Краски потемнели от времени, лишь березовая роща блистала белизной и свежестью. На этой картине Кирилл чаще всего останавливал свой взгляд. И замечал, что настроение становится лучше, будто он глотнул свежего полевого ветра с запахом трав и молодого березового листа. Лишь об одном он сожалел, глядя на картину, - это о коршуне, которого художник позабыл изобразить над рощей... Путешествуя вместе с друзьями по Псковщине, он видел в солнечный полдень над березовыми рощами этих величественных птиц, безмолвно парящих в прозрачном с голубизной небе...
На третьей картине - портрет усатого, толстого, веселого человека с расстегнутым воротом и явно под хмельком. Это самое ценное полотно, оно написано самим Франсом Гальсом.
Над ковром особняком висела еще одна картина в тяжелой позолоченной раме. Она была самая большая и с раннего детства не нравилась Кириллу, хотя мать очень ценила эту картину. На холсте была изображена вакханалия в девственном лесу: полуобнаженные мужчины и Рубенсовой дородности женщины пировали на цветущей поляне. Они сидели в обнимку на коврах с серебряными чашами в руках, на вертелах жарились бараны, зайцы, фазаны. Вдали краснолицые виночерпии прямо из бочек черпали серебряными ковшами густое и красное как кровь вино. В центре группы седобородый вельможа с юной красавицей на коленях. Запрокинув голову и прижимаясь к господину, красотка с обещающей улыбкой смотрит на юного пажа, прислонившегося к толстому дереву. У юноши вьющиеся кудри и горящий взор.
Высоко над пирующими, в гуще ветвей, притаился обнаженный маленький кудрявый охотник с луком. За спиной у него золотистые крылья, тетива туго натянута, вот-вот свистнет золотая стрела и насквозь пронзит сердце кого-нибудь из пирующих. На розовых губах Купидона лукавая улыбка, через плечо на перевязи колчан со стрелами. Стрел много, на всех хватит...
Днем картина прячется в полусумраке комнаты и деталей не разобрать, а вечером, когда зажигается люстра, полотно оживает, приобретает колорит, а маленький стрелок из лука вдруг неожиданно выступает на первый план.
Если знакомые и заводили разговор о картинах, то лишь о первых трех, это же полотно, будто сговорившись, все обходили молчанием, хотя и подолгу стояли перед ним.
И еще была одна особенность у картины: если встать под включенной люстрой, то казалось, что маленький стрелок из лука целится именно в того, кто смотрит на картину. И в бесовских глазах его вспыхивали зловещие блики.
Картина притягивала Кирилла и одновременно отталкивала. Наверное, написал ее все-таки очень талантливый художник, придав всему пиршеству на поляне нечто демоническое.
В эту квартиру со старинной мебелью, кожаными корешками книг на полках, прекрасными картинами врывалось и новое, современное - это стереофонический магнитофон с колонками и проигрыватель. Кирилл собирал пластинки с классической музыкой, а на магнитофоне прокручивал легкую музыку. У него накопилось много пластинок и кассет с самыми разнообразными записями. Первое время, когда он всерьез увлекся современной музыкой, в основном группами типа Битлсов, частенько бегал по комиссионным магазинам и доставал там кассеты с записями (сам он не записывал), а потом остыл и теперь лишь при случае приобретал новые пластинки или кассеты.
Большая комната была метров двадцать пять, а маленькая смежная - всего шесть. Не комната, а чулан.
В маленькой комнате у окна стоял полированный малогабаритный письменный стол и кресло, у противоположной стены низкая деревянная кровать, над ней несколько книжных секций, вот, пожалуй, и все убранство кабинета, если не считать несколько старинных гравюр.
Кухня была небольшая, тесная, но Кирилл любил там читать и даже иногда работал за резным с мраморной доской деревянным столом, вплотную притиснутым к высокому окну. И шум ему не мешал. Эта привычка заниматься на кухне осталась у него со школьной скамьи. Когда-то за этим самым столом, который никогда не накрывался скатертью, он готовил уроки. Кое- где в сероватый мрамор намертво въелись чернильные пятна.
Кирилл лежал с еженедельником "За рубежом" на широкой тахте в большой комнате, когда на журнальном столике зазвонил телефон. Помедлив, он протянул руку и взял трубку.
- Не хочешь со мной проветриться? - услышал он голос Вадима Вронского.
Кирилл взглянул на часы: без пятнадцати девять. Все понятно, Вадим сегодня дежурит в управлении и едет на очередное происшествие. Когда время позволяло и было по пути, он брал с собой в оперативную машину Кирилла. Майор Вронский почему-то был уверен, что у его друга талант детективного писателя. Как-то в шутку сказал, что если его можно считать Шерлок Холмсом, то Кирилл - типичный доктор Ватсон.
Дело в том, что Кирилл иногда выступал в печати с очерками и статьями, а его карьера "детектива" началась с того самого времени, когда он, поддавшись уговорам Вадима, написал большой очерк об одной сложной операции по ликвидации банды, занимавшейся угоном личных автомашин. Кирилл с удовольствием принял участие в этой операции, тем более что был весьма заинтересованным лицом: у него дважды угоняли "Жигули".
Кирилл и сейчас без колебаний согласился. Он-то знал, что такое "проветриться" с Вадимом. Черт с ним, не выспится, зато впечатлений будет предостаточно.
- Когда выходить?
- Через пять минут, - ответил Вадим, и по его голосу Кирилл понял, что тот улыбается в трубку.
Когда он, на ходу дожевывая бутерброд с сыром и маслом, спустился по широкой каменной лестнице с деревянными перилами с третьего этажа, у соседнего дома ждала его знакомая "Волга" с двумя или тремя антеннами. Вадим никогда не останавливался у парадной. А звонил он прямо из машины, и как это делается, Кирилл никак не мог понять.
Кирилл забрался в машину, где для него было оставлено место, поздоровался. Кроме Вадима, сидящего рядом с шофером, в машине было еще двое. В одном из них он узнал старшего лейтенанта Сашу Тихонова, с которым уже не раз встречался, второго увидел впервые.
Вадим не имел привычки представлять своих сотрудников, знакомство происходило потом, в процессе работы. Поэтому Кирилл, бросив взгляд на невозмутимо сидящего рядом незнакомца, кивнул ему и повернулся к Вадиму.
- Мне Иванов звонил, - сообщил он. - Вроде бы хочет снимать новый телефильм. Говорил, что сценарий ему понравился. Фильм о чистой поэтической любви.
- Известный женоненавистник будет ставить фильм о чистой поэтической любви. Чудеса, да и только! - усмехнулся Вронский.
- Он же не Штраус, который мог творить только влюбленный, - заметил Кирилл. - Я рад за него, а то он совсем захирел.
"Волга" мчалась по улицам города в сторону Невской лавры. Миновав ее, повернула направо и понеслась по проспекту Обуховской обороны. Было еще светло, и над неспокойной Невой плыли низкие серые облака, доносились гудки буксиров, крики чаек. Уличные деревья еще были зелеными, но осень уже кое-где выборочно позолотила листья. Дождя не было, однако асфальт мокро блестел. Очевидно, по улице прошлась поливо-моечная машина.
"Волга" свернула на проспект Елизарова, нырнула в тихий проулок и остановилась напротив невысокого четырехэтажного дома, почти полностью спрятавшегося в тени высоких тополей. У одного из подъездов толпились возбужденные жильцы, среди них выделялась высокая фигура милиционера. Впереди них стояла желтая оперативная машина с включенной синей лампочкой на крыше.
Вадим снял трубку и коротко что-то сказал, Кирилл толком не расслышал. Они быстро выбрались из машины, старшина, увидев их, отдал честь и вопросительно посмотрел на Вронского в форме майора милиции. Раздвигая любопытных, они прошли в подъезд и поднялись по узкой лестнице на третий этаж. Там тоже стоял милиционер. Он козырнул майору и предупредительно распахнул обитую коричневым дерматином дверь.
В квартире заканчивали свою работу криминалисты. Врач судебно-медицинской экспертизы сидел за столом и составлял заключение. Одновременно со вспышкой щелкал затвор фотоаппарата в руках эксперта. А на разобранном диване-кровати отрешенно лежала совсем юная девушка с заостренными красивыми чертами белого лица. Глаза у нее были закрыты, будто она только что уснула, рот чуть-чуть приоткрыт. Но в этой гипсовой неподвижности ее фигуры и лица, еще более подчеркиваемой оживлением спокойно работающих экспертов, притаилась смерть.