А вот Бориску правильно не взяли в российскую армию. Он стрелял скупо, закусив губу, но явно не видел при этом не только банку-мишень на верхушке столба, но и сам столб. К счастью, глубинную природу этого явления понимал только капитан Глеб. Поэтому периодически он напоминал вслух Бориске, что по-прежнему продолжает считать его неплохим парнем.
Подходили к концу вторые обоймы у обоих слепых Робин Гудов. Выстрелы тукали у соседских столбиков почти ровно, с одинаковыми интервалами.
– Попал!
Не выпуская пистолета из руки, кудрявый ирландский Стивен бросился к своей наконец-то упавшей банке. Непривычно тяжелый башмак, развязавшийся шнурок – и очкарик растянулся на первом же шаге своей стремительной дистанции. Но снова резво вскочил, даже не поднимая из травы маленьких персональных очков, и опять рванулся к столбу. Но не к своему, не прямо, а вправо, пересекая при этом линию стрельбы Бориски.
Кто-то замечательно умный приучал когда-то Глеба Никитина не расслабляться до самого конца приема пищи. Даже когда другие люди уже мирно доедают свой десерт.
Пригибаясь, он рванулся наперерез мелкому ботанику через мгновение после его старта. И, распластавшись в длинном прыжке, успел дёрнуть самоубийцу за колени. Стивен Дьюар в очередной раз грохнулся на траву, растопырив вперёд коротенькие ручки.
Над их головами раздалось очередное гулкое «бах».
Не видя вокруг себя ничего, кроме далёкой и обидно расплывчатой банки, немного даже плача, Бориска в отчаянии продолжал поражать глупую непокорную мишень.
Все сначала замерли, потом дружно заорали. Даже Евдокимов громко выругался неприличным русским словом, недавно написанным на животе у Николаса.
– Крейзи!
– Козёл! Куда ты прёшь?! Объясняли же всем ведь вам, барана́м, правила!
Бить ирландца в тот раз особенно-то и не били, так, немного помелькали российскими кулаками под его взмокшим иностранным носом. Но потом всё-таки посочувствовали, стали смеяться и хвалить за меткость. Поползав на коленках, Николас нашёл в траве его совершенно целые очки.
Бледнея скорбным лицом, Бориска сидел на земле и страдал.
– Ну, чего ты скуксился? Все наши мужики целые, жизнь продолжается! Не грусти, поднимайся!
Юного командира можно было понять. Хотя и с трудом. Его волновал не возможный факт огневого поражения тёплого человека, а кошмарное командирское фиаско.
Последний точный выстрел Стивена Дьюара вывел команду «Виски» на первое место, а личные промахи Бориски опустили «Ромео» в самый низ турнирной таблицы. Как руководитель он явно не состоялся, и его существование на этой планете не имело уже, по большому счёту, никакого практического смысла.
– Не встану. Мне сейчас очень плохо, тебе не понять…
Капитан Глеб не сдержался.
Нервы и так не успели отойти от происшествия, а тут ещё перед ним распростёрлась на мягкой травке эта вселенская скорбь. Он сильно, в голос, захохотал, широко белея ровными зубами.
Евдокимов и Бориска одинаково удивлённо посмотрели на такого непривычно счастливого человека.
…Вроде всё тогда уже кончалось, туристы стали понемногу собираться, обсуждая подробные детали приключения, отряхивали одежду.
Евдокимов подошёл к Глебу.
– Есть ещё у вас там, в автобусе, банки? Скажи, чтобы сюда притащили. Любые, пусть полные, не жалейте.
Немного утомлённые сильными впечатлениями, легионеры всё равно с интересом наблюдали за приготовлениями седого военного.
На пять столбов подряд Евдокимов поставил пять одинаковых банок. Отошёл от них шагов на тридцать. Один из матросов привычно подскочил к нему и передал два заряженных пистолета.
Прижимая руки к бокам, офицер немного покачался с носков на пятки и стремительно побежал к столбам. Глухо грохотали оба пистолета, а банки по очереди взлетали в воздух. Только однажды пуля чмокнула в самую верхушку столба, но следующая всё-таки скинула жестянку на землю.
«По-македонски…!».
– Так будет с каждым, кто к нам с мечом!
Стояли поодаль с открытыми ртами иностранцы и снисходительно привычно улыбались наши матросы.
Совсем по-мальчишески Евдокимов подмигнул Глебу.
– Это я специально. Демонстрировал мощь российских вооружённых сил.
– Да-а уж, могём, господин офицер!
Когда все уже совсем устроились в автобусе на знакомых местах, и водитель запустил двигатель, к Глебу, теребя в зубах травинку, снова подошёл Евдокимов.
– Послушай, старшой, тут такое дело. Не в наших общих интересах скандалы затевать, тем более международные…
– Не тяни. Что произошло?
– Патроны пропали. Автоматные, на целый рожок. Мои бойцы проверенные, не балуют по таким мелочам, я их отучил. Конечно…
Седой пристально взглянул в глаза Глеба.
– Я проверю их записи, может, парни где-то и ошиблись, но вряд ли. Перетряхивать карманы твоих экстремалов мы с тобой сейчас ведь не собираемся, не так ли? Понаблюдай за супостатами, вдруг какой злой умысел потом выявишь, а?
– Договорились. Мне эти трагические нюансы тоже ни к чему. В любом случае большой коньяк за мной.
– Ты не изменился за эти годы.
Офицер ещё раз, но уже без напряжения, посмотрел на Глеба Никитина.
– Да и ты, Евдокимов, тоже.… Только поседел как-то стремительно.
– Узнал, значит?!
– А куда мы с тобой денемся! Не сразу, но потом вспомнил, конечно! Ты сюда давно перебрался?
– Да через пару лет после того случая…
Слова Евдокимова как-то неприятно тревожили, и уже на причале, заметив в руках безмятежного Николаса крохотно блестевшую латунь, Глеб коршуном бросился на великана. Тот с недоумением, но смиренно отдал ему две пустые гильзы.
– Я ведь на память, я же просто так подобрал…
Капитан Глеб всё равно накричал на большого парня, хоть и понимал полную бесполезность таких сильных эмоций.
– Ты подводишь меня! Выбрось сейчас же их в воду! Если у кого из вас ещё есть гильзы, выкидывайте немедленно?!
…Ещё через пару миль командир ракетного катера разрешил им фотографироваться. Общая задумчивость как-то незаметно пропала, пора было действительно приниматься за своё нелёгкое туристическое дело.
– Туда нельзя.
Худенький матросик раскинул руки, препятствуя Макгуайру. Тот направился было с видеокамерой в корму, к ракетным установкам, но был самым решительным образом остановлен.
В ответ на озадаченный взгляд крутого, холёного англичанина Глеб загадочно ему улыбнулся и пожал плечами.
– Большой брат хорошо хранит свои секреты, приятель. Извини.
Громила Николас первым покинул поле боя.
Ему было плохо, на ласковой летней волне голландца почему-то сильно укачало. Его опекун, толстенький мичман, отвёл страдальца вниз, в кубрик.
– Огурцов ему соленых дай, Сидоров! Скажи на камбузе, что это я приказал!
Командир катера, молодой капитан третьего ранга, изредка отрывался от бинокля, чтобы просто так, без оптики, осмотреть непривычно густонаселённую палубу вверенного ему корабля и затем вновь устремлял взор в пустынный горизонт.
Он ещё раз что-то скомандовал рулевому, турбины, замедляя ход, дружно буркнули в другом, совсем уже не звенящем, режиме.
«Ну вот, и пришла весёлая пора…».
Действительно, внутри широкой циркуляции, описываемой ракетным катером по солнечному морю, как-то незаметно для всех оказалось маленькое грязное судёнышко.
В подпалубных помещениях их военного корабля раздалась звонкая истерика аврала, задышал хриплыми рывками орудийный ревун. Смешно, грозно и коротко – вверх-вниз, из стороны в сторону – зашевелился многодырчатый курносый ствол носовой пушки.
К старому, дряхлому рыболовецкому пароходику они подошли с подветра. Тот остановился не сразу, его экипаж явно пытался избежать справедливого возмездия, но командир-ракетчик покричал минут пять на всё море в мощный мегафон, призывая нарушителей остановиться и сдаться живыми, а его помощник вышел на крыло рубки и дополнительно пальнул в мирное небо из страшного пистолета-ракетницы.