Изменить стиль страницы

Вильям Козлов

Маленький стрелок из лука

Две вещи наполняют душу все новым и нарастающим удивлением и благоговением, чем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них, - звездное небо надо мной и моральный закон во мне.

Иммануил Кант

Часть первая

Коктебельские камешки

1

Он лежал на спине, крепко сомкнув ресницы, и чувствовал, как весь без остатка растворяется в ослепительном южном солнце. Это было удивительное и приятное ощущение. Не всегда ему удавалось его вызвать. Для этого нужна полная отрешенность от всего мирского, нужно забыть про свое тело и не слышать ничего, даже ровного плеска легких морских волн, - кругом должно быть сплошное желтое безмолвие. Именно желтое, потому что солнце входит в тебя и наполняет густым золотистым сиянием. И самое удивительное - перед глазами начинали мельтешить крошечные солнечные существа, летающие на крошечных золотых ладьях. Солнечные человечки и их ладьи, напоминающие папирусные лодки индейцев, с высоко поднятым носом и кормой, сближались и снова расходились. Это была озорная праздничная пляска. Иногда ладьи начинали еще стремительнее летать и одновременно кружиться вокруг собственной оси, тем не менее не сталкиваясь друг с другом, иногда замедляли свой солнечный хоровод и не спеша, будто отдыхая, парили в золотом огненном море...

И вдруг все сразу кончилось. Померк желтый свет, исчезли человечки со своими золотыми ладьями, пришли, будто пробиваясь из плотного тумана, негромкие голоса, отдаленное добродушное ворчание лодочного мотора, сердитое шипение волны, неожиданно накатившейся на песчаный пляж, и совсем рядом мелодичный звон гальки, ожившей под чьими-то ногами.

Он уже знал, что больше ничего подобного не повторится. Сколько бы ни лежал на пляже и ни ждал, золотые человечки на золотых ладьях сегодня больше не появятся... Он отвернул голову от яркого солнца и немного приоткрыл глаза: высокая девушка не спеша удалялась по кромке берега в сторону причала. Сразу бросились в глаза длинные ноги, на узкую спину широкой волной ниспадали каштановые с бронзовым отливом волосы. Ей оглядывались вслед, но она, казалось, никого не замечала, лениво переставляя плотно пригнанные одна к другой ноги, шла у самой воды и смотрела на море. Лицо девушки он не успел разглядеть, видел лишь высоко поднятую голову и нежно очерченный овал лица. И еще тоненькие лучики черных ресниц.

Девушка прошла мимо и унесла с собой солнечных человечков с их ладьями и причудливым миром. Он ее здесь еще не видел. По-видимому, только что приехала в Коктебель, раз даже загореть не успела. Сам-то он за две недели, что прохлаждается здесь, успел обуглиться как головешка. Загар к нему быстро пристает. Из всей компании он самый черный. Конечно, все это ерунда, приедешь в Ленинград и не заметишь, как южный загар за месяц-два сползет. Да, собственно, что тут еще делать, если не загорать и не купаться? Коктебель - поселок маленький, никаких тебе развлечений, только пляж и море, да еще прогулки в горы. И все равно Коктебель ему нравится. Так уже повелось, что каждый отпуск он с друзьями выбирается сюда хотя бы на две недели. Здесь что-то еще сохранилось от дикого первобытного Крыма да и народу не так много.

Почувствовав, что пот щиплет глаза, он, упершись руками в гальку и оттолкнувшись, одним сильным махом встал на ноги. Несмотря на то что солнце порядком его расслабило, натренированные мышцы сработали безукоризненно. Он бросил взгляд в ту сторону, куда ушла девушка, и снова увидел ее. Она сидела на корточках у воды и перебирала гальку. Этим тут все занимаются: ищут куриного бога - это камень с дыркой - или разные полудрагоценные камешки. Правда, галька красива, лишь когда омывается морской водой.

Стоит сверкающий камень вытащить из воды - и он блекнет, бледнеет, теряя свои живописные краски и оттенки, точь-в-точь как окунь, пойманный на удочку.

Осторожно входя в холодную зеленовато-прозрачную воду - под ногами сплошные камни, - он подумал, что в этой незнакомке с бронзовыми волосами что-то есть, и, оттолкнувшись ногами от дна, поплыл. Сначала было такое ощущение, будто все тело наждачной бумагой натерли, даже заныло под ложечкой, но скоро он перестал чувствовать жгучий, пронизывающий холод. Из головы все не шла эта девчонка. Причем и не разглядел-то ее толком... Такая красотка долго не будет пребывать в гордом одиночестве... На пляже ее заметят быстро. Он оглянулся в ту сторону и увидел, что к ней уже подсел черноволосый мужчина. Он, кажется, из Молдавии, поэт, или драматург. Живет в одном из маленьких коттеджей Дома творчества. Юркий такой! Ни одной новенькой на пляже не пропустит. Вот и к этой уже прилепился... Наверное, про коктебельские камешки заливает!..

Злясь на себя, что никак не может из головы выкинуть незнакомку, он перевернулся на спину и, глядя в голубое ослепительное небо, поплыл к красному бую, дальше которого заплывать запрещалось. Если у берега вода была еще терпимой, то здесь - и вовсе холодной. Было начало мая, и купались в море далеко не все. С непривычки вода обжигала, могла вызвать судорогу. Многие, полежав на солнце, осторожно забирались по колено, быстро приседали и пулей выскакивали на берег. Некоторые доплывали до буя и мигом назад.

Так что в море было мало купающихся. Белые камни на дне казались совсем рядом - протяни руку и дотронешься. На самом деле здесь было глубоко. Что-то мягкое, студенистое прикоснулось к его плечу, скользнуло по щеке, мимо самого носа медленно проплыла прозрачно-голубоватая медуза. Он скосил на нее глаза и увидел рядом еще одну, другую, третью... Их тут были десятки, сотни! Настоящее медузовое царство. Говорили, что медуза может ошпарить, как крапива, но он не верил в эти басни. Брал даже больших медуз в ладони, прикладывал к телу, и ничего не было.

Он проплыл мимо буя. Вывел его из задумчивости многократно усиленный динамиком скрипучий голос: "Гражданин, вернитесь в зону купания!"

Он еще проплыл немного вперед и лишь после третьего окрика повернул обратно. Ребята-спасатели могут сесть на моторку и на глазах всего пляжа насильно "спасти" его...

Впереди колыхался на волнах красный пупырчатый буй. Рядом с ним в едином ритме покачивалась темноволосая голова Вадима Вронского. И буй и голова то исчезали за величественным гребнем волны, то снова появлялись. Со стороны моря катили и катили волны. И уже не такие маленькие, как были вначале. Появился глухой глубинный шум, будто где-то на дне моря заработала могучая турбина. А он и не заметил, что волна поднялась. Она уже не зеленая, а темная со свинцовым отливом чуть ниже белого гребешка.

- Привет, нарушитель границ! - улыбнулся Вадим.

Кирилл подплыл к бую, уцепился за скользкую ржавую цепь, обросшую зеленой тиной, и закачался рядом с приятелем.

- А ты как всегда на страже социалистической законности, - ответил Кирилл.

- Ты только подумай, - сказал Вадим, - мы купаемся, загораем, а в Ленинграде всего плюс пять. Люди в зимней одежде ходят.

- А на Северном полюсе минус пятьдесят, - улыбнулся Кирилл.

- Тебя, конечно, домой не тянет... А я уже соскучился по Люсе, ребятишкам!

- Это заметно, - усмехнулся Кирилл. - Где же ты, интересно, преданный муж, нынешнюю ночь провел? Только не говори, что преследовал опасного рецидивиста... Я ведь не жена, все равно не поверю!

- Мы бродили с ней по пустынному пляжу, а луна была так прекрасна, звезды отражались в море, романтично вспыхивал и гас маяк, а потом...

- А потом ты бросил ее на пляже и побежал играть в преферанс, - с улыбкой закончил Кирилл.

- Это уже ближе к истине, - согласился Вадим. - А ты, профессор, чем занимался вечером? Куда ты сразу после ужина слинял?

- Никогда не догадаешься!