— Даже смерть от вашей руки я счел бы отличием, Ваше высочество, и потом, я не могу ждать до завтра.

— Что так? — игриво спросила Изабелла.

У некоторых от ее этой игривости побежали бы по коже мурашки.

— Пришел проститься, — с достоинством сказал рыцарь.

— Проститься?

Значит, сперва умчался Рено черт-те куда, якобы на охоту, теперь исчезнет и это исчадие ада. С кем разговаривать?! Он уезжает! Скоро?! Изабелла выпалила:

— Я запрещаю вам ехать!

Де Труа мягко улыбнулся.

— Мне приятно, что вы цените мое общество, но вынужден напомнить, ваше высочество, что я, к сожалению, не имею чести состоять на вашей службе.

— Но вы утверждали, что не служите и у маркиза Монферратского.

— Тем не менее я согласился выполнить его просьбу в разумные сроки. Святая Мария, я, наверное, уже втрое их превысил!

Принцесса схватила огромное блюдо и с размаху грохнула в каменный пол. Несчастный Био на четвереньках умчался из-под стола.

— Но на один-то день можете задержаться? — спокойно спросила принцесса.

Де Труа отрицательно покачал головой.

— Зачем? Ведь вы не станете другой.

— Я стану, какой захочу, — объявила принцесса, фыркнула и подошла к столу, взяла уцелевший кувшин и плеснула вина в два кубка.

— Итак, уезжаете?

Шевалье развел руками.

— Что же вы сообщите маркизу?

— Правду, а что еще? — Шевалье принял один из бокалов. — Маркиз просил меня выяснить, не желает ли принцесса Изабелла стать следующей королевой в Иерусалимском государстве. Я скажу, что узнать мне это не удалось.

— Это неправда, вы знаете, что я хочу быть королевой!

— Что это значит? — спросил де Труа. — Я вот сейчас хочу, чтобы вы мне отдали это письмо. С моей стороны было бы недобросовестно по отношению к маркизу оставить его здесь. Оно может случайно попасть в руки людей, относящихся к маркизу хуже, чем вы.

Изабелла поставила кубок на стол, сплела кисти рук и хрустнула пальцами.

— Ладно, — сказала она, — что сделать, чтобы маркиз понял, что я согласна?

— Ничего сверхъестественного. Написать ему это.

— Написать?

— Да, и отправить свое письмо со мной нынче ночью. А послание маркиза вы в таком случае оставьте у себя на случай каких-либо неожиданностей.

— А такие могут воспоследовать? — вскинулась принцесса.

— Почти наверняка — нет. Наверняка — нет. Я неловко выразился.

Изабелла велела принести письменные принадлежности. Отослав слуг, прогулялась вокруг стола.

— Ненавижу писать, — заявила она.

Де Труа пожал плечами и отхлебнул вина. Изабелла села к столу, разгладила пергамент, прижала его солонкой.

— Нет, — сказала она. — Я не могу вот так, сразу, не обдумав. Вы же понимаете, какой это документ.

— Я уезжаю на рассвете, — сухо сказал де Труа.

— Вы — безжалостный! — вырвалось у принцессы. Она внимательно посмотрела на шевалье: — Другой, наверно, не смог бы выполнить такую работу. А вдруг, став королевой, я вам припомню это выкручивание рук?

Де Труа не успел ответить. Изабелла отвернулась и, почти не отрывая пера, написала десяток строчек. Посыпала белым песком свежий текст. Свернула лист и швырнула под ноги шевалье.

— Я бы не удивилась, узнав, что вы маркиза заставили написать то письмо каким-нибудь изуверским способом.

Де Труа сделал вид, что шутка ему понравилась.

Глава VI. Вторая попытка

Когда шевалье приказал Гизо готовиться к отъезду, оруженосец спросил:

— Мы совсем уезжаем из Яффы?

Этот вопрос удивил де Труа. Он не делился своими планами со слугою, ценя его за молчаливость, понятливость и исполнительность.

Де Труа находился сейчас в настроении, мало чем отличавшемся от настроения только что оставленной им принцессы.

Его дела в Яффе почти закончились, поручение, в сущности, выполнено. Но нет спокойствия. Он собой недоволен.

Пожитки уместились в два баула. Глубокой ночью на трех лошадях де Труа и Гизо оставили дом и поскакали к жилищу госпожи Жильсон, за городские стены. Она встретила их заспанная и раздраженная. Но ворчать по поводу их вторжения среди ночи не смела.

— Приведите себя в порядок, — сказал де Труа, усаживаясь в кресло возле забранного железною сеткой окна.

— Что вы задумали, сударь? — спросила хозяйка, размазывая по лицу следы экзотических притираний.

— У нас мало времени, — сухо сказал шевалье.

— Но, согласитесь, в вашем присутствии…

— Пока вы облачаетесь, я объясню вам особенности предстоящей работы. Другого времени не будет.

— Смотрите в окно, а не на меня.

— Успокойтесь, я вас не вижу. Но если настаиваете, я отвернусь.

Тьма за решеткой стала бледнеть. В саду был туман. Де Труа закутался в плащ.

— Я привез вам шанс для реванша.

— Я не поняла.

— Вот здесь, — он похлопал себя по груди, — находится письмо Изабеллы к Конраду Монферратскому.

Госпожа Жильсон замерла над лоханью.

— Маркизу Конраду?

— Вы понятливы. Принцесса согласна выйти за него замуж.

— Замуж?! — вскрикнула госпожа Жильсон.

— Во-первых, не так громко, во-вторых, не перебивайте. Так вот, вы отвезете это письмо графу Рено.

— Я сделаю это с удовольствием, но… Но если он спросит, каким образом оно ко мне попало?

— Скорей всего, не спросит. Ему будет не до этого. Но если и спросит, ответите, что письмо дала вам принцесса.

— С какой стати?!

— Я просил не перебивать! И одевайтесь, что вы остолбенели! Скажете, что по заданию маркиза вы приехали в Яффу выяснить отношение Изабеллы к возможности такого брака. Вы привезли послание Монферрата и вот получили ответ. Репутация ваша графу известна, и он не удивится.

Госпожа торопливо, но тщательно одевалась. Де Труа любовался восходом.

— Но если он спросит, с какой целью я показываю ему это послание?

— Я уже говорил, ему будет не до деталей. А если что, говорите правду.

— Какую правду?! Я не говорила ни слова правды уже двадцать лет.

— Скажите, что ненавидите принцессу, хотите ей навредить, а попутно с выполнением просьбы маркиза устраиваете свои дела. Вы еще не одеты?! У нас нет времени. Сейчас граф дома и спит. Куда он денется через час, только Богу известно. Вы согласны искать его по всем охотничьим угодьям королевства?

— Не могу же я ехать к человеку, который мне не безразличен, одетой кое-как.

— Понадобится, так поедете голой, — негромко сказал де Труа.

Проводив ее, шевалье снова сел у окна. Перекликались птицы, что усилило прелесть утра.

Бесшумно вошел Гизо и спросил, подавать ли утреннее питье. И нужно ли распаковываться.

— Нет, Гизо, мы завершили дела. А питье давай.

Недвижно сидя в кресле, де Труа пытался себе представить, что произойдет, когда граф прочтет письмо. Ловушка сплетена хитро, и самая сильная птица не сумеет из нее вырваться. Но почему нет ощущения торжества или хотя бы удовлетворения?

Вошел Гизо с двуручным потиром, где содержалось питье, изготовленное по рецепту брата Гийома. Гизо осторожно поставил сосуд на подоконник рядом с креслом. Шевалье невольно следил взглядом за его движениями, думая о своем. И, когда оруженосец бесшумно удалился, его осенило. Ловушка! Конечно же, ловушка. Та, которую он соорудил для Изабеллы и Рено, не идет в сравнение с тою, что придумал для брата Реми брат Гийом. Все, с самого начала, от разговора на башне! Новый круг испытаний, вот в чем все дело. Брат Гийом предупредил его, а он и не поинтересовался, что это будет. Оказывается, вот что — его задвинули в угол и выкинули вон. Сослали с нелепым поручением в Яффу. Значит, брат Реми стал опасен. И пусть старается в этой дыре, наслаждаясь своим хитроумием.

Кровь бросалась в лицо де Труа и откатывала, оставляя бисерины пота на лбу. Жестоко, очень жестоко. Лучше было бы убить. Реми де Труа был неподвижен в кресле, как памятник самому себе. Он будто окаменел. И какая-то птаха влетела из сада, села в ячейку решетки… Не обнаружив ничего подозрительного, она перескочила на край потира, клюнула раз-другой ароматную жидкость. Де Труа, не моргая, смотрел на нее. Он не удивился бы, если бы птица вспыхнула под его ненавидящем взглядом. Очень уж горяча была истина, неудержима ярость. Он сразу и не удивился, когда птица дернулась и свалилась на подоконник. Несколько секунд он ее рассматривал… Лицо его стало страшным.