Но, так или иначе, морда у похитившего его чудовища была хоть и страшная, но явно женская. Из тех, про которые говорят — не бывает некрасивых женщин, бывает мало спирта. Хотя данный случай был особо тяжел — вся продукция спиртзавода не смогла бы заставить Рича посмотреть на эту приплюснутую, шишковатую харю без отвращения и содрогания.

Да и… хммм… грудь имелась. Ниже Рич смотреть не решился, справедливо полагая, что после подобного зрелища не скоро отважится раздеть какую‑нибудь красотку.

И вот, судя по всему, это жуткое чудовище обладало ярко выраженным, нереализованным материнским инстинктом. А Ричу выпало счастье стать ее детенышем. Которого надо кормить и укладывать бай — бай.

Это колдун понял уже после того, как ему с нежным урчанием, от которого затряслись стены, преподнесли в качестве деликатеса кусок тухлого, вонючего мяса. В первые мгновения он мог думать только об одном — человечина или нет? Скривившись, отодвинулся сколько сумел, но это не спасло. Троллиха наставительно потыкала тухлятиной прямо ему в нос — мол, кушай, дитятко, мама старалась, готовила.

Колдун сглотнул и перестал дышать — от вони мутилось в голове. Прямо перед его ошеломленными глазами копошились отвратительные жирные червяки и белые личинки. Что делать? — пронеслось в голове. — Что же мне делать? Где этот чертов ангел, когда он так нужен?

Недовольная привередливым детенышем, троллиха отвесила ему несильную — по ее меркам — оплеуху. От удара Рич упал на спину, на что‑то отвратительно мягкое и теплое. И видит Истина, он знать не хотел, что это было!

Кое‑как поднявшись, с кислым видом взял кусок мяса в руки — вот где перчатки‑то пригодились! — и сделал вид, что ест. Троллиха, ума у которой было примерно столько же, сколько и красоты, одобрительно забурчала и удалилась в противоположный конец подвала.

— Салфеточку? — раздался над его ухом чей‑то смутно знакомый голос. — Сольцы? А то пресновато поди. С солью‑то оно куда как лучше пойдет, мой алчный друг…

Рич слегка повернул голову и метко запустил тухлятиной в улыбавшегося Петра. Мясо пролетело сквозь ангельский лик и шлепнулось на пол. Троллиха, сосредоточенно копошившаяся в дальнем углу, ничего не заметила.

— Ты, жертва подпольного аборта…

— Вот только не надо меня благодарить! — завопил рыжий так пронзительно, что у Рича заложило уши, и подскочил вверх. Оттуда продолжил, то и дело хихикая. — Хмм… как говорится, вечера доброго, аппетита приятного. Но что же вы, дорогой мой, без ножа и вилки? Ай — ай — ай… а еще аристократ, елы — палы. Как там у классиков… яйцами и пальцами в солонку не лазить… или не тыкать, впрочем, не важно… а вы? Посмотрите на себя! Увы и ах современным нравам! И в присутствии дамы, барашек ты мой кудрявый, полагается стоять.

Рич от бешенства зарычал, вскочил на ноги, но в это время заботливая матушка вернулась и пришлепнула любимое чадушко импровизированной подушкой из травы, для удержания формы перемешанной с болотной грязью. Все это великолепие обрушилось на несчастного Рича и швырнуло его обратно.

— Грррр, грр — рр, — наставительно произнесла троллиха и, подумав, добавила, — грр.

Пожелав таким образом сыночку спокойной ночи, матушка ушла в свой угол подвала. Рич кое‑как выбрался из‑под завала и не успел обрадоваться, что троллиха оставила его в покое, как она вернулась и плюхнулась рядом, подпихнув сыночка себе под бок.

— Да у вас любовь! — догадался рыжий и радостно хлопнул в ладошки. — Ох, ну не буду мешать. Хотя, должен отметить, всегда приятно видеть пылкость чувств и искренность порывов. А то в последнее время исчез размах в отношениях, остыла страсть, обмельчала любовь. Нет прежнего душевного тепла, нет стойкости и внутреннего стержня, готовности преодолеть все преграды ради любимого. Все больше физиология и пошлость. А здесь… любо — дорого посмотреть. Ну что ж, совет да любовь… и да, ты ручонкой своей приобними девушку‑то, чай не с батареей центрального отопления спать ложишься. И поцелуй ее, что ли, безобразник, вон она как к тебе льнет. Истомилась по мужской ласке да вниманию, бедолага. А ты, любовничек, не теряйся, зажимай молодуху‑то! Зажимай!

У Рича волосы встали дыбом от пришедшей ему в голову мысли… хотя до слов Петра он ни о чем подобном не думал. Его бросило сначала в жар, потом в холод. И надо же такому случиться, что именно в этот момент троллиха утробно грркнула и шлепнула свою лапу поперек Рича, притягивая его еще ближе к себе.

У колдуна, считавшего себя непрошибаемым и готовым ко всему, даже несмотря на приключения в пыточной, внутри все оборвалось. Он психанул — первый раз в жизни позволил эмоциям взять верх над разумом. Только так можно объяснить тот факт, что заорав дурным голосом, Рич рванулся что было сил в сторону от троллихи, которая такой подставы от сытого и довольного, по ее мнению, "сыночка" не ожидала и потому удержать не смогла. Кубарем выкатился колдун из‑под ее лапищи и побежал, не разбирая дороги. Вслед ему понесся разъяренный вой разочарованной матушки, а затем раздался топот ее слоновьих ножек.

— Нет, ну это никуда не годится, — завопил рыжий, взмывая под потолок и кружась в вальсе. — Ты девушку танцевал? Ты и женись. А то развелось женихов — однодневок. Постель им подавай. А ты в глаза‑то девичьи — чисто глубокие озера — посмотри. Ты в душу нежную, наивную загляни. Неужто сможешь бросить это чудо? Неужто без сожалений и сомнений оставишь девицу в горе? Черствый колдун!

— Петр, ты не прав.

Если бы Рич в этот момент мог соображать, то понял бы, что рядом с Петром появился его собственный ангел — хранитель Кассиопей. Во всей красе — кроткие голубые глаза и добрая, всепрощающая улыбка.

— В чем это, интересно?

— Нельзя так измываться так живыми. Они слишком хрупки. Их психика не выдерживает сильного давления.

— Ага, то‑то я смотрю, подопечный твой больным зайцем по подвалу скачет. А зачем от такой девушки бегать? Высокая, с фигуркой, хозяйственная да забооооотливая… Это ли не предел мечтаний любого мужчины? Нет? Странно. Значит, будет. Лично прослежу, проконтролирую.

— Я категорически против подобных методов воздействия. Есть, в конце концов, границы, которые нельзя пересекать, иначе вся идея теряет смысл. Наше существование становится бесцельным и глупым.

— Глупым… бесцельным… вот его метания — это глупо и бесцельно. А мои действия всегда имеют четкую направленность и стопроцентную результативность.

— Петр!

— А что? Думаешь, только ты курсы повышения квалификации посещал? А вот и нет. Я тоже был на… паре уроков. Видишь, какие слова выучил.

— Именно что на паре, друг мой, — вздохнул Касс, мученически возводя взор к потолку. — Из трех тысяч часов лекций ты был только на паре…

— А они бы там обеды какие предложили… или стаканчик присутствующим наливали… народ бы валом повалил! Я тебе говорю!

— Петр!

— Что Петр? Что Петр? Я уже Истина знает сколько лет Петр! И вообще, когда, ну скажи на милость, когда мне ходить на эти курсы? У меня то подопечная чудит не по — детски, то суды постоянные, то работы общественные — до сих пор ладошки в мозолях — то еще чего. И все срочно, и все надо ещё вчера! А тут курсы эти… а я, может, так есть хочу, что столы грызть в лекционной буду, желудком урчать громогласно. Это ж позора не оберешься! Так не лучше ли в столовую сначала? А курсы… потом как‑нибудь…на трезвую голову.

— Так ты поесть хотел или выпить?

— И то, и то, — расплылся рыжий в улыбке. — Почему бы не совместить приятное с полезным? Божественный нектар замечательный напиток. Очень подходит к мясу…

— Но… Петр… тебе же нельзя… ты же… — Касс безнадежно махнул рукой и поменял тему: — Ладно, оставим. Друг мой, я бы попросил тебя не вмешиваться в дела моего…

— Да ладно, дурилка. Скажи лучше, положа руку на сердце, разве мое вмешательство не было полезно? Разве Рич не освободился сам из плена? Ну… почти освободился? Видишь, как яростно он таранит головой стены — глядишь, если не скопытиться раньше времени, так и сбежит. Ой… ну зачем грызть эту доску, когда ее можно просто сломать? Здесь же сплошная антисанитария, еще занесешь бактерию какую, потом с толчка неделю не слезешь, болезный ты не мой. Тьфу! Тьфу, я сказал! Плохая собачка, то есть, колдун! Брось каку! Брось!