Когда мы сравниваем бердяевскую и булгаковскую концепции личности, становится очевидным, что они часто использовали одни и те же термины и понятия – например, образ Бога, богочеловечество, личностность, Троица, – но определяли их в весьма различные семантические поля и философские концепции. Оба они в значительной степени отталкивались от западных и восточных источников и создали удивительно несхожие, самобытные системы. Фактически сопоставление антропологий Бердяева и Булгакова служит примером того, каким плодотворным может быть сочетание западных и восточных идей. Одновременно оно указывает, что Восточная и Западная Европа, в попытке найти баланс между индивидуумом и обществом, принадлежат к одной системе моральных ценностей. Таким образом, с одной стороны, сопоставление бердяевской и булгаковской концепций подчеркивает определенные трудности и разногласия в дискуссии восточного и западного понимания, с другой же стороны – булгаковская концепция личностного и межличностного предлагает интересный пример того, как возможно преодолеть понятийные трудности между восточным и западным христианством.

После нескольких слов по поводу двух основных различий между восточным и западным пониманием личностного, я хотела бы вынести на обсуждение несхожие между собой концепции Троицы и личности у Бердяева и Булгакова, а также представление об образе и подобии Божьем, об автономии личности и о творении.

1. Понятийные различия между восточным и западным христианством

Первое важное различие касается взаимосвязи между Святой Троицей и пониманием личности: в то время как Августин на западе проводил аналогию между Святой Троицей и психическими способностями отдельной человеческой личности (такими как память, разум, воля), восточные мыслители-богословы подчеркивали образ и подобие отношений между божественными Лицами и между человеческими личностями. Как я покажу в дальнейшем, Бердяев не использует ни одну из этих концепций в своем понимании Троицы и личностного, в то время как Булгаков просто сочетает их.

Второе важное отличие восточного и западного восприятия личностного – это автономия личности. Важно понять влияние философии Просвещения и Романтизма на европейское мышление. Новое исследование в области истории идей показало, как важно делать различие между кантианским пониманием автономии субъекта и представлением Романтизма о человеке как о подлинной индивидуальности, об одиноком гении.[365] Автономия субъекта в смысле эпохи Просвещения не противопоставляется обществу и межличностному, но является их моральным базисом: моральная автономия – это то общее, что наличествует у всех субъектов. В противоположность этому, подлинная индивидуальность в понимании Романтизма будет всегда восставать против любых традиционных общепринятых норм, ограничивающих ее свободу: индивидуальность – это то, что разделяет субъекты.

Я утверждаю, что Бердяев развил романтическую концепцию личностной свободы, в то время как Булгаков – «просвещенное» понимание личности, сочетающее идеи нравственной автономии и межличностного, которое соответствует образцу межличностных отношений внутри Святой Троицы и как таковое укладывается в рамки христианского понимания человека как образа и подобия Божьего.

И на Бердяева, и на Булгакова повлияло утверждение Людвига Фейербаха о том, что Бог был создан по образу человека. Согласно Фейербаху, Бог являлся проекцией человеческих качеств на несуществующую трансцендентную сферу. Бердяев и Булгаков соглашались с находкой Фейербаха касательно божественной сущности человека, но они оспаривали его вывод, что Бог, вероятно, не существует. Напротив, согласно Бердяеву и Булгакову, открытие Фейербаха должно напомнить современным философам и теологам о древнееврейском и христианском антропологическом утверждении, что человек создан по образу Бога, и, следуя Вл. Соловьеву, они связывали это утверждение с понятием богочеловечества, что означает: Бог и человек не только находятся в иерархической взаимосвязи Творца и тварного бытия, но прежде всего в личностном отношении, базирующемся на некой общности. Эту общность Бердяев назовет «бытие», в то время как Булгаков – «София». Далее они заключают, что понимание человеческой личностности должно быть связано со Святой Троицей. Даже здесь суждение Фейербаха сумело поспособствовать: согласно ему, тринитарная концепция Бога была выражением социальной жизни человечества.[366] Далее я покажу, как у обоих мыслителей личностные отношения связаны со Святой Троицей и насколько эти соответствующие идеи у них разнятся.

2. Троица

2.1. Взаимосвязь между человеческой личностью и Святой Троицей

Согласно концепции Бердяева, человечество является неотъемлемой частью Святой Троицы; фактически Христос как вторая Ипостась Божества есть божественная человечность в Боге.[367] После грехопадения человечество отделено от Бога, оно, дословно, «выпадает» из Троицы и теряет свою божественность. Следует заключить, что только «благодаря грехопадению» каждая человеческая личность имеет свою собственную свободную жизнь. Бердяев даже утверждает, что грехопадение было не только унижением человечества, но более признанием достоинства каждой личности в ее свободе.[368] В то же время сотворение человечества есть результат внутренней трагедии Троицы: Бог как любящая сущность жаждет возлюбленного партнера и поэтому творит свободного человека, коему полагается пожертвовать своей свободой, подобно тому как Бог пожертвовал своей свободой ради любви.[369] Бердяев не проясняет, почему Бог в Его совершенной Троице действительно нуждается в еще одном партнере вне себя. Не упоминает он и роли Святого Духа.[370] В отношении личностности бердяевская концепция Троицы не очень убедительна: если человек найдет свой путь обратно к Божеству посредством единения со Христом, он откажется от свободы, потеряет индивидуальную личность и растворится в Святой Троице. По идее Бердяева, личность – это средство возвратиться обратно к божественному, а вовсе не «цель сама по себе», как он всегда утверждал. Что касается бердяевского понимания «Богочеловечества», то оно означает, что в начале и в конце Бог и человек являются одним и тем же.[371]

В рамках концепции Булгакова, Бог создает человека не потому, что нуждается в этом, а потому, что желает этого. Человечество не является частью Святой Троицы. Человечество – это творение Бога, и ему дана жизнь по структурной аналогии со Святой Троицей. Эта структурная аналогия между Богом и Его творением затрагивает каждую личность, так же как и межличностные взаимосвязи. В своих работах конца 1920-х годов, на которые оказали влияние Мартин Бубер и др., Булгаков разрабатывает «личностную грамматику»: самореализация личности возможна только при столкновении с другими личностями. Лицом к лицу с другим человеком индивидуум испытывает, говоря лингвистическими терминами, свой статус как первого, второго и третьего лица. Человек есть «Я», определяющее границы своей индивидуальности посредством других, есть «Ты» в его отношении лицом к лицу с другим, есть «Он», когда осознается существование множества иных, неизвестных личностей. Только при столкновении «Ты» и «Он» «Я» приходит к осознанию себя как «Я». Отсюда следует, что в булгаковском понимании личностность формируется динамической саморефлексией как треугольник «Я– Ты – Он».[372] Так, согласно Булгакову, догмат о Троице обосновывает онтологическую потребность человека в личностных взаимосвязях. Цель общения с Богом и людьми не есть малопонятное расплывчатое единство, но единство в многообразии. Что касается булгаковского понимания «Богочеловечества», то оно совпадает с Халкидонским символом веры, говорящим о двух природах во Христе, объединенных «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно».