Изменить стиль страницы

Иногда чувства и мысли рассказчика по поводу таких талантливых характеров, индивидуальностей, каких довелось ему встретить, окрашиваются горечью. Например, в рассказе «Певцы» поэтическое «вознесение» Якова-Турка во время песенного соревнования с рядчиком, поразившее всех слушателей, сменяется его падением – почти в буквальном смысле слова: «всё было пьяно, – отмечает рассказчик, – всё, начиная с Якова», который «напевал осиплым голосом какую-то плясовую». Мысль о нереализованных человеческих возможностях и талантах, о «невытанцевавшейся» любви и жизни проходит лейтмотивом в рассказах «Певцы», «Уездный лекарь», «Петр Петрович Каратаев», «Гамлет Щигровского уезда» и многих других, не разделяя героев на помещиков и крестьян. Как пишет Ю.В. Лебедев, «при всех различиях, при всём антагонизме между мужиком и барином книгой Тургенева захватывается их общая, русская судьба», в этом и состоит духовное ядро «Записок охотника».

Тургенев вовсе не идеализировал русского человека. Он видел как его духовную красоту, мудрость, поэтичность, так и стихийность, непредсказуемость – от покорного смирения до бунтарства. И появляются в его «Записках охотника» такие противоречивые характеры, как Чертопханов («Чертопханов и Недопюскин»), Бирюк («Бирюк») и др. Эта же тема будет продолжена в более поздних произведениях: в примыкающем к циклу рассказе «Муму» (1852), повести «Степной король Лир» (1870), вошедших в «Записки охотника» рассказах «Конец Чертопханова» (1872), «Стучит!» (1874).

Особой темой, также объединяющей собой все части цикла «Записок охотника», является тема природы. Как отмечал Тургенев в рецензии на «Записки ружейного охотника» С.Т. Аксакова, природа составляет «одно великое стройное целое», в котором «каждая точка соединена со всеми другими». «Всё, что существует, – пишет Тургенев, – существует для другого, в другом только достигает своего примирения или разрешения – и все жизни сливаются в одну мировую жизнь». Тургенев изображает родство всего живого: и человека, и природы. Великолепны тургеневские пейзажи, автор предпочитает весенние, осенние и особенно летние картины, совсем не изображает зиму. Только в заключающей цикл миниатюре «Лес и степь» мелькнёт в конце зимний пейзаж, за которым, однако, последует мысль о весне: «…весной легко расставаться, весной и счастливых тянет вдаль…».

Природа и жизнь всего живого представляется автору как вечное, непрерывное циклическое движение, где зима, временное умирание, сменяется рождением – весной. Однако нередко Тургенева смущало равнодушие Природы к человеку, рождение и смерть которого ей были абсолютно безразличны. В рассказе «Поездка в Полесье» (1857), который изначально Тургенев планировал включить в «Записки охотника», эта мысль выражена определённо: «Трудно человеку, существу единого дня? вчера рождённому и уже сегодня обречённому смерти, – трудно ему выносить холодный, безучастно устремлённый на него взгляд вечной Изиды…». Писателя, с одной стороны, восхищала способность русского человека сливаться с природной жизнью, чувствовать и понимать её язык, как понимал его, например, Калиныч, а с другой – его пугала опасность забвения человеком личностного начала, потеря индивидуальности. Это – неразрешимое противоречие в тургеневской философии природы.

«Записки охотника» были высоко оценены современниками. Но выход книги отдельным изданием в 1852 г. принес Тургеневу и неприятности. Собранные вместе, рассказы представляли собой гневный протест против бесчеловечного института крепостничества. Писателя арестовали, хотя формально арест был связан с публикацией в Москве написанного Тургеневым некролога Гоголю, и сослали в Спасское-Лутовиново.

Творчество 1850-х годов

В 1852 г. Тургенев признаётся в письме к П.В. Анненкову: «Надобно пойти другой дорогой – надобно найти её – и раскланяться навсегда с старой манерой». В сознании писателя «старая манера» ассоциировалась с «Записками охотника», в которых Тургеневу удалось создать яркие и незабываемые характеры. Но раскрыть тайну и сложность движения человеческой души, понять процесс формирования личности в человеке в жанровых рамках рассказа и очерка, из которых состояли «Записки охотника», ему представлялось невозможным. Тургенев обратится к повести и роману, в которых будет преобладать интерес к исследованию человеческой личности.

В 1850-е годы Тургеневым написаны повести «Дневник лишнего человека» (1850), «Затишье» (1854), «Переписка» (1854), «Яков Пасынков» (1855), «Фауст» (1856), «Ася» (1858), романы «Рудин» (1856), «Дворянское гнездо» (1858), «Накануне» (1859). Размышляя в них о человеке, его сложной и двойственной натуре, писатель поднимает и возникающий в связи с этими размышлениями круг проблем, прежде всего проблему любви.

Ключом к разгадке характеров многих тургеневских героев является его статья-эссе «Гамлет и Дон Кихот» (1860), задуманная писателем ещё в конце 1840-х годов. В типических образах Гамлета и Дон Кихота, как считает Тургенев, «воплощены две коренные, противоположные особенности человеческой природы – оба конца той оси, на которой она вертится». Особенность Дон Кихота – «вера в истину, находящуюся вне отдельного человека», «высокое начало самопожертвования». В Гамлете же выделяется «эгоизм, а потому безверье». По мнению Тургенева, в человеке эти противоречивые качества соединяются, но все же под влиянием тех или иных условий и обстоятельств либо гамлетовское, либо донкихотское начало начинает преобладать. И герои Тургенева нередко проявляют себя как гамлеты, тогда они эгоистичны и предпочитают рефлексию, самоисследование, или как донкихоты – тогда они жертвенны, их жизнь освещена мыслью о служении людям.

В прозе Тургенева рубежа 1840—1850-х годов формируется понятие «лишнего человека». Это словосочетание впервые появилось на страницах повести «Дневник лишнего человека» и стало своеобразным эквивалентом гамлетовского начала в характере героя, связанного с гипертрофированной рефлексией и эгоцентризмом. Однако есть у этого понятия и своя особенность. Тургенев в повести объяснит, что «лишний» – это значит человек «сверхштатный», случайный, «бесполезный», но в то же время чрезвычайно амбициозный. Близок он чем-то «подпольному парадоксалисту» Ф.М. Достоевского. Мироощущение Чулкатурина, героя «Дневника лишнего человека», сознающего свою ничтожность, а потому и «лишность», во многом противоположно трагическому, но при этом величественному разладу с миром пушкинского Онегина или лермонтовского Печорина. Последний, например, ощущает себя лишним в мире, которому он сам равен, он для себя – отдельная, самостоятельная вселенная. Чулкатурин же «лишний» во многом потому, что как раз не чувствует в себе внутренней силы быть наравне со вселенной, ему не дано мужественно переносить все жизненные испытания. И дело не в том, чтобы в самом себе искать спасения и противостоять миру, как это было часто с романтическим героем, а в том, чтобы ощущать в себе «силы необъятные», внутренний стержень. Такого внутреннего стержня нет у многих героев тургеневских повестей: Веретьева («Затишье»), господина Н.Н. («Ася»), Алексея Петровича («Переписка»), Им как бы не на что опереться в этой жизни, потому и любовь часто кажется им мгновенной, непрочной. Они нередко не могут разобраться в своем чувстве, как герой повести «Ася», который оттого не решается связать свою судьбу с героиней, что до самого последнего свидания с Асей был не уверен в своей любви к ней.

Проблема любви и сопряжённые с ней проблемы счастья и долга в повестях тесно связаны с тургеневским пониманием природы человека и его отношением к Вечности. Любовь дается его героям как некое высшее откровение о мире. Они не быстро, не сразу угадывают в себе чувство, и потом оно становится той точкой, тем мгновением, которое заполняет всю их «лишнюю», не сложившуюся жизнь. Многие повести Тургенева 1850-х годов («Ася», «Фауст») не случайно построены в форме воспоминаний.

Однако другой стороной любви является её трагическая сущность. Она возвышает героя, наполняет его жизнь счастьем, по при этом ничто и никто не в силах «остановить мгновение» любви (как хотел этого и гётевский Фауст), сделать её вечной. В том, что любовь преходяща по своей природе, и состоит её трагическая сторона. Тургеневский Рудин, например, скажет: «Любовь! <…> в ней всё тайна: как она приходит, как развивается, как исчезает». Автор, как и его герой, считает, что трагическое значение любви состоит не в несчастии безответного чувства, а в самой её сущности. Потому единственной, но горькой силой, способной сохранить хрупкого «лишнего» человека в огромной Вселенной, является долг. К этой мысли о необходимости абсолютного самоотречения приходит герой «Фауста» Тургенева.