Разработка и утверждение упомянутых выше важнейших для органов госбезопасности документов происходили во время отсутствия Ф. Дзержинского в Москве. Он в это время находился в Сибири и решал, конечно же, тоже важный продовольственный вопрос[373]. Изучая соответствующую литературу, опубликованные и еще хранящиеся в архивах материалы, мы не смогли найти хотя бы упоминание, что он телеграммами либо переговорами по прямому проводу хоть как-то пытался влиять на ход событий по проведению в жизнь своих идей в отношении особых отделов. В чем же дело? Ответом на этот вопрос может быть только одно: внутренне он уже переключился на решение экономических проблем, пытаясь инициировать соответствующие решения ЦК партии. Транспорт, продовольствие, состояние производства металлов, борьба со взяточничеством и т. д. все больше занимают его мысли и время. А перманентные стычки с наркоматом юстиции и внутриведомственная борьба, расхождения во взглядах с представителями чекистского ядра в лице И. Уншлихта, В. Менжинского и Г. Ягоды, психологическая усталость от необходимости личного принятия решений о самых жестких репрессивных мерах в годы войны и даже после ее окончания не способствовали его активной включенности в сферу деятельности госбезопасности. Ф. Дзержинский, по нашему мнению, в начале 20-х годов явно хотел снять с себя мундир «социалистического жандарма».

Для этого была еще одна весомая причина. Отъезд Ф. Дзержинского в Сибирь в достаточно сложное для ВЧК время реформирования можно рассматривать как демарш. Ведь именно по вопросу о компетенции и статусе ВЧК он впервые начиная с Гражданской войны потерял безоговорочную поддержку В. Ленина. Вспомним упоминавшуюся ранее записку председателя СНК Л. Каменеву от 29 ноября 1921 г.: «Т. Каменев! Я ближе к Вам, чем к Дзержинскому. Советую Вам не уступать и внести в Политбюро. Тогда отстоим maximum из максимумов. На НКЮ возложим еще ответственность за недонесение Политбюро (или Совнаркому) директив и неправильностей ВЧК»[374].

Эта записка имеет прямое отношение к рассмотрению проектов реорганизации ВЧК, представленных Ф. Дзержинским и членом Политбюро Л. Каменевым.

С учетом вышесказанного, можно уверенно предположить, что параллельно изучался вопрос и о кандидатуре председателя ГПУ при НКВД. Наркомом внутренних дел с марта 1919 г. являлся Ф. Дзержинский, а в проекте постановления, представленного в Политбюро наркомом юстиции Д. Курским, предусматривалась возможность замещения должности председателя ГПУ специально назначаемым заместителем НКВД[375], и, вне всякого сомнения, этим должностным лицом мог стать И. Уншлихт, к тому времени реально участвовавший в подготовке и проведении реформы. Этот вопрос мог разрешиться на заседании Политбюро ЦК 2 февраля 1922 г., где подлежало утверждению положение о реорганизации ВЧК И. Уншлихт обратился к В. Ленину со специальным письмом, просил присутствия его на заседании. Однако, ввиду болезни, председатель СНК не смог принять участие в совещании и вообще уехал из Москвы до 9 марта[376].

Известно, как В. Ленин тщательно прорабатывал даже второстепенные вопросы, связанные с Генуэзской конференцией, и торопил своих соратников реформировать ВЧК до ее начала. С учетом того факта, что Ф. Дзержинский для западного мира являлся символом «красного террора» и вообще репрессивной политики ВЧК, В. Ленин вполне мог стоять за замену его на И. Уншлихта в качестве преемника на посту председателя ВЧК, но уже в Государственном политическом управлении при НКВД. Болезнь В. Ленина не позволила ему присутствовать на ряде важных заседаний Политбюро, и достаточно близкие отношения И. Сталина и Л. Каменева с Ф. Дзержинским решили вопрос о назначении в пользу последнего.

Наиболее активно велась борьба с особыми отделами на Украине. К тому были определенные основания: во-первых, во главе чекистских органов на Украине стоял ближайший соратник Председателя ВЧК и первый претендент на этот пост В. Манцев. Он однозначно придерживался мнения своего руководителя о целесообразности сворачивания деятельности особых отделов, значительного сужения их полномочий. Во-вторых, именно на Украине особые отделы работали наиболее результативно. Взять хотя бы успешную операцию «Д-39», в результате которой на советскую территорию удалось вывести опасного противника Советской власти — атамана Ю. Тютюника. В-третьих, особисты вместе с войсками активно участвовали в борьбе с бандитизмом, весьма широко распространенным на Украине. Отсюда и авторитет особых отделов как у командования войск, так и у местного партийно-советского аппарата. Возглавлял все особые отделы на Украине известный к тому времени чекист Е. Евдокимов, награжденный за свои оперативные успехи двумя орденами Красного Знамени.

А чрезвычайные комиссии, прежде всего губернские, оставались как бы на втором месте, что не соответствовало общей стратегии развития органов госбезопасности при переходе от войны к миру.

Нет сомнения, что губернские ЧК должны были занять доминирующее положение в общей системе местных органов госбезопасности. В этом мысль Ф. Дзержинского и В. Манцева являлась абсолютно правильной, однако методы и темпы ее реализации не учитывали во всей полноте особенностей переходного состояния страны и армии. Война закончилась, но сохранялась еще реальная угроза нового военного противостояния, новой агрессии извне. Особистские аппараты требовалось сохранить в полной готовности к немедленному реагированию на обострение обстановки. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов психологические аспекты — привычку особистов к приоритетности их деятельности перед другими аппаратами, устоявшееся мнение о более высокой профессиональной компетентности, что во многом соответствовало действительности.

В этом ключе объяснял ситуацию в организационной сфере один из руководителей ГПУ Украины и, что немаловажно, бывший особист И. Блат.

Выступая в начале ноября 1922 г. на Первом Всеукраинском съезде руководителей особых органов, он развернул свою аргументацию и высказал следующие утверждения:

1. В период Гражданской войны особые отделы боролись с контрреволюционными проявлениями и шпионажем не только в войсках, но и во фронтовом тылу. Передвигаясь с наступающими частями Красной армии, они входили в районы, где не было чекистских органов либо наспех созданные ЧК не могли развернуть свою работу. В таких условиях особые отделы делали упор на борьбу с активными контрреволюционными группами и агентурой, оставленной белыми спецслужбами в прифронтовой полосе. Применялся метод «хирургического отсечения враждебных элементов», репрессии, а над созданием агентурно-осведомительного аппарата никто не задумывался[377]. Аналогичная ситуация сохранилась и в период активной борьбы с бандитизмом.

2. При переходе армии на казарменное положение, установление твердой дислокации и с учетом изменения тактики разведывательно-подрывной деятельности противника возникла насущная необходимость как можно более тесной увязки работы губернских ЧК и особых отделов, обслуживающих воинские части на территории губернии.

По словам И. Блата, на практике их деятельность первоначально пошла по наиболее оптимальному пути — пути определения «старшего оперативного начальника» в той или иной губернии с правом давать задания всем органам ГПУ на курируемой им территории, а также контролировать ход их выполнения[378].

Однако руководители губернских ЧК хорошо помнили свое подчиненное положение в период войны. Поэтому «гражданские органы ЧК начинают вести усиленную кампанию против гегемонии особых отделов». Эти настроения, как уже отмечалось, полностью разделял и поддерживал глава украинского ГПУ В. Манцев.