- Он в Ленинграде? - помолчав, спросил Кирилл.
- Я посоветовала ему уехать в другой город, - сказала она. - Как ни странно, он послушался... Да, я ему сказала, что у меня будет ребенок, но он к нему не имеет никакого отношения... С тех пор я его не видела. На его письма не отвечала. А потом родилась Олька. Вот и все. Как видишь, у меня совсем простая история.
- Он тоже художник?
- Скульптор. И очень способный. Если не будет пить, то из него выйдет толк. По крайней мере, профессора предрекали ему большое будущее.
- Какая ты... - вздохнул Кирилл.
- Какая? - взглянула она на него. - Нетерпимая, да? Тут уж я ничего с собой не могу поделать: не переношу ложь, насилие над собой, хамство, - в ее голосе прозвучал вызов. - И никогда к этому не привыкну.
- Ты так говоришь, будто я думаю иначе, - обиделся он. - Я тоже все это ненавижу.
- В каждом человеке есть и ложь, и хамство... - продолжала она. - Только одни умеют от этого избавиться, следить за собой, самоусовершенствоваться, а другие дают волю своим низменным инстинктам и считают, что так оно и должно быть.
- Надеюсь, я не дал повода тебе плохо думать обо мне?
- Пока нет, - ответила она.
Плыть на лодке по озеру в погожую погоду одно удовольствие. Небо над головой бирюзовое, ни одного облачка. Солнце, как всегда, ходит по кругу, не поднимаясь особенно высоко, однако даже на озере, где в любое время дня гуляют капризные ветры, тихо, тепло. Давно скрылась за кормой деревушка. Все дальше отодвигается лесистый берег с Пуповой горой, перед ними сплошное синее раздолье. Евгения пристроилась с альбомом на носу карбаса, толстый угольный карандаш летает в ее руке. Волосы собраны в тугой узел, в солнечном свете голова ее кажется глянцевой. Темные очки с выпуклыми большими стеклами закрывают ей пол-лица. Здесь Евгения не носит юбку, только брюки. Когда вокруг столько комаров и мошки, не до форсу. Правда, сейчас не слышно ни одного комара. На озере их не бывает, да еще так далеко от берега.
Кирилл сидит на корме и держит в руке изогнутый румпель. Карбас идет ходко, мотор тарахтит без надрыва. Он такой же старый, как дед Феоктист, и такой же неторопливый. На днище карбаса рюкзак с хлебом, консервами, палатка, транзисторный приемник. Магнитофон Кирилл не взял с собой, так как остров Важенка необитаемый. Фотоаппарат у него, как бинокль, болтается на шее. Он уже сделал несколько панорамных снимков. Вид с озера на Клевники и на Пупову гору. Фотографируя, он убедился, что железный прут - удобная штука. Его можно зажать между коленями, и руки свободны, а карбас точно идет по курсу.
Хотя Кирилл и поручил Евгении следить за водой, он не очень-то надеется па нее и сам не спускает глаз с пространства перед карбасом. Но пока еще не встретился ни один топляк. Несколько черных, мельтешащих в воде щепочек остались по правому борту в стороне. Дед Феоктист говорит, что плыть нужно так, чтобы солнце все время было справа, тогда и топляков почти не встретишь. Этой озерной дорогой ходят на катере рыбаки.
- Хорошо! - сказал Кирилл, улыбаясь Евгении, но зна вскинула на него свои миндалевидные глаза и покачала головой, мол, ничего не слышу... Хотя стационар и негромко тарахтит, разговаривать на карбасе бесполезно. Встречный ветер относит слова в сторону, но Евгения по выражению его лица поняла, что он сказал, и, улыбнувшись в ответ, покивала головой, дескать, все хорошо... С кормы не видно, что она зарисовывает в альбом, но Кирилл и так знает: Пупову гору. Она красиво выделяется на фоне бирюзового неба и таежного леса. Сосны, ели, березы, осины слились в одну сплошную зеленую стену. Впереди, казалось, прямо из воды вынырнули разреженные облака. Когда солнце зашло за них, ничего не изменилось: все так же было тепло и солнечно. Облака, не задерживая, пропускали солнечные лучи. Обычно, когда над озером появляются облака, жди ветра. но пока было тихо.
Неожиданно прямо перед носом что-то мелькнуло и исчезло. Кирилл круто взял влево и увидел у самого борта почти полностью скрытый в воде топляк. Такой издали и не разглядишь Днище бы он не повредил, а вот шплинт с крыльчатки мотора мог бы сорвать. Кирилл дотронулся рукой до нагрудного кармана брезентовой куртки, там у него лежало несколько штук запасных шплинтов, завернутых в холщовую тряпочку. В такой же тряпочке Глаша положила им в рюкзак кусок пожелтевшего сала с мраморными прожилками мяса.
Кирилл топнул ногой по днищу лодки, и Евгения подняла на него глаза.
- Топ-ляк! - произнес он по складам и показал рукой на воду.
Евгения завертела головой, но ничего не заметила, пожала плечами и снова уткнулась в свой альбом.
Кирилл на всякий случай немного отвернул в сторону и увидел совершенно фантастическую картину: прямо на него с поверхности озера смотрела огромная щука с полураскрытой пастью. Сунь туда ладонь, и она вся бы скрылась. Взгляд у чудища был недовольный, будто бы щуке помешали греться на солнышке, она лениво пошевелила хвостом и вдруг, как-то незаметно приняв форму торпеды, бесшумно и стремительно ушла в глубину. Еще какой-то миг розовели в просвечивающей солнцем воде ее растопыренные плавники, и она исчезла, растворилась в густой синеве. По спокойной поверхности медленно и величаво стали расползаться круги.
- Ты видела? - почему-то шепотом спросил Кирилл и чуть не рассмеялся: крикни он - и то вряд ли Евгения услышала бы.
Глядя на ее профиль с черными пружинками тугих волос возле маленького уха - женщина в этот момент смотрела на озеро, - он подумал, что не может быть, чтобы он был ей безразличен. Разве поехала бы она с ним на остров? Она полностью доверилась ему, эта хрупкая на вид женщина с тонким строгим профилем и сильным характером.
И Кирилл снова, как мальчишка, ощутил прилив сил, гордость, что именно ему доверилась эта женщина, и еще - счастье пионера-разведчика. Думал ли он в своем кабинете на Литейном, что вот так будет плыть по северному пустынному озеру. И не один, а с любимой женщиной. А то, что он любит Евгению, Кирилл больше не сомневался. Скажи она ему сейчас - нырни на дно озера - и он, не задумываясь, бросился бы с карбаса...
2
"Все в жизни повторяется, - подумала Ева, заходя в кабинет проректора. - Опять одно и то же: почему не сдала экзамены, зачеты, до каких пор это будет продолжаться?.." Однако она немного ошиблась, хотя поначалу разговор начался точно такой же, какой происходил ранней весной с деканом. Концовка получилась другая: проректор напрямик спросил, хочет ли она учиться или нет? И Ева так же откровенно ответила, что не хочет.
- Выходит, нам придется расстаться, - не повышая голоса, произнес проректор, листая бумаги в папке. Наверное, личное дело студентки третьего курса Евы Крутиковой. Очевидно, в бумагах было мало утешительного, потому что проректор, захлопнув верхнюю папку, повторил: - Придется, Кругликова, расстаться... Мы насильно никого не заставляем учиться. Вы свободны.
Со странным чувством вышла Ева из кабинета проректора. Она прекрасно знала, что все еще далеко не кончилось. Очень скоро отец и мать часами будут не вылезать из университета, пока не добьются, чтобы Еву восстановили. Уже один раз так было, правда, тогда на уровне деканата. И все же где-то в глубине души она считала, что все кончено. Учиться она больше не будет, пусть отец сам вместо нее изучает английский язык. Он Еве ни к чему. Учительницей сна не хочет быть, переводчицей тоже, да потом с ее успеваемостью в жизнь не распределят в "Интурист", а корпеть над техническими текстами где-нибудь в институтской библиотеке ей совсем не улыбалось. Знакомые девочки говорили, что это тоска смертная да и зарплата кот наплакал...
Выйдя на Дворцовую площадь, Ева присела на скамью в сквере напротив Адмиралтейства. На соседней скамейке сидели две молодые мамы. Повернувшись друг к другу, они оживленно разговаривали. Две коляски, одна голубая, а другая белая, стояли рядом, в них сучили ручонками два маленьких человечка. Они гоже переговаривались на непонятном языке, состоящем из мычания и междометий. Ярко-зеленые деревья негромко шумели. Ночью, видно, прошел дождь, потому и листва такая свежая. По Дворцовой площади прогуливались люди. Группа туристов стояла возле Александровской колонны. Смешно было отсюда наблюдать за ними: туристы, будто по команде, то задирали вверх головы, разглядывая ангела на колонне, то разом поворачивались и смотрели на Зимний дворец, потом на здание Адмиралтейства... Может, стать гидом? Работка не бей лежачего, все время новые люди, впечатления... Правда, для этого тоже нужно образование. Да и потом скоро надоест болтать каждый день одно и то же.