— Ты же степняк. В Гоби только гость. Поедем к родным, нигде не найдешь ничего лучше степей — жирные пастбища, запах трав и цветов, свист сурков, пение птиц...

Сундуй мог без конца славить красоту степей, но Эрдэнэ не дал договорить:

— Гоби — даль, будущее Монголии, ее опора... В степи все хорошо, все просто, а в Гоби надо, друг, быть смелым, сражаться с гобийскими ураганами, глядеть вперед, там всегда ты разведчик!..

Спор погас неожиданно; предгрозовое небо очистилось от мутных туч, улыбнулось солнце, и засияло все вокруг. Уже в день оформления отпускных документов Сундуй, напевая свою любимую песенку «Скачи мой конь по степи золотой», подошел к Эрдэнэ, тот удивился:

— Поешь? Ты уже в юрте, которая утонула в зеленых травах, дымок стелется над рекой?

— Нет. Еду в Гоби! Только сначала съезжу домой, а на обратном пути — к тебе в Дзун-Баин. Встретить?..

...Сборы отпускника коротки, вещевой мешок за плечами и — в путь. Длинны наставления командира: честь воина превыше всего, дисциплина, форма, выправка, вид. Командирам — приветствие, гражданам — вежливость, обходительность. Идешь, едешь, спишь, в разговоры вступаешь — всюду ты солдат Монгольской народной армии. Вопросы есть? Нет. Получайте отпускные документы. Шагом марш!..

До преддверия Гоби в автобусе друзья ехали вместе. Перевалочная база — пересадка: Сундую — на запад, Эрдэнэ — на восток. Автобус, пересекая степные просторы, шел легко, покачивался мягко, убаюкивающе, но Эрдэнэ не дремал, как многие пассажиры. Степь привлекательна утром, особенно хороша в полдень, озолоченная солнечными лучами. И удивительно, утром степь медленно пробуждается, кажется скромной, немножко печальной, а как заиграют на ней солнечные пятна, для ее холмов, гор, низин наступает новая жизнь — веселая, сияющая, радостная. Хочется выпрыгнуть из автобуса и бежать по этому зеленому простору до самых далеких темнолиловых гор. Сундуя можно понять — влюблен в степную красоту.

Вновь перевалочная база, автобус иного вида, способный идти по пескам Гоби.

Вот и полугоби. Эрдэнэ неотрывно смотрел в окно. Он бывал в здешних местах, сейчас не терпелось, хотелось увидеть знакомое. Но старания напрасны — ни одной приметной черты. Когда автобус сделал вынужденную остановку и шофер что-то ремонтировал, Эрдэнэ удалось вдоволь походить по окрестностям, удивление нарастало: он будто никогда и не бывал в полугоби. Все забыл, или на свете все неузнаваемо меняется...

В Дзун-Баин машина пришла на исходе дня. Шагал Эрдэнэ и не узнавал ни улиц, ни домов. Город раздался, возмужал, похорошел. Эрдэнэ смущен, ни одного знакомого не встретил. Где остановиться? Пойти ли в общежитие сменщиков или к кому-либо... «Зайду к Хухэ, она посоветует».

Хухэ нет дома. Дверь открыла ее мать с ребенком на руках. Эрдэнэ протянул к нему руки.

— Халтар, Халтарчик, иди ко мне...

Женщина расширила удивленные глаза.

— Кто вы?

— Вместе работал с Халтаром и Хухэ.

— Проходите, — пригласила женщина, — а вы слышали, какая нас беда постигла? Хухэ одинока...

— Она мне писала. До сих пор понять не могу... Ведь Халтар был осторожным человеком...

— Обидно. Осторожный был, а вот заманили его друзья на охоту. Разве он охотник?

Женщина неторопливо, стараясь подробнее, стала рассказывать, как обрушилась на Халтара гора и оборвала его жизнь. Эрдэнэ все это уже знал, слушал рассеянно, беспокойно ожидая встречи с Хухэ. Она пришла, протянула руку и упорно смотрела на Эрдэнэ, словно они никогда и не встречались.

— Не ожидала... Ни телеграммы, ни письма...

— Отпуск. Надумал побывать на родном руднике. Подскажи, где приземлиться?..

— Живи, у нас две комнаты. Халтар, бывает, капризничает. Не помешает?

Эрдэнэ пошел умываться.

Мать шепнула дочери:

— Ладно ли делаешь? Что могут подумать люди?..

— Мы, мама, тоже люди и тоже думаем...

Ужинали долго. Припомнилось все. Хухэ не раз всплакнула, пересказав подробно, как погиб Халтар. Уснули поздно. Утром вместе с Хухэ ушли на рудник. Эрдэнэ встретил начальник цеха Энх-Бат как старого знакомого, увел к себе в контору. Загремел его басистый голос; говорил, как ударяя, слова теснились, сжимались в короткие фразы:

— Молодец! Догадался... У нас самая горячая пора. Сегодня и приступай!..

— Ты о чем? Я же в трехнедельный отпуск...

— Вот кстати! Заболел техник, заменишь. Три недели!.. Это, дорогой мой, деньги. Разве солдату они лишние? Много новых агрегатов... Недавно поставили умную машину... Приступай... Будешь рад...

Так Эрдэнэ, и сам того не ожидая, включился в работу и жизнь коллектива водонапорного цеха номер три. Жить перешел в общежитие, ему отвели комнату. Хухэ не обиделась, в цехе они встречались каждый день. Для Эрдэнэ она оставалась самым близким на руднике человеком.

Расцвела дружба — радостная пора: Эрдэнэ неизменно проводил вечера с Хухэ. Однажды, вернувшись из кино, они поспорили. Герой картины, влюбленный в девушку, ослепленный ее красотой, ничего вокруг не видел, кроме любимой. Она же легкомысленная и непостоянная, даже после замужества, блистая красотой, не уставала увлекаться то одним, то другим. Муж все прощал, никогда не упрекал. Герой картины не понравился Хухэ, а Эрдэнэ — наоборот. Чтобы ее склонить к своему мнению, Эрдэнэ сказал:

— Вспомнилась мне сказка моего дедушки. Он мастер рассказывать...

— Люблю слушать сказки, говори.

Они уютно расположились в уголке, возле теплой печи, и Эрдэнэ, пытаясь подражать своему дедушке, начал:

— В роскошной юрте с шелковой покрышкой жил хан-богач, владелец огромных стад коров, лошадей, баранов, верблюдов. При своей юрте хан держал работника, красавца юношу. Для котла хана работник должен пасти отборных баранов на солончаках, вовремя поить ключевой водой, вовремя давать им отдохнуть. Гости хана всегда хвалили нежное мясо баранов, льстиво говорили, что никогда и нигде не едали такого вкусного угощения. Хан же своего работника не хвалил и не кормил. Сидя у котла, наслаждался жирным мясом, через плечо бросал работнику обглоданные кости.

У хана любимая дочь Саран — луна; блистала она серебряным светом в роскошной юрте отца. Не было у него ничего дороже дочери. Он уже выбрал для нее богатого жениха, который готов прибавить к стадам хана тысячу голов скота.

Дочь влюбилась в работника и убежала с ним. Хан топал ногами — пыль вздымалась облаком, кричал — до самых гор слышно: «Пусть негодница ходит в лохмотьях, пусть ест обглоданные кости дохлых баранов!»

Отрекся от дочери, заставил ламу близлежащего монастыря отдать душу Саран черным духам.

Работник с дочерью хана скрылся в далеких степях. Поставил маленькую юрту, от темна до темна трудился, а молодая жена ничего не делала, сердито распоряжалась: «Худо работаешь! Ты обещал мне такую жизнь, какая у меня была в юрте отца. Обманщик!..»

Работник возвращался в юрту усталый, готов был упасть на кошмовую лежанку и уснуть, но надо растопить очаг, наполнить котел, приготовить ужин. Жена кричала: «Я голодная! Ты же знаешь, что у очага не умею и не хочу возиться... Быстрее пошевеливайся!»

Как-то пришел он, от усталости спина ноет, ноги подгибаются, а жена ему навстречу, глаза злые, как у степной кошки: «Где шелковый халат? Ты обещал. Не стыдно тебе? Я одета беднее всех!..»

Работник стал трудиться, совсем не жалея своих сил. Однажды вернулся с работы раньше обычного и застал жену в объятиях другого...

Хухэ не выдержала, соскочила со стула:

— Ну, и что же он сделал с нею?

— Не спеши, он был мужчина неторопливый, рассудительный; все простил любимой жене, даже обещал подарить белые бусы... — Эрдэнэ вздохнул и тихо добавил: — если любишь, все простишь...

Хухэ возмутилась:

— Он не мужчина, а войлочная подстилка для седла! Выгнать надо было изменницу, выгнать!

Эрдэнэ схватил руку Хухэ, крепко сжал:

— Тебе я бы все простил...

— Что сказал? Подумал? Выходит: ты работник, я твоя жена — негодница? Что прячешь глаза, стыдно?..