— Больно?
— Нет.
Ее ладони медленно кружили над его правым плечом, руки не касались тела, но он чувствовал, как тепло, передвигаясь, широким лучом согревало плечо и, казалось, снимало с него болезненно гнетущий груз.
— Привстань!
Сергей осторожно сел на кровати, сделал круговое движение левым плечом и удивился: вчерашняя чугунная тяжесть пропала. Он описал рукой широкий круг — боли не было…
— Ты кудесница!
— Знаю, — ее глаза счастливо смеялись. — Я иду на кухню, а ты одевайся. Позавтракаем и двинемся…
— Куда?
— Какое это имеет значение? Куда глаза глянут… Мой «жигуленок» давно ждет…
— У тебя есть машина?
— Папочка подарил, когда институт закончила…
Во время завтрака она предложила:
— Поедем в Ясную Поляну?.. Не пугайся, к вечеру будем дома… Я, наверное, покажусь тебе старомодной в свои двадцать шесть лет — с детства читаю и перечитываю Льва Толстого. У нас дома девяностотомник… А в Ясной Поляне я ни разу не была… Принимается?
— Принимается! — Сергей готов был согласиться с любым ее предложением.
Синий «жигуленок» покорно стоял у подъезда. Он, казалось, ожил, засверкал блаженно, когда его стройная в сером джинсовом костюме хозяйка смахивала тряпкой невидимую пыль с капота, протирала стекла, привычно стучала носком туфельки по колесным шинам.
Вела она машину без всякого напряжения, легко, даже чуть небрежно. Пока ехали по московским улицам, Сергей молчал. Ему все никак не удавалось осознать, что произошло в его жизни. Появилось какое-то новое состояние беспечности и тишины, словно он переселился в другой, нереальный мир, а все Климовы, Чугуевы, Потапычи остались далеко-далеко, полузабытые, незначительные. Наверное, впервые за последние годы он так покойно отдыхал…
— Как плечо?
— Отлично. Ты же здесь…
— И ты… — сказала она очень серьезно.
Буйный прилив благодарности заполнил его.
Все недавнее предстало перед ним в мирном ласково-розовом свете. И камень, свалившийся на плечо, и толкнувшая этот камень рука, и записка с кладбищенским крестом… Не случись того, не было бы сейчас рядом и этой необыкновенной девушки…
— Я все знаю о деле, которым ты занимаешься, — заявила она.
— Откуда? — Ему вдруг захотелось приблизиться к локтю этой девушки, коснуться его.
— У нас с майором Потаповым было время поговорить…
— К чему же вы пришли?
— Сначала решили, что Климов никуда из Москвы не уезжал…
— Интересно, — заметил Сергей с легкой иронией.
— Отвергаешь? Правильно делаешь. Вчера по просьбе Потапова звонили в Ханой. Климов там…
— Остается Чугуев? Или…
— Пока никаких «или», — твердо ответила она, — Майор займется сегодня Чугуевым. А мы с тобой прощупаем его сообщников…
Взрыв безудержного веселья охватил Сергея. «Бог ты мой! — подумал он, едва сдерживая смех. — Кажется, она решила возглавить расследование! Ну все, конец тебе, „черный человек“!»
Он украдкой глянул в ее сторону. На фоне мелькающих домов четко рисовался обольстительно-нежный девичий профиль. Слегка нахмуренный лоб. Подвижные и чувственные губы. Ветер, рвущийся в прорезь над приспущенным боковым стеклом, трепал ее волосы, и от этого она представлялась ему своенравной амазонкой, крепко сжимающей белыми кулачками не руль «жигуленка», а поводья неудержимого коня.
— Могу я узнать, — спросил с чуточку язвительной вежливостью, — почему вы остановились именно на Чугуеве?
Она пожала плечами, чуть скривила губки, словно недоумевала, как можно задавать такие наивные вопросы.
— Просто мы основательно поразмыслили с Потаповым, и все наши сомнения исчезли. Ну, рассуди сам… Во-первых, он больше других похож на рисунок того мальчика. Во-вторых, Чугуев ради своего кумира Климова готов на все. В-третьих, убийство Стельмахов мог совершить только очень сильный человек, такой, как он. В-четвертых, ты сам видел серую «Волгу»… Да, кстати, выяснилось, что его машина стоит заправленная бензином, маслом, а у ворот гаража свеженькие следы… Значит, выезжал… Убедила?
— Нет, — решительно воспротивился Сергей, — такой набор аргументов я могу собрать и против Коврунова, и против Климова-сына. Это предположение, а не доказательство.
— Ну, а как хорошую версию ты это можешь принять или нет? — Она не скрывала своего огорчения.
Сергей осторожно тронул ее за локоток.
— Не обижайся. Может быть, ты и права… Я принимаю твою хорошую версию…
— Есть еще одна догадка, — теперь уже несмело, как бы признавая его авторитет, сказала она. — У Чугуева с Глафирой Николаевной какие-то странно нежные отношения… Нет, не то, что ты думаешь… Она старая, а он бугай средних лет. Нечто другое крепко их связывает.
— А это ты когда успела выяснить?
— Я в первый же день познакомилась с Глафирой Николаевной. Она помогала мне перебинтовывать тебя, компрессы ставить… Чай у меня пила, — Сергей признательно повторил про себя: «чай у меня пила». — Потом я к ней в гости ходила. Ой, какими вкусными пирожными угощалась!.. Говорили мы с ней обо всем, обо всех… Так вот скажи мне, мог Чугуев пробраться в дом Стельмахов по просьбе Глафиры Николаевны? Мог ведь, да?..
— Если их что-то крепко связывает, то конечно…
Она обрадовалась поддержке, благодарно покосилась на Сергея.
— В вашем деле все мелочи важны, верно? И эту надо запомнить на случай…
Она притормозила и, свернув на край дороги, остановила машину.
— Что-то случилось? — спросил Сергей.
— Да. — Она повернулась к нему и, рассматривая нечто далекое за лобовым окном, произнесла так тихо, что он, пожалуй, угадал сказанное только по движению губ. — Знаешь, у меня такое ощущение, словно я знаю тебя целый год, самый счастливый год в моей жизни…
Сергей порывисто, неловко прижался щекой к ее плечу и почувствовал, как пальцы ее рук, отдавая знакомое, исцеляющее тепло, заскользили по голове, по шее… Они сидели так, близко друг к другу, пока она сама не отстранила его.
— Поехали… У нас еще много таких годов.
Молчали, глядели вперед на летящую под них серую дорогу, тихие, чуть пристыженные своим внезапным откровением.
Первой заговорила она. В больших глазах уже сверкали озорные искорки.
— У меня есть одна чисто женская просьба. Можно?
— Тебе все можно…
— Знаешь, сильно-пресильно хочется проверить одну догадку…
— Еще одна догадка? — шутливо ужаснулся Сергей. — Ты, по-моему, переполнена идеями, открытиями, домыслами…
— Точно. Начинаешь меня познавать… Так слушай!.. Потапов мне рассказывал, что Глафира Николаевна — дочь бедного крестьянина, малограмотная, забитая. После смерти своего мужа она перебралась в Москву к брату и так и осталась жить у него… А попили мы с Глафирой Николаевной чайку, и меня начали одолевать сомнения. Никакой «забитости» в ней я не увидела. Говорит свободно, смело, остроумно. Деревенские манеры показались мне ловким макияжем…
— Столько лет в городе прожила, могла измениться… — вставил Сергей.
— Согласна. А как объяснить то, что у нее на тумбочке у кровати лежит французский роман с закладкой?.. Позже я увидела целую полку французских и английских книг.
— Бывает. Старая крестьянка решила изучать иностранные языки на досуге.
— Допустим. А вот дальше ты не сможешь мне возразить. В укромном уголке на стенке я разглядела фотографии. На одной Глафира Николаевна в роскошном платье с глубоким декольте. Такие наряды крестьянки только в журналах могли увидеть. На другой — двое мужчин, элегантны, солидны. Ни один из них не похож даже на сельского старосту. Возможно, один из них наш граф, во имя которого убивают…
— Уже интереснее, — признался Сергей. — Так в чем же суть твоей догадки?
— Да это, пожалуй, скорее женское любопытство… Мне хотелось бы глянуть на дом в деревне Воронково Тульской губернии, где жила эта «забитая» крестьянка, порасспросить ее соседей…
— Давно это было… Сохранился ли дом, живы ли соседи, да и деревни этой, возможно, уже нет.