Итак, мелкое дело. Леша Талакин не может согласиться с товарищем Паршиным. Леша Талакин по долгу советского гражданина излагает свои наблюдения письменно и направляет в органы безопасности.

По окончании рабочего дня, когда Леша мыл руки, его позвали к телефону.

— Целый день тебе звонит какой-то приятель, — сказал завгар.

— Товарищ Талакин? — сказал мягкий голос в трубке. — Алексей Васильевич? С вами говорят по вашему заявлению. Мне необходимо повидать вас. Когда вы свободны?.. Через час? Очень хорошо. Приезжайте по такому адресу… Записали?.. Моя фамилия Антонов, следователь Антонов. Пропуск будет заготовлен. Жду через час.

Так началось дело, оказавшееся совсем не мелким.

На службе не любили хмурого батальонного комиссара. Был он вежлив, но сух, точно стоял за колючей изгородью в три кола. Его налеты на подведомственные клубы военных частей были внезапны и беспощадны. Он был корректен, решительно отклонял наивные продовольственные свертки и, вернувшись, строчил свирепые рапорты о развале работы, о торгашеских замашках, о танцах вместо лекций.

Дело дошло до разговора с начальником Пуокра.

— М…м… — начал он, и его синее пенсне устремилось в переносицу батальонного комиссара. — Мне приходится говорить по поводу ваших рапортов. Дело в том… м…м… что происходит явное недоразумение… Я не отрицаю, что работа по вашему отделу была запущена. Верно, у нас не было надежного человека, чтобы возглавить его. Теперь он есть, такой человек. Но, — тонкие губы начальника чуть скривились в улыбке, — но начальник клубного отдела несколько недооценивает момент. В результате — вот! Целая пачка жалоб. М…м… дело в том, что, конечно, некоторые начальники клубов… несколько увлекаются, так сказать, развлекательной стороной дела. Это верно, не следует отменять лекций для устройства концерта или танцев, за это нужно взыскивать. И мы взыскиваем. Но надо учесть, что новая экономическая политика первым делом ударила именно по клубным бюджетам, и на местах возникла альтернатива: или вводить… гм… коммерческие принципы, или вообще закрывать клубы. Вы понимаете?

— Но как же…

— Позвольте! Я повторяю: четких установок нет, денег нет, каждый должен сам догадываться, как ему поступать. Нас заваливают запросами, а что мы можем ответить? Поэтому мы можем смотреть сквозь пальцы на некоторые коммерческие опыты клубов. Но никоим образом не допускать снижения политработы. Вы понимаете?

— Понимаю, — бесстрастно ответил Скворцов. — Разрешите идти?

— Подожди. Теперь поговорим по другой линии. Как два члена партии. Я смотрел твое дело. За что у тебя выговор?

— Там все записано.

— Ах, оставь, пожалуйста, — записано! Пишут люди!.. Не все происходит так, как записано. Словом, в каком уклоне тебя обвиняли: в левом или правом? С какой группой ты был связан?

— Ни с какой. Никакого уклона не было. Я не согласился с установкой начальника. Спор в ячейке… зашел далеко. Меня не захотели выслушать. Вот и все. Может быть, и я был неправ.

— О, ты опасный человек, ты споришь с начальниками?.. Шучу, шучу… Ты напрасно боишься сказать мне правду. Я считаю, что всякий член партии имеет право мыслить свободно…

— Разрешите идти? — упрямо повторил батальонный комиссар.

— Значит, молчишь? Как хочешь. Учти, что все тайное станет явным. Своевременно… Да. Но ты молодец, твердый конспиратор!

С тех пор батальонный комиссар стал замечать благоволение начальства.

Чем дальше, тем глубже трещинка между поколениями. Явственно обозначилось, кто за старую жизнь, кто за новую, хотя еще не вполне понятно, какая она такая, новая. Чаще и чаще приходится замолкать сторонникам старой жизни: ростки нового видны повсюду. Теперь не приходится спорить о том, что дела государственные — общие наши дела. Ну хорошо, с этим старики согласны, но мой интерес — это мой интерес… Ладно, ладно, молчу, делай по-своему…

Не всегда так просто решаются жизненные споры, бывают и трудные случаи. Во всех спорах молодежь ставит интересы государства выше своих и родительских. «Да ты пойми, сопляк, что это нас за глотку берет!» — «Ну что ж, зато государству, обществу польза». — «Ах, вот ты какой! Тогда ступай к своему обществу, коли против отца идешь!» И уходит сын в свой комсомол. Спустя время понимает отец, что прав-то сын, а не он, терзается, горюет, самому сознаться совестно, посылает на разведку мать. Бывает, дело кончается миром, и теперь отец никогда не поспорит с сыном. А бывает, что пока раскачивался родитель, услал комсомол сына в дальние края на стройку, и адреса его не знают.

Вот тут настоящая кручина охватит родителей. Одно дело, когда Санька и Валерка Кашкины бегают каждое утро на бывшую Филаретовскую улицу, где строят какой-то новый завод. Чудаки! Густава Листа завод еще еле-еле дышит, а рядом новый строят… Опять же диковинно, но не страшно, что некоторые девчата Кашкины разъехались по России — кто детей учить, кто с геологической партией, а одна даже политработником. Грустно, но тоже не страшно, что поехали многие ребята по стройкам, потому что все пишут родителям о жизни, об успехах. А вот кто уехал в ссоре, ничего не пишет, и где он, неизвестно. Молчит самолюбивый сын. Здоров ли? Вспоминает ли вспыльчивого родителя?

«Весь в меня: горячий, упорный», — думает отец.

«Весь в меня: молчит, переживает, а не покорится», — думает мать.

Гримасы нэпа встречались на каждом углу, лезли в дом, в душу. Их временно терпели. Страна восставала из развалин, страна залечивала глубокие раны. Советские люди научились воевать, теперь учились управлять страной, хозяйничать. Не приходилось больше говорить об отступлении, когда строились новые заводы, восстанавливалось производство на старых, когда к ноябрьским праздникам 1922 года 1-й автозавод выпустил первый советский автомобиль. Этот автомобиль «Руссбалт», целиком сделанный советскими мастерами из советских материалов, был серьезным достижением для того времени. На этом первенце советского автостроения Михаил Иванович Калинин принимал парад авточастей на Красной площади.

Открылось для пассажиров новое здание Казанского вокзала, построенного архитектором Щусевым в стиле Казанского кремля.

Для крестьянских ходоков, во множестве стекавшихся в Москву, открылся громадный Дом крестьянина в корпусах бывшей Сибирской гостиницы. Это звучало символично. На той же кровати, на которой прежде нежился сибирский купец-самодур, сейчас спал труженик-крестьянин, пришедший потолковать насчет жизни с главной властью, с самим Калининым.

В бывшем доме виноторговца Леве открылся первый пролетарский музей Моссовета, где были собраны сокровища искусства, хранившиеся раньше в частных коллекциях. На широкой площадке лестницы посетители подолгу рассматривали расположенные на фоне персидских ковров скульптуры проекта памятника Степану Разину.

С интересом осматривали посетители художественные собрания старинной мебели работы крепостных мастеров, русского стекла и фарфора, полотна живописцев-реалистов. Зал древнерусской живописи был оформлен в стиле старообрядческой моленной. Посетители выставки оставляли восторженные записи в книге отзывов: народ впервые видел сокровища искусства, отныне принадлежащие ему. Выставку посетили делегаты X съезда РКП.

К пятилетию Октября в прославленных Пушкиным залах Английского клуба открылась выставка «Красная Москва». Больше всего посетители задерживались в отделе МК перед стендами, посвященными Владимиру Ильичу Ленину, перед его партбилетом № 224332, перед его анкетным листом всероссийской переписи РКП. В отделе Московского военного округа демонстрировались модели нового оружия. Советская страна не была беззащитна. В отделе МВО не раз дежурил батальонный комиссар Скворцов.

В начале 1923 года в почти пустующем здании Екатерининского института был создан Дом коммунистического воспитания. Это уже в Марьиной роще. Подростки, школьники и рабочая молодежь целые дни посменно заполняли учебные классы, кабинеты и мастерские Дома. Здесь вырабатывалась научная организация труда, здесь прививали любовь к знанию, к книге, здесь пытались создать универсальный центр обучения детей и рабочей молодежи. К услугам детей были хорошие игрушки и заботливые воспитатели. Подростки и юноши учились и обучались ремеслу в разнообразных мастерских, иные с увлечением работали на огородах Дома, раскинувших гряды в части парка и по окрестным пустырям. Здесь для них было организовано не роскошное, но сытное и вкусное питание.