В последнее время у Теобальда появились свежие музыкальные идеи, которые он описывает так: «Я хочу играть Гершвина в стиле Вагнера, а Вагнера адаптировать к фильмам Чарли Чаплина». Теобальд активно воплощает в жизнь свои концепции, правда, пока только на репетициях, закрытых даже для друзей. Должна признаться, я не пыталась туда попасть…

Как мне кажется, настоящий талант Теобальда заключается в молниеносном изучении языков. Кроме немецкого, английского и украинского, он свободно владеет еще и русским, польским, испанским, итальянским, голландским и греческим. Пожив в каждой из стран всего несколько месяцев, Теобальд выучил местные языки довольно хорошо. По-украински он говорит с легким акцентом и почти без ошибок. На месте Теобальда я бы попробовала себя в роли переводчика. Но он считает эту работу недостаточно творческой.

Отпрыск профессора Полуботка-Свищенко прожил в Украине совсем недолго, когда впервые попал в редакцию «КРИСа-2», которая размещается в просторном здании некогда многолюдного НИИ. По стенам разветвленных коридоров этого учреждения густо лепятся одна к другой двери, надписи на которых гласят: «Директор», «Главный бухгалтер», «Руководитель отдела», «Лаборатория». В основном эти кабинеты пусты, остальные заняты сотрудниками института, которые давно не отвечают на вопросы заблудившихся посетителей редакции, толпами бродящих по зданию. Они просто молча поднимают голову, услышав ваш вопрос, так же молча смотрят сквозь вас в пространство, а потом, не проронив ни слова, опускают голову и продолжают полировать ногти, пить чай, читать прессу или мечтательно разглядывать пейзаж за окном. Редакция находится на шестом этаже, что нигде не указано, поэтому узнать об этом можно, только исследовав нижние пять этажей. За время существования газеты редакционный коллектив несколько раз поменялся, точнее, в несколько раз сократился. Ее бюджет ежегодно уменьшается, а объем работы увеличивается, поэтому остаются только самые выносливые. В результате кадровых изменений три отдела (местных, международных и культурных новостей) превратились в один, а вместо трех редакторов и девяти журналистов работает единственный пан Маргаритко, который, кроме редакторских, выполняет и функции штатных и внештатных корреспондентов, подписывая собственные статьи фамилиями людей, которые когда-то у нас работали. Это делается для того, чтобы у читателей не возникало впечатления, что ежедневная газета выходит силами нескольких человек, на фамилии бывших сотрудников даже выписывают гонорары, которыми (без их ведома, разумеется) премируют тех, кто в газете все еще работает. Надеюсь, люди, чьи фамилии используются, ничего не имеют против, по крайней мере, пока об их возражениях ничего не известно. Что думает по этому поводу пан Маргаритко, я тоже не знаю, он так загружен работой, что поговорить с ним о чем-то, кроме статей для сегодняшнего номера, невозможно.

За исключением Снежаны, в редакции не осталось ни одного штатного журналиста. Из трех верстальщиков сохранился один, отделы рекламы и сбыта периодически объединяют, а при последующем разделении всегда сокращают. Из-за этого возникла путаница с табличками на дверях, которые не снимают, а только добавляют новые — так можно проследить не слишком достоверную историю обитателей того или иного кабинета. Не слишком достоверная она потому, что иногда редакционные работники просто переселяются из кабинета в кабинет, не оставляя об этом никаких сообщений на дверях. Тогда всем приходится просто запомнить, что в кабинете с надписями «Охрана», «Главный редактор» и «Бухгалтерия» на самом деле расположен отдел приема бесплатных частных объявлений, а в комнате под названием «Технический отдел, бля» трудится пан Незабудко.

Отчасти путаница с табличками возникла по инициативе руководства. Например, пан Фиалко не любит, чтобы к нему приходили читатели и внештатные корреспонденты, поэтому на дверях своего кабинета написал «Осторожно, под напряжением». Но это не сбивает с курса настойчивых пенсионеров, которые пытаются напечатать свои мемуары, жалобы на начальников ЖЭКов и возмущенные открытые письма против продажи на улицах непристойных изданий. Такие посетители, как правило, с первой попытки находят нужные двери, несмотря даже на то, что, согласно табличкам, в редакции три отдела досуга, пять главных редакторов, четыре отдела верстки и семнадцать коммерческих директоров. Теряются же люди интеллигентные и робкие, как, например, Теобальд во время первого своего визита в редакцию.

После того, как он обошел все 135 кабинетов на пяти нижних этажах и поднялся на нужный, то понял, что не знает, как именно должен называться по-украински отдел, который напечатает его статью об образе Украины в немецких масс-медиа. Охранник выслушал его путаные объяснения и направил к ответственному секретарю пану Штуркало.

— У Вас статья на подвал или на стакан? — деловито поинтересовался Штуркало, которому как раз не хватало материала, чтобы «забить» пустое место на одной из страниц завтрашнего номера.

— Я боюсь, что Вы неправильно поняли меня. Или я неправильно понял Вас, — привыкшему к спокойной академической атмосфере Теобальду было трудно подхватить быстрый темп пана Штуркало, который нетерпеливо постукивал карандашом по столу, чем вселял в Теобальда еще большую неуверенность. — А о чем, свойственно, ходит речь? — с облегчением отыскал он спасительный фразеологизм, близкий не только к русскому, но и к польскому, так что контакт с галичанином должен был наладиться.

Однако в глазах ответственного секретаря он увидел только нервное удивление. Столь любезная сердцу Теобальда сравнительная филология, увы, не сработала.

— Простите, я не слишком хорошо владею украинским, не могли бы Вы повторить Ваше последнее высказывание еще раз? — Теобальд пытался выиграть время, но пан Штуркало уже принял решение.

— Зайдите, пожалуйста, к пану Маргаритко, он знает кучу языков и Вам поможет. Хайль Гитлер! — Это адресовалось уже не Теобальду, а верстальщику Олежке Травянистому, который опоздал на работу на два с половиной часа, чем довел пана Штуркало до предынфарктного состояния. Пан Штуркало приветствовал таким образом людей, с которыми должен был серьезно поговорить на не слишком приятные темы. Но Теобальд этого не знал и поэтому испуганно отпрянул и быстро покинул редакцию.

«Возможно, это был намек на мой акцент, — лихорадочно размышлял Теобальд по дороге домой, — или он просто не любит немцев? Но откуда ему известно, что я немец, я же ему этого не говорил».

На самом деле пан Штуркало действительно не любит немцев после того, как его однажды арестовали на немецкой границе, потому что таможенный компьютер из-за ошибки в наборе обнаружил его фамилию в «черном списке» наркокурьеров. Через два дня инцидент был исчерпан, но на двухдневный музыкальный фестиваль в Амстердаме, куда он был приглашен как журналист, пан Штуркало так и не попал.

Но этого Теобальд знать не мог, поэтому склонился к мысли, что просто не понял шутки. А «стаканами» и «подвалами» пан Штуркало, наверное, намекал на распространенный на Украине обычай давать взятки алкогольными напитками, — решил Теобальд и успокоился. Подобный эпизод ему уже недавно приходилось наблюдать, когда один мужчина приветствовал другого фразой «Третьим будешь?», значение которой Теобальд не нашел ни в одном словаре. Правда, это было не единственное слово или оборот, значение которых Теобальду не удалось отыскать в словарях, и обычно это были слова и выражения, которые чаще всего звучали на улицах. Знакомые объяснили, что украинские пьяницы, как правило, собираются по трое, покупают бутылку водки и распивают ее где-нибудь во дворе, в подъезде — или в подвале, если на улице холодно. А здороваться так последнее время стало модно и в кругах не алкоголических. Очевидно, намек на подвал и стакан означал, что за свою первую публикацию Теобальд должен «проставиться», как это называлось на местном сленге, то есть принести бутылку водки указанному пану Маргаритко, и тогда все будет хорошо.