Улов хороший - и праздник в Клевниках, а неудача - и лица у всех невеселые. Ведь от улова рыбаков, от выполнения и перевыполнения ими плана зависит и благосостояние всей деревни. Но надо сказать, живут в Клевниках неплохо: у всех добротные избы, огороды, коровы, свиньи, куры, утки и гуси. Магазина в деревне нет, нужно на ледке плыть в соседнюю деревню, она побольше, там магазин и почта.
- Я же вижу, вы страдаете по тете Жене, а живете порознь, - сказала Глаша. - Взяли бы да вышли за нее замуж.
- Страдаю? - озадаченно проговорил Кирилл. - Замуж это ты выйдешь, когда вырастешь...
- Я - за Саньку, - призналась Глаша. Он мне давно шибко нравится.
- А ты ему?
- Он на меня, глупый, и не смотрит, - вздохнула девочка.
- А собираешься замуж! - поддразнил Кирилл.
- Я и говорю - глупый, - рассудительно продолжала Глаша. - Счастья своего не знает... Я ведь работящая, у нас в роду все работящие: и упокойный батюшка, и покойница родима матушка... Царствие им небесное... И дедушка. Ему вон сколько годов-то, не сосчитать, а ить не сидит сложа руки? Да я, как белка в колесе, все по дому... Кто полы моет, рубахи, стирает, рыбу чистит? Я ить на все руки от скуки! Вот и посудите, где еще этот конопатый дурак Санька сыщет лучше жену?
Вот они, дети, без отца-то и матери! От горшка два вершка, а рассуждают как большие! Понятно, все эти слова она переняла у взрослых. Соберутся женщины, толкуют о том, о сем, а ребятишки тут же, вертятся рядом, слушают, мотают на ус...
- Понятно, глупый, - скрывая улыбку, согласился Кирилл. Он вправду подумал, что из Глаши получится хорошая жена. Такие-то не избалованные жизнью дети с малолетства знакомы с любым трудом, знают цену добру и злу. А то, что Глаша сейчас неказистая, это ерунда: еще выровняется, похорошеет, станет девушкой что надо. Характер у нее самостоятельный и вон какая рассудительная!..
- Обедаете вместях, гуляете тоже, а живете в разных избах, как чужие, - укоризненно глядя на Кирилла, заявила девочка. - Не годится так, дяденька Кирилл. Вам надо... жениться на ней.
- Думаешь? - усмехнулся Кирилл, глядя на озеро.
- Она хорошая, красивая и... рисует! Знаешь сколько она тебе потретов наделает? Все стены в своей избе увешаешь...
- А если она не хочет замуж за меня?
- Не хочет? - не поверила Глаша. - Да где же у ее глаза? А еще художница! Что ты, росточком махонький, горбатый? Аль у тебя заячья губа?
- Заячья?
- Мужчина ты видный из себя, степенный, водку не пьешь, да еще и не старый... Наши бабы говорят, вы с тетей Женей пара, хоть на выставку! Оба красивые, видные из себя...
- Погляди, что это там? - показал рукой Кирилл на озеро. - Птица или... зверь какой?
Глаша приложила ко лбу ладошку и всмотрелась в даль. Толстые губы ее поползли в улыбке, обнажив маленькие острые зубки. Один со щербинкой.
- Скажете тоже! Топляк это... Раз дедушка на карбасе налетел на топляк, так пришлось рубахой дно затыкать, а то утонул бы. В нашем озере топляков страсть как много. Сплавляют лес плотами, попадут в шторм к разбегутся деревья кто куда. Поди собери их потом! Вот и плавают по озеру... Сазоновы прошлой осенью наловили плавника на целую баню. Вон она стоит у воды. Видите, новенькая и крепкая как орех! Да вы не туда смотрите, дяденька Кирилл...
Кирилл смотрел на приближающуюся к ним Евгению. Она шла по узкой прибрежной тропинке. Брюки ее были измочены росой, в руках большой альбом и складной мольберт, черная длинная коса змеилась за спиной.
- Вон вы где от меня спрятались! - весело крикнула она. Белые зубы ее блеснули в улыбке.
- Она тебя тоже любит, - шепотом сообщила ему Глаша. - Только еще не знает про это... Как мой глупый Санька!
С Пуповой горы Олень простирается во все стороны, как настоящее море. Извилистый берег, изрезанный маленькими бухтами и заливами, уходит от деревни вдаль и скоро теряется в сиреневой дымке, а дальше вода и небо. Сегодня на редкость теплый и безветренный день. Обычно, даже если яркое солнце, с озера тянет холодный ветер. Уже конец июля, а Кирилл еще не видел, чтобы кто-нибудь купался в озере. Вот в банный день купаются все - и стар и млад. После горячего пара, соскочив с полка, приятно бухнуться в обжигающую воду. Кирилл тоже попробовал и даже поначалу не ощутил никакого холода. Холод пришел через несколько минут, когда разгоряченное тело остудилось. Если у самой поверхности вода еще терпима, то уже на метровой глубине кусается. Жители деревни почти не снимают стеганых телогреек, а вот ребятишки бегают в рубашках и босиком.
Кирилл стоит за спиной Евгении и смотрит, как на холсте, закрепленном защелками на мольберте, появляются очертания озера и береговой полосы у деревни. Евгения пишет красками, здесь, в Клевниках, она впервые после долгого перерыва взялась за кисть. И теперь не расставалась с нею с утра до вечера, да иногда и в белую ночь писала. Если сейчас, днем, Евгения еще терпела присутствие Кирилла, то вечером работала одна. Кирилл как-то сунулся было ее проводить на Пупову гору, она почему-то особенно любила писать, стоя на этом холме, но Евгения попросила его вернуться. Она умела настоять на своем, причем не доводя дело даже до легкой ссоры.
Художницей Евгения была неплохой, на взгляд Кирилла, ей особенно удавались портреты. Она умела скупыми точными штрихами уловить характер человека, его, как говорится, внутреннюю сущность. В ее альбоме были и ребятишки, и старики со старухами, и рыбаки, а вот даже карандашного наброска Кирилла не было. Евгения почему-то упорно избегала его писать. Кириллу-то, собственно, было безразлично, но видя, как она горячо уговаривает кого-нибудь из сельчан попозировать, он подчас испытывал легкое чувство обиды: почему ему не предложить?
Кирилл тоже здесь не сидел сложа руки, он каждый день встречался с жителями деревни и заводил с ними долгие разговоры о прошлом, о преданиях и легендах этого сурового края. Не каждый житель так уж сразу раскрывал перед ним душу. Случалось, как говорится, получать от ворот поворот. Неохотно рассказывали о своем житье-бытье рыбаки. Первое время они вообще настороженно приняли Кирилла и Евгению, но потом привыкли. А вот старики и старухи охотно делились о своей жизни. Главное, надо было направить беседы в нужное русло, потому что в основном все разговоры сводились к одному: сколько у кого детей, родственников, как они живут, что пишут в письмах, у кого кто народился, кто умер, когда кто собирается приехать в отпуск... Говор у сельчан был яркий, образный. Встречались забытые старинные слова вроде "вежды". Один старик, рассказывая о смерти сына-рыбака, сказал: "Сам я, батюшка, закрыл ему вежды..." Встретилось даже старинное слово, явно французского происхождения: "Жавель". Преклонная старуха, ругая пропойцу племянника, заявила, что он "хлещет не только сивуху, но жавель..." Это значит, одеколон. Поразило его и слово "стогна", что означает улицу в городе. Только порывшись в словаре, Кирилл узнал, что это церковнославянское слово. Каким образом оно удержалось в маленькой деревеньке Клевники за Полярным кругом? Услышал он здесь и довольно редкие русские пословицы: "И крута гора, да забывчива; и лиха беда, да избывчива" "Ноябрь - сентябрев внук, октябрев сын, зиме родной брат". "Старая штука смерть, а каждому внове".
Евгения смеялась над ним, мол, стоит ли записывать услышанное? У Даля в словаре столько образных слов...
А вот редких песен и сказаний он здесь не обнаружил. Когда беседа налаживалась, Кирилл как бы между дедом включая магнитофон и все записывал. Многие не обращали на это внимания, а один бородатый дотошный старик, по прозвищу Лопата, умолк и стал с подозрением поглядывать на Кирилла острым маленьким глазом из-под кустистой седой брови. А потом промолвил:
- Ты, часом, кукуш, не шпиен? Чевой-то ты адскую машину-то включил? Накрутишь, навертишь, кукиш, а опосля по энтому..."би-би-си" мой голос услышат? У внучонка мово есть приемник... Ты уж, милок, выключи, мать ее в душу!..