могу предположить бесконечное разнообразие возможностей, Пол. Но существует один вопрос, который вы не задавали себе и который бросает серьезные сомнения на вашу теорию. После четвертой попытки Катлин должна была знать личность того, кто был ее убийцей. Почему она не обвинила его — или ее? Почему скрывалась все эти годы?

— Могу предположить бесконечное разнообразие возможностей, — спародировал ее заявление Пол. — Но, несомненно, наиболее вероятным ответом на этот вопрос является то, что она не узнала об этом даже тогда. Допустим, что Катлин была одурманена наркотиками или оглушена, а затем положена в машину и привезена на поляну. Когда она пришла в сознание — и не спрашивай меня, как это могло случиться, потому что у меня нет никакого об этом представления, — она знала только то, что убийца повторил свою попытку еще раз.