— Вкус у тебя что надо, моя дорогая девочка. Это Александр Хок. Один из самых богатых мужчин в Великобритании, по крайней мере все так говорят. У него и титул есть, не «Ваше Высочество», конечно, но все же довольно хороший титул. Господи, хотелось бы мне однажды, пусть даже в старости, проснуться таким же богатым и знаменитым.

— О бог мой. Какой красавчик. Он женат? Скажи же, что нет. С кем он говорит и почему это не я?

— Хочешь познакомиться с ним?

Десять минут спустя Лилия оказалась в компании одного из самых привлекательных мужчин из всех, кого она когда-либо видела. Он спросил ее, не хотела бы она присоединиться к нему и выпить что-нибудь в баре.

— Я пью чертовски много на таких сборищах, — сказал он, — потому что все, что на них творится, заставляет меня рыдать от скуки. Я бы не против выпить рома «Гослингс» с черной печатью. Это бермудский ром. Весьма неплохой, если вы никогда не пробовали…

— Мне просто бокал белого вина, и все.

— Pisse-de-chat, — заявил Хок, — кошачье пойло. Попробуйте ром.

— Ну ладно. Мерси.

Хок кивнул бармену, который немедленно подошел и выслушал заказ. Спустя минуту подали напитки. Алекс поднял свой бокал и улыбнулся.

— Такое ощущение, что я вас где-то видел. Или я ошибаюсь?

— Прошу прощения?

— Вы знаете мое имя, а я вашего не знаю. Извините, меня не было в зале, когда показывали все эти заключительные кадры с именами актеров.

— Лилия Делакруа, месье Хок, рада знакомству с вами.

— И я рад познакомиться, — ответил Хок и понял, что ему больше нечего добавить. Он осматривал громадный зал, понятия не имея, что делать дальше. Алекс был немного удивлен сложившейся ситуацией. Эта маленькая рыжеволосая старлетка двадцати лет… О чем же, спрашивается, он думал, когда предложил ей…

— Я здесь никого не знаю, к сожалению, — сказала она наконец.

— Не сожалейте об этом. Я вас немного просвещу. Вот посмотрите на тех мужчин. Финансовые воротилы Сити. Вон тот толстый заводила, которого все слушают — лорд Моубрей. Рядом с ним Бэрингс, Ротшильд, Гамбро. Тот, что смеется над каждым словом Моубрея — Оппенгеймер. Алмазный король из Южной Африки. Ну и еще с ними несколько богатых герцогов. Вот такая милая компания.

— Мерси.

— Je vous en prie[13], мадемуазель.

— Вы говорите по-французски?

— Не очень хорошо. Знаю пару-тройку французских идиом, вот и все. Могу, например, описать фигуристую женщину, наподобие этой последней девочки Хичкока. Франчески… как там ее фамилия, что-то не припомню.

— Д’Аньелли. И что бы вы сказали о ней?

— Il y a du monde au balcon.

— «Все собрались на балконе», — перевела она дословно, засмеявшись. — Это значит — «ну и бюст».

— Точно. Моя дорогая девочка, извините, я заметил Тома Джефферсона, моего старого американского друга. И он, похоже, идет к нам…

— Привет, Хок, старый приятель. Ну и кино, чертовски интересное, правда? Ребятам понравилось безумно. А эта симпатичная молодая леди там тоже снималась, если я не ошибаюсь. Как дела? Я Патрик Келли. А вас как зовут?

— Умерь свой пыл, Кирпич. Я ее первым увидел. Не обращайте на него внимания, Лилия, он женат.

— Добрый вечер, господин посол. Меня зовут Лилия.

— Ничего себе, и откуда это вы узнали, чем я зарабатываю на жизнь?

— Моя близкая подруга сказала мне, что вы можете приехать сюда сегодня вечером. Я открою вам одну тайну. Она надеется, что у нее будет шанс поговорить с вами, месье, если вы все еще помните ее.

— Ну ладно, теперь вы по-настоящему пробудили мое любопытство, мадемуазель. Кто эта таинственная женщина?

— Франческа Д’Аньелли.

— Франческа? — чуть не подпрыгнул от удивления Кирпич. — О господи!

— Увольте меня от подобных разговоров, — заявил Хок, потягивая ром.

— Где она? Я бы с радостью поприветствовал ее, — сказал Кирпич.

— Ах, она будет так счастлива! Я только что видела, как она вышла на балкон в том конце зала. Наверное, покурить.

— На какой именно балкон?

— На тот, что рядом с тем баром. Пойдемте, я проведу вас к ней.

— Алекс, не уходи с позиции, — бросил Келли. — Закажи мне пока что «Кетель» со льдом и кусочком лимона. Я скоро вернусь.

34

Стокли очнулся, когда от его лба отрикошетила дождевая капля. Он открыл глаза. В них немедленно попала известковая пыль, и глаза защипало. Он поморгал и быстро осмотрел себя. Что болит, а что нет? Нос чертовски болел, особенно левая ноздря, куда этот извращенец совал свои серебряные ножницы. И ноги ломит, как будто по ним рельсом шарахнули. А еще — вот ведь дерьмо, прямо на нем лежал здоровенный кусок штукатурки. Тяжелый, собака. Примял и руки, и ноги. Ах, точно. Это ведь потолок рухнул, когда рванула бомба. А теперь над головой плыли темные облака, поблескивали далекие молнии, накрапывал дождь, и какие-то парни с фонарями ходили по обломкам. Спасательная команда. «Эй, я здесь», — хотел он было сказать.

Нет, это явно не спасатели округа Дейд. Эти парни что-то выкрикивали на испанском языке. Ладно, что не спасатели и что по-испански говорили, бог с ним, — только вот они все были в черном и с камуфляжной краской на лицах. И у всех были здоровенные автоматы. Явно неспроста. Какой-то китайский парень, должно быть, один из охранников того Дон Кихота, кричал от боли; послышался выстрел, и он затих. Так, значит, они добивают выживших.

Он закрыл глаза. Пусть думают, что мертвый. Лучше просто прислушиваться.

Если бы кто-то столько времени простоял на закоулках латинских кварталов Гарлема, продавая дурь, то обязательно кумекал бы по-испански. А Сток был как раз таким парнем. «Donde esta del Rio?» — услышал он слова одного из парней. «Где река?»

Теперь они светили фонариками рядом с ним. Они ищут реку? Повторяют это слово постоянно. Del Rio! Del Rio! Ну ведь это значит река, верно? Нет, не река.

Дель Рио. Этот самозваный Дон Кихот. Тип, прежде известный на Кубе как Родриго дель Рио. Этот музей, что разлетелся на куски, был его домом. А парни, вероятно, — кубинскими спецназовцами. Они и рванули бомбу. Искали как раз того парня, который совал ножницы Стоку в ноздрю. Где он был теперь? Стоку хотелось бы принять участие в поисках этого гада. Жаль, пошевелиться нельзя.

Еще он думал о Россе. Росс, как раз перед тем как все померкло, крикнул ему, чтобы он падал на пол. Так Росс мертв или опять притворяется? Он услышал еще один крик, но не на испанском языке, а снова на китайском, и опять в ответ раздалась автоматная очередь. Заткнули парня. Он мог видеть, как это происходило, даже с закрытыми глазами. Даже слепой мог представить себе эту сцену. Они все бродили по обломкам в поисках дель Рио и щелкали всех, кто не подходил под его описание.

Он должен был как-то добраться до Росса, помочь ему, пока они не нашли его и не пристрелили. Пытаясь не шуметь, он попытался руками и коленями сдвинуть с себя проклятый пласт штукатурки. Приподнял совсем чуть-чуть, но что-то соскользнуло сверху — наверное, кусок стекла — ну по крайней мере зазвенело, как стекло.

В то же мгновение один из парней высветил фонариком его лицо. Другой парень со всей силы звезданул ботинком по черепу. Глаза Стока поневоле раскрылись. Он смотрел на фонарик, улыбаясь, несмотря на то что ни черта не видел из-за огненных шаров в глазах. О черт. Больно, как в аду.

— Буэнос ночес, — сказал Сток. — Американо. Амиго.

Подумав, что этих слов вполне хватит, чтобы испаноговорящие братья приняли его за друга, Сток удивился, когда его еще раз хряпнули ботинком прямо в ухо. Несколько парней сняли с него обломок крыши, а четверо других схватили его за руки и за ноги. Решили, наверное, поднять. Он задался вопросом — а хватит ли четырех человек? Алекс всегда сравнивал его размеры со шкафом средней величины. Вообще-то он был больше среднего шкафа. Но может быть, он просто не видел действительно больших шкафов?