с мужиком, в 7-ой—разговор с поверенным, в 9-ой—разговор

старух, в 10-ой—разговор слуг. Это исключительное преобла-

дание диалогов имеет свое объяснение. В „Испанцах", где

заметно увлечение Л. „Эмилией Галотти" Лессинга и Шилле-

ровскими „Разбойниками" *) использована в изобилии моно-

л о г и ч е с к а я форма, в драме „Menschen und Leidenschaften",

написанной в том же году, Юрий также произносит длиннейшие

тирады. Но в „Странном человеке", созданном через год, не-

смотря на то, что герой Владимир вспоминает „Коварство и Лю-

бовь" Шиллера2), видны следы Грибоедрвской школы. Лермонтов

в п е р в ы е выводит вслед за ним на сцену светское общество

(4 раза). Он увлечен д и а л о г о м и злоупотребляет этим

увлечением; монологи сократились, зато появилось много

вводных массовых сцен, где действующие лица без конца

разговаривают. Поэту не удается еще овладев но^ым приемом,

подчинив эти диалоги основной линии действия. Следы Гри-

боедова в драме легко отыскать. Владимир — a la Чацкий

произносит обличительные тирады против общества, он пере-

фразирует слова последнего: „со мной случится скоро горе,—

не от ума, но от глупости" 3), в числе гостей, бывших у графа

называют „Чацкого"4) разговор старух о турках — снимок

с Грибоедова б).

Таким образом, три года, отделяющие „Маскарад" от юно-

шеских опытов, прошли для Лермонтова недаром. Он овла-

На это неоднократно указывали исследователи Л.: В и с к о в а т о в,

К о т л я р е в с к и й , вслед за ними Яковлев. Совершенно неубедительно

доказательство последнего, что о с н о в н ы м источником „Испанцев"

является „Дон-Карлос" Шиллера (ст. 80). Указание, что „К. и Ф. одинаково

убегают в бешенстве", что свидание К. с королевой и Ф. с Эмилией—„нару-

шается" — слишком общие места. Сближение бесед Альварца с Ф. и ко-

роля с К., имеющих совершенно различное содержание и композиционное

значение, вызывает недоумение. Почему сцену убийства Эмилии надо счи-

тать »навеянной сценой убийства маркиза14, которая имеет совершенно другие

основания и обстановку? И т. д.

2) Собр, соч. Лермонтова. Ак. изд., т. III, стр. 171.

3) Стр. 158.

4) Стр. 154.

5) Ряд других примеров в книге Яковлева, гл. VI.

дел техникой драмы, исправив ряд своих недостатков: исчезла

параллельность действий, логические мотивировки явились

на место случайных переходов, динамика — на место статики,

эпизоды, вставки устранились (кроме появления баронессы

во II д. 3 сц., оправдывающего себя напряженностью, ко-

торую оно вызывает). Крайности в употреблении монологов

и диалогов здесь обойдены, Л. владеет обоими приемами,

Общим с юношескими драмами осталось центральное поло-'

жение героя, но это нисколько не заслонило других действую-

щих лиц и не помешало развитию основного действия. Сохра-

нился также способ расположения главных персонажей. Это

прием п р о т и в о с т а в л е н и я . Пылкий, честный Фернандо

имеет своего нравственного антипода в Соррини. Страдающий

и философствующий Юрий—в лице легкомысленного Заруц-

кого, Владимир — в Белинском, Арбенин — в князе Звездиче

(намечающемся „герое нашего времени"). Также расположены

героини: Эмилия и донна Мария, Любовь и Элиза, Наташа

и Софья, Нина и баронесса Штраль. Кроме того, героиня

п р о т и в о п о л а г а е т с я герою (нежная Эмилия — и пылкий

Фернандо) и это противопоставление в „Маскараде" выро-

стает до полной а н т и т е з ы : Арбенин — „зверь", „чорт",

Нина — „прекрасное, нежное создание", (антитеза, знакомая Л.

по „Демону") примиряющее его с жизнью. Арбенин одинок, все

действующие лица (кроме Нины) принадлежат к лагерю его

врагов. Таким образом, и здесь дана композиционная антитеза.

В противоположность утверждению Б. М. Э й х е н б а у м а,

что „все лица, окружающие Арбенина, имеют условный и де-

коративный характер, что они не впаяны в драму и могут

быть ле^ко заменены какими нибудь другими лицами" *), мы

должны, на основании объективного разбора структуры драмы,

констатировать обратное: каждое действующее лицо совер-

шенно необходимо в динамике целого, роль каждого четко

определена. Пружиной действия является баронесса Штраль,

завязывающая интригу на маскараде (I д. 2 сц.) и сообщающая

ей дальнейшее движение. Клевета, пущенная ею, достигает

Арбенина и вызывает его на месть. Появление баронессы

у князя, хотя и эпизодическое, создает атмосферу общего

„Spannung а" и делает возможной развязку. Она раскрывает

тайну маски, (для зрителя в 1-ой сц. II д., для князя в 3-ей сц.

II д.) участвует косвенным образом (посредством письма)

в окончательной развязке (в IV д.), выводит князя Звездича

из состояния пассивности. Результатом ее интриг и является

ряд действий князя во 2-м плане: объяснение с Ниной, откры-

тие баронессе, предостережение Нины. Шприх служит интри-

*) Э й х е н б а у м , „Лермонтов", стр. 82.

ганке орудием реабилитации перед* обществом, распространяя

клевету на Нину. Он связывает две линии действия (2-я сц.

II д.), объясняя зрителю появление письма у Арбенина.* Роль

Казарина служит целям характеристики Арбенина. Казарин—

мрачная тень главного героя, живое олицетворение

его прошлого. Один раз он выступает активно (во 2-й сц.

II д.) оказывая известное влияние на решение Арбенина.

Нина, являющаяся внутренней причиной действия, со-

вершенно пассивна. Роль ее — создавать антитезу Арбенина.

Последний же, как уже говорилось, выступает активно на мо-

мент в экспозиции, затем действие его внутреннее, внешне

он пассивен вплоть до кульминационного пункта, после чего

динамика его состоит в роли мстителя. Таким образом, со-

отношения действующих лиц или статическая композиция

намечена четко и ясно. Во главе треугольника Нина, из-за

нее происходит столкновение Арбенина и кн. Звездича, за ко-

торым стоит баронесса: она вызывает эту борьбу. Шприх — ее

наперсник. Казарин действует самостоятельно, но роль его

параллельна роли Шприха, он также стремится разъединить

Арбенина ц Нину. К лагерю врагов Арбенина принадлежит

Неизвестный, интересы которого внешне совпадают с интере-

сами князя. Арбенин, таким образом, все время одинок, если

не считать его внешний союз с Казариным (II д.).

Конечно, в юношеских драмах мы не найдем такой чет-

кости в расположении действующих лиц. Там много случай-

ных, загромождающих сцену персонажей (В „Испанцах",

в „Стр. ч." см. выше). Снова придется не согласиться

с Б. М. Э й х е н б а у м о м , что „баронесса легко заменилась

во 2-ой редакции Оленькой" (стр. 82). Эти два лица имеют

совершенно различное композиционное значение. Оленька ни-

какой роли в динамике пьесы не играет (кроме одного,

момента, когда она о т в л е к а е т подозрения Арбенина, и ее

колебания делают возможным развязку (д. III, сц. 2). Роль

двигателя действия теперь перешла к Казарину. Он возбуж-

дает подозрения Арбенина (напоминая Яго), для мотивировки

его поступков в его уста вложена исторця Неизвестного. Но

вряд ли вообще можно говорить о „замене", так как получи-

лась совершенно новая драма, составленная из развалин 2-й ре-

дакции. Теперь Нина является коварным существом, действи-

тельно обманывающим благородного и нисколько не демони-

ческого Арбенина — это совершенно изменяет основные с и-