– Как живете-можете, Александр Михайлович? Я только что разговаривал с Дмитрием Федоровичем. Знаю обо всем. Одобряю сроки. Действуйте.

Этот тоже не спросил, как я собираюсь действовать. «Как?» – этот вопрос заслонял, казалось, все небо.

Извинившись, я попросил всех выйти из автобуса, задержав только Черемных. Надо было принять важное решение и взять всю ответственность на себя. Мы сидели и молчали, обмениваясь взглядами и, не раскрывая рта, мыслями. Где же ты, единственно верное решение?..

Сидим. Молчим. Думаем.

Зазвонил телефон. Оба вздрогнули.

– Здравствуй, Александр Михайлович! – голос Огаркова. – Только что я говорил с Константином Устиновичем.

Бог мой, как все завертелось!..

– Он передает тебе привет и сказал, что САМ ждет положительного ответа не позже, чем через двое-трое суток. Ты уяснил, кого я имею в виду.

– Уяснил. Дорогой Николай Васильевич, уяснил. Что мне рекомендуешь делать?

– Тебе виднее. Но что бы ни было, за тебя я постою.

Опять сидим молча. Думаем. Думаем…

Наконец Черемных, догадавшись о моих мыслях, сказал:

– Я знаю о чем вы думаете, Александр Михайлович, и разделяю ваши намерения. За двое суток Герат во что бы то ни стало надо вернуть…

Я почувствовал признательность своему другу за поддержку.

Он продолжил:

– Всей силой подавить! Прижать к земле! Заставить ждать и ждать штурма! Но… – и он дал мне самому принять решение, касающееся этого «но» – на то я и занимаю должность Главного военного советника, чтобы все остающиеся «но» брать на себя.

– Приглашай.

В автобус вернулись все те, кого я ранее попросил выйти.

Как правило, командующий или главнокомандующий свое решение предваряет изложением замысла: чего и каким способом добиться. Затем формулирует само решение, и затем уже ставит задачи. Эта классическая формула не подходила к данной неклассической обстановке.

Я обратился через переводчика к своим коллегам.

– Обстановка тяжелая. Герат практически сдан. Но есть у нас надежда и уверенность за двое-трое суток его очистить. Мы имеем опорные пункты в городе – генерал-губернаторство, радиостанцию и имеем в своем распоряжении достаточно сил – в пределах до двух дивизий под Гератом. Сейчас нужны решительные действия, и для этого – ваше согласие и ваша помощь.

Не зная еще моего решения, не зная о конкретных действиях, все зашумели: мол, согласны, будем действовать. Приказывайте!

– Первое: товарищ Сафронов, организуйте облеты города посменно четверкой, а с 14 часов сегодня и восьмеркой вертолетов, с ведением огня холостыми зарядами в течение всего дня.

Второе: командиру 5-й гвардейской мотострелковой дивизии и командиру 17-й пехотной дивизии сформировать сто боевых групп в составе: танк, два-три бронетранспортера или БМП, 25-35 человек смешанного состава – к утру завтрашнего дня. Ответственные – генералы Шкидченко (по 17-й пехотной дивизии) и Панкратов (по 5-й мотострелковой дивизии).

Третье: в течение дня к наступлению ночи Герат обложить со всех сторон силами 5-й и 17-й дивизий, прикрыв все выходы и входы в Герат.

Четвертое: с наступлением темноты вести мощный непрерывный огонь из всех видов оружия с использованием тысяч осветительных ракет, имитируя атаку на Герат по всему периметру. Заставить моджахедов ждать неминуемого штурма города.

Пятое: с утра – время «Ч» установлю дополнительно – с 24-х направлений, разбив на четыре сектора, эшелонируя в три-четыре эшелона группы, вслед за танком, БТР и БМП – идти по Герату на соединение в центре города у генерал-губернаторства и радиостанции. На выстрел – да простят меня Господь Бог и Аллах – отвечать залпом. Да, залпом!

В выполнении этих задач иметь ввиду главное – избежать кровопролития. Для этого – сегодня днем и вечером разбрасывать листовки следующего содержания: город окружен, моджахеды, сдавайтесь, оружие выбрасывайте за дувалы. Кто будет сопротивляться, подлежит расстрелу на месте, кто сдастся – будет помилован.

Секретари ЦК НДПА закивали головами: согласны.

– Кто подпишет эту листовку?

Встал Нур Ахмет Нур, встал и Салех Зерай.

– Подпишем мы…

Я посмотрел на Черемных. В его глазах мелькнул сигнал – «против». Я поблагодарил Нура и Зерая за их смелость, но сказал, что пока не надо подставлять под удар партию.

– Думаю, что вернее будет подписать листовку… – Я медлил. Тогда встал министр обороны Рафи… – Верно, министру обороны.

Встал и Наджиб.

– Верно, – говорю, – и председателю СГИ.

Помявшись, Сарваланд тоже встал.

– Я подпишу. Как уполномоченный ЦК НДПА по зоне Герат.

– Общий расчет сил и средств, времени исполнения и общее руководство по очистке Герата, Владимир Петрович, возлагаю на тебя!

– Есть!

– Все свободны.

Я остался в автобусе один со своими тяжелыми раздумьями. Правильно ли все сделано? Сам себя утешал, что да, правильно. Прошло много лет, и теперь я себе говорю: в той обстановке именно так и надо было действовать.

Примерно через полтора-два часа, в 12-12.30 первая четверка вертолетов начала облет Герата. А дальше все пошло как и было согласовано. Теперь – кто кого перехитрит… Мне нужна была победа. Только – победа.

Все мои товарищи, кто получил задачу, разъехались в войска.

Со мной оставался Илмар Янович Бруниниекс, он постоянно принимал информацию. Генерал-губернатор подтвердил, что он прочно занял оборону, и генерал-губернаторство не будет сдано. Охрана радиостанции была тоже надежной, а мы передали, чтобы ждали подкреплений.

– Илмар, критикуй мое решение, и, как всегда, прошу, без поблажек.

За пятнадцать лет совместной службы у нас с Бруниниексом сложились достаточно демократичные отношения. Я любил и ценил ум этого несколько медлительного, трудолюбивого и честнейшего латыша. Он всегда был мне необходим и в 38-й армии в Ивано-Франковске, и в Центральной группе войск в Чехословакии, и в Прибалтийском военном округе в Риге – всюду он был моей совестью.

Он медлил с ответом. Очевидно, взвешивая суть каждого слова.

– При всэй жэстокости, дэрзости и нахальствэ моджахедов – они всэ трусы. И правильно рэшили: надо их подавить тэм, чэго они нэ ожидают. Увидитэ – всё будэт нормально…

– Спасибо, Илмар.

К вечеру с вертолетов уже сбрасывали листовки.

Продолжали стягиваться к окраинам Герата полки 5-й мотострелковой дивизии и 17-й пехотной дивизии, шло формирование боевых групп. Их состав я уже называл. И если умножить их численность на 100, то получится несколько тысяч бойцов.

Это будут хорошо подготовленные и вооруженные группы, и задача у них будет одна – очистить улицы Герата от моджахедов. При этом на их выстрел отвечать залпом. А что касается чистки дворов и досмотра жилищ – это, конечно, возлагалось на организацию Наджибба, его Хад и на Царандой.

Ночь прошла без сна, но по плану. С интенсивной стрельбой, пусками ракет. То есть проводилась массированная дезинформация. Противник хитрил, и я тоже хитрил. Он хотел добиться штурма Герата, чтобы всему миру показать: смотрите, мол, как русские стирают с лица земли афганский город, уничтожая стариков и детей. На это мы, конечно, пойти не могли. Но и оставлять город в руках противника тоже не могли. И мы давали ему возможность подумать, что делать, исходя из якобы готовившегося нами беспощадного штурма Герата.

Вокруг Герата бушевал огненный смерч. Небо над городом стало золотым. И этот яркий свет, и грохот орудий, и треск пулеметов и автоматов – все это вводило меня в мрачные мысли, так контрастировавшие с фейерверком – «работой огня»! – над городом. Я словно видел обезображенные страхом лица горожан… «И нечестивые падут, объяты пламенем и прахом.» Мне вспомнились тогда эти пушкинские строки из «Подражаний Корану». И тяжесть содеянного уже давила меня, и мучительно было сознавать: иного способа расправиться с противником – нет.

Бруниниекс получил по рации доклад командира батальона: муллы молятся, взывают к Аллаху.